Марат Казей: мальчишка, награжденный посмертно

Белорусский партизан: детство осталось в прошлом
Марат Казей появился на свет 10 октября 1929 года в деревне Станьково, что в Дзержинском районе Белорусской ССР. Отец Иван Георгиевич отслужил десять лет на Балтийском флоте, являлся горячим последователем большевистских идей. Мать Анна Александровна также была убежденной коммунисткой. Их дети — дочь Ариадна и сын Марат — воспитывались в духе красного движения. Кстати, Иван Георгиевич служил на линкоре «Марат», в честь которого и назвал своего отпрыска.

Несмотря на активную поддержку советской власти, репрессии не прошли мимо семьи. Иван Георгиевич, преподаватель курсов по подготовке трактористов и председатель товарищеского суда, был обвинен во «вредительстве». В 1935 году его арестовали и сослали на Дальний Восток в город Биробиджан. Там он в скором времени и умер. Затем власть добралась и до Анны Александровны. Ее обвинили в «троцкизме», хотя она была членом избирательной комиссии по выборам в Верховный Совет СССР. Женщину дважды арестовывали, но все-таки она сумела доказать свою невиновность. Несмотря на все это, Анна Александровна продолжала поддерживать советскую власть.

 Марат Казей. (Pinterest)
Грянула Великая Отечественная война. Анна Александровна примкнула к партизанскому подполью в Минске. Она прятала у себя солдат, лечила раненных. Но в 1942 году фашисты узнали об этом. Женщину арестовали, а вскоре казнили. У осиротевших детей не было выхода, и они отправились к партизанам, примкнув к отряду имени 25-летия Октября. Так закончилось их детство, началась суровая военная жизнь.

Боевой путь Ариадны завершился уже зимой 1943 года. Партизаны прорывались сквозь кольцо окружения, и девушка сильно обморозила ноги. Осмотр показал, что ступни необходимо было ампутировать. Поначалу партизаны хотели отправить ее в госпиталь, но ее состояние сильно ухудшалось, поэтому приняли решение провести операцию на месте. И лишь в середине июня Ариадна была эвакуирована. Забегая вперед, стоит сказать, что она выжила. Стала заслуженным учителем Белорусской ССР и Героем Социалистического Труда. Умерла она в 2008 году.

Марат Казей с сестрой. (Pinterest)
Марату предложили эвакуироваться вместе с сестрой, но он отказался, оставшись с партизанами. Взрослые мужчины ценили мальчишку за его храбрость, ловкость и находчивость. Марат неоднократно пробирался в немецкие гарнизоны и всегда возвращался с добытой ценной информацией. Но использовали его не только как разведчика. Мальчишка участвовал в диверсиях и открытых боях с гитлеровцами. И даже ранения не могли его остановить. Марат являлся разведчиком штаба 200-й партизанской бригады имени Рокоссовского.

Последний бой юного партизана
Весной 1943 года у деревни Румок гитлеровцы смогли окружить партизанский отряд имени Фурманова. Надежды на спасение не было, поскольку противник имел численное преимущество. Но мальчишка сумел прорваться сквозь ряды карателей и добраться до партизанского отряда, расположенного неподалеку. Подмога пришла вовремя. Совместными усилия враг был разбит.

Этот случай, как и многие другие, не остались незамеченными. И в конце 1943 года Казей получил медали «За боевые заслуги» и «За отвагу», а также орден Отечественной войны первой степени. А ведь на тот момент ему было всего 14 лет.

Но весной 1944 года жизнь юного партизана трагически оборвалась. В мае вместе с начальником разведки штаба партизанской бригады Михаилом Лариным Казей возвращался из разведки. Поскольку в пути они были уже длительное время, командир принял решение остановиться в деревне Хоромицкие. Требовалось отдохнуть, а заодно повидаться с Виктором Кухаревичем — связным.

Памятник Казею. (Pinterest)
Ларин отправился на встречу, а Марат заглянул к своим знакомым, жившим в этой деревне. Но неожиданно началась стрельба, Местечко окружили каратели из карательной зондеркоманды «Дирлевангер» при поддержке отряда полицаев.

Михаил попытался отвлечь внимание гитлеровцев на себя, чтобы Марат успел сбежать и привести подкрепление. Но план провалился, поскольку Ларина практически сразу убили. Тем не менее Марат вырвался из окружения и добрался до опушки леса. Но у него закончились патроны, осталось лишь две гранаты. Немцы тем временем подходили все ближе и ближе. Марат понимал — его хотят взять живым, чтобы получить информацию о партизанских отрядах. Значит, пытки и мучительная смерть ему обеспечена. Казей подождал, пока немцы подошли максимально близко, а затем взорвал гранату. Юный партизан погиб. Выстрелы и взрывы услышали партизаны. Вскоре они подошли к деревне и ликвидировали карателей с полицаями.

Сначала мальчишку похоронили у деревни Хоромицкие. И лишь после окончания войны останки были перенесены в его родную деревню Станьково.

А спустя 21 год Марата нашла и самая главная награда. В 1965-м ему было присвоено звание Героя Советского Союза посмертно. Вскоре в Минске появился памятник юному партизану. В его честь называли улицы в разных городах СССР, некоторые школы носили его имя. 

Расследование не проводилось. Гибель актера Руднева

Борис Руднев (1944-1994) человеком был неудобным, весь состоящий из углов, комплексов, проведший жизнь в поисках недостижимого идеала.

Претендующий, как и все актеры, на мировое внимание, Руднев, не дожив и до 50-ти лет, оказался жертвой тотального забвения. Даже могила его затерялась на широких просторах Домодедовского кладбища. Только через 18 лет сестра Бориса нашла ее.
Уже начало жизни не предвещало мальчику легкого пути. Он появился на два месяца раньше срока и был настолько слаб, что врачи вынесли диагноз: «Не жилец». Первые месяцы Боря провел, обложенный грелками с горячей водой. Одна из них порвалась и малыш получил нешуточные ожоги. 

РУДНЕВ НА ЗАДНЕМ ПЛАНЕ В ФИЛЬМЕ "ДАЙТЕ ЖАЛОБНУЮ КНИГУ"
Отец Руднева был военным. Думая двигаться по его стопам, мальчик поступил в Суворовское училище. Не закончил.
Не закончил Руднев и актерский факультет театрально-художественного института. Ушел, якобы поспорив с педагогом по поводу личности Льва Толстого. 
Ушел Руднев не только из института, из семьи тоже. Сработал принципиальный до остроты характер. Жена его старшего брата умерла при родах. Спустя недолгое время тот снова женился. Борис не мог уместить в голове: как – так? Ведь такая любовь была и вдруг, - другая. Домашние, люди адекватные, встали на сторону человека, пытающего все начать заново. Разругавшись с матерью-отцом-братом, Борис уехал в Москву, прервав общение с семьей настолько, что окружающие не сомневались в его одиночестве. 

В Москве Руднев поступил во ВГИК.
Сниматься начал еще студентом. 

"ЧЕТЫРЕ СТРАНИЦЫ ОДНОЙ МОЛОДОЙ ЖИЗНИ
Дебютом Руднева стала картина Эльдара Рязанова «Дайте жалобную книгу», но в титры этого фильма актер не попал. Зато следующая работа – слепой лейтенант в фильме «Я родом из детства» была для Руднева определяющей. Его завалили ролями военных, чекистов, комиссаров. 

Довольно быстро Руднев заштамповался. Фильмы, где он играл главные роли – «Четыре страницы одной молодой жизни» (1967), «Сто шагов в облаках» (1973) – проходили малозаметно, а в хитах был незаметен Руднев. Я хорошо помню «Корону Российской империи, или Снова Неуловимые», «Зеркало», «Иронию судьбы, или С легким паром!», но для меня открытием явилось, что снимался там Руднев. Играл в «Короне» чекиста, у Тарковского типографского работника, у Рязанова таксиста.

 "ИРОНИЯ СУДЬБЫ..."
Едва начав карьеру, Руднев чуть ее не закончил.
На съемках картины «И никто другой» он с кем-то подрался на улице и умудрился, аки мушкетер, получить удар рапирой. Пережил клиническую смерть, ему удалили легкое. 
К моменту же окончания института в жизни Руднева снова появилась семья. Какие бы обиды на брата не держал Борис, но когда его племяннице потребовалось дорогостоящее лечение, он наступил на свои амбиции и устроился ремонтировать крыши. 

Этот период расставания с профессией долго не продлился. Руднева зачислили в штат «Мосфильма» и в труппу театра киноактера. 
Борис делал порой по пять-шесть фильмов в год, но это были роли на подхвате, не приносившие удовлетворения. Немецкий танкист в «Единственной дороге», тракторист в «Открытой книге», бандит в «Государственной границе». 

И все же это была профессиональная жизнь, как ни крути. 

"ДНИ ХИРУРГА МИШКИНА"
Подкосили Руднева лихие девяностые. Новый руководитель театра киноактера Олег Бутахин в целях оптимизации выкинул из труппы на улицу сотню человек. Пострадали чета Ивашов – Светличная, Тамара Носова, много кто. Ну и Руднев за компанию. 
Актер повторил путь Ивашова. Тот, лишившись театра, устроился на стройку прорабом. Руднев пошел трудиться к кавказцам в подпольный цех по разливу спиртного. Отношения с работодателями не сложились, Борис планировал уволиться. 

Его избили прямо на улице, когда он возвращался с работы. Рудневу удалось добраться до квартиры, он не стал вызывать «скорую», планируя «отлежаться». «Отлежаться» не получилось. На следующий день актер скончался. 

Похоронили его знакомые.

Ни расследования не было, ничего. Приехавшая через пару месяцев из Белоруссии сестра не смогла выяснить ни что случилось с братом, ни где похоронили его. 

Только в 2012 году поисковики нашли могилу актера. 

Светлая память! 

Производственная драма актера Виктора Степанова

 

26 декабря 2005 года скончался Виктор Степанов (1947-2005), актер, ставший в кино символом настоящего русского мужика.

В отличие от большинства лицедеев, Степанов не сильно отличался от своих полных внутреннего достоинства героев. Он не изменял принципам, не распускал язык, не нуждался в допингах алкоголя. 
Страстью Степанова была работа. 

Она-то его и погубила.
Можно понять безудержное стремление актера отдаваться съемкам полностью. Слава пришла к Степанову в зрелом возрасте под сорок, и это имело как положительные стороны (уберегая от звездной болезни), так и отрицательные (заставляя работать с удвоенной энергией, нагоняя время).

Уже в юности Степанов рассуждал об актерской профессии здраво и верно. 

«Я никогда в жизни не мечтал ни о театре, ни о кино. Мне казалось это несерьезным, баловством. Человек должен делать что-то реальное: пахать, косить, стоять у мартена, водить машины, самолеты».

Это все очень контрастирует с вдумчивыми россказнями большинства выкаблучников, как они рубились через тернии к звездам.
Степанова же вёл талант. Он, имея хороший вокал, поступил в Ростовское музыкальное училище, откуда через год перевелся в Тамбовский филиал института культуры. Получил диплом режиссера народного театра.
И начал не ставить спектакли, а играть в них.

"МИХАЙЛО ЛОМОНОСОВ"
Путь к звездному статусу через провинциальные театры Тамбова, Сахалина и Новгорода занял у актера почти пятнадцать лет. 
Прорывом стало биографическое полотно «Михайло Ломоносов» (1986). Девятисерийный фильм Александра Прошкина был интересен даже школьникам, настолько хорошо показан там трудный путь архангельского подростка к знаниям. У Прошкина получился роман воспитания, и основное внимание он уделил юному Ломоносову, которого на протяжении первых шести серий играл Игорь Волков. Степанову достался Ломоносов последних трех серий, - зрелый, лысый, усталый, и я четко помню разочарование, слишком резок получился контраст с внутренне дерзким героем Волкова. 

«Михайло Ломоносов» я смотрел несколько раз, прерывая просмотр на месте, где появляется степановский герой, но это скорее психологическая установка. Для меня в силу возраста и характера оказался важным герой-аутсайдер, делающий насмехающихся над ним академиков. 
Почему карьера Волкова после роли Ломоносова застопорилась, хотя у Степанова она вспыхнула? Красивый, с правильными чертами, харизматичный Волков оказался в полосе жесткой конкуренции. На его роли могли претендовать ровесники Харатьян, Шевельков, Колтаков, Олег Меньшиков, Андреи Харитонов и Соколов. А вот Степанов был почти один такой, - свежее лицо 40+; ярко выраженный типаж русского мужика; не красавчика, но с характером (актеры подобного склада Гармаш и Булдаков выстрелили позже). 

Сразу после Ломоносова Степанов получил роль Ермака в блокбастере Краснопольского и Ускова. В 1986 никто не предполагал, что «Ермак» попадет в производственный ад и будет сниматься 10 лет. 
Но и без «Ермака» работы Степанову хватало. Чего стоил хотя бы участковый из «Холодного лета пятьдесят третьего» (снова Прошкин). 

"ХОЛОДНОЕ ЛЕТО ПЯТЬДЕСЯТ ТРЕТЬЕГО"
Едва началась слава, рухнул брак Степанова. Увлекшаяся религией жена собралась в монастырь. Степанов не счел возможным ее удерживать. 
На съемках картины студии Довженко «Война на Западном направлении» актер познакомился с костюмершей Натальей, создал с ней новую семью и переехал жить в Киев. 

Вот где уникальность творческого пути актера, - когда кинематограф испытывал кризис, Степанов оказался востребованным настолько, что не побоялся покинуть столицу. И в Киеве его работа находила. Степанов постоянно находился в разъездах.
Он сыграл Малюту Скуратова в «Грозе над Русью», главную роль в комедии «Последнее дело Вареного». 

Но первым пунктом в повестке был продолжавшийся сниматься «Ермак».

"ЕРМАК"
На съемках одного эпизода Степанов в кольчуге упал с коня, травмировал позвоночник и сломал ногу. Передвигаться получалось с трудом, а что делать? Конечно, после случившегося, дуя на воду, физические трюки возложили на дублеров. Но финальную сцену гибели Ермака Степанов решил провести сам. И снялся, сломав в ноге металлический штырь.

После «Ермака» слава Степанова получила дополнительный импульс, сделав его одним из самых востребованных актеров российского кино. В 1997 он сыграл полковника Суворова в «Чистилище», Петра Первого в «Царевиче Алексее», мелькнул в недооцененной «Окраине» Петра Луцика. 

Травмы, полученные на «Ермаке», продолжали сказываться. Они спровоцировали онкологию. Лечение лишь замедляло на время процесс разрушения.

Степанов продержался десять лет, борясь с нешуточными болями и снимаясь, снимаясь, снимаясь.
Наконец, московские светила признали, что не могут поставить актеру диагноз. Предложенный курс противоопухолевого лечения тоже не принес результата.

Степанов скончался в возрасте 58 лет, вызвав у любивших его зрителей чувство потери.

Светлая память! 

Традиционные русские блюда, которые готовили не так, как сейчас

 

Двадцатый век очень изменил русскую кухню. Поменялась посуда, печь сменила плита, постоянно доступный набор ингредиентов стал другим. А ещё во имя дружбы народов людей приучали пробовать блюда других народов – и многие из них в адаптированном виде оказались заимствованы.
Пожалуй, современный русский сильно бы удивился, увидев, что ели его предки.

Щи
Королём советской столовой был борщ, и многие так к этому привыкли, что к двадцать первому веку красный суп потеснил самое популярное до того в народе блюдо – щи. Да и то сказать, столовские щи в своём уме и щами нельзя было назвать – хотя многие теперь их готовят по столовскому рецепту.

У этого блюда в давние века было несколько причин для популярности. Во-первых, для него почти не требовалось свежих продуктов, что в условиях короткого тёплого периода и отсутствия холодильников было очень важно. Во-вторых, за счёт ферментированных продуктов в составе оно помогало желудку справиться с другим основным продуктом – тяжёлым и плотным крестьянским хлебом. Были и в-третьих, и в-четвёртых, перечислять можно долго.

Щей было множество рецептов. В зависимости от времени года, от дня постного или скоромного, от достатка семьи хозяйка ставила на стол одни щи или другие. Общими были несколько принципов. В щах должны были быть кислая основа, крахмалистая основа, съедобные листья, специи.

Самыми популярными кислыми основами были квашеная капуста или щавель, иногда – другие заквашенные овощи и съедобные растения. Если суп варили на свежей капусте, то так или иначе подкисляли. Лимонов на русских подворьях не росло, так что обычно кидали кусочки кислых яблок. Могли забелить щи кислым молоком или сметаной. Капустные щи, кстати, как и борщ с капустой, никак не могли появиться прежде девятого-десятого века – до того капуста со средиземноморских берегов к славянам не проникла.

В качестве крахмальной основы до девятнадцатого века использовались мука либо крупы, например, ячмень (мы его знаем как перловку). Только во второй половине девятнадцатого века в щи прочно вошла картошка, хотя завезли её ещё при Петре I. Среди тех, кому правительство поручало культивировать картофель и распространять его среди крестьянства, был Авраам Ганнибал, суданский принц, воспитанник Петра и предок Пушкина.

Лучшие щи считались на говядине, но только не на парной. Парное мясо было праздничным блюдом, шло на стол сразу – жареным ли, варёным ли. В щи мясо шло, когда уже начало «трогаться». Порой до щей доходили только мозговые кости. Конечно же, варили щи и на свинине, и на рыбе, и на курице, и совершенно постные. В зелёные щи, из крапивы или щавеля, вместо мяса обычно клали яйцо. Ну и, конечно, в щи шли любые доступные специи – ведь варили их на несколько дней, и специи помогали им сохраниться. Правда, в эти несколько дней щи всё равно продолжали ферментироваться. Это считалось нормальным и многим даже нравилось.

Курник
Если не брать в расчёт казаков, у которых был свой взгляд на этот пирог, то курник на Руси подавался только на свадьбу и некоторые религиозные праздники. В северных землях, например, под Архангельском, курник часто делали с рыбой, а не курицей. Да и название его связано не с начинкой, а с тем фактом, что на вершинке пирога есть отверстие, над которым курится пар.

В современный курник кладут, как правило, картошку или рис. В традиционный же курник начинкой клали гречневую кашу. К курице и гречке добавляли столько разных начинок, сколько могли придумать – ведь они должны были символизировать богатство будущей семьи. Более того, курники ломали над головами жениха и невесты, и чем больше разной начинки на них при этом высыпалось, тем больше им предрекали достатка. На молодых могли при этом упасть кусочки квашеной капусты, яйца, жареного лука, грибов… Все эти начинки внутри пирога прослаивали тонкими листами теста.

Блины и ватрушки
Блины были довольно популярным блюдом, потому что не требовали дорогих ингредиентов. Но всё же пекли их не всякий день (например, чтобы угостить внезапных гостей), ведь во время приготовления блинов, в отличие от щей или каш, хозяйке было не отойти от печи. Но те блины, что ели до двадцатого века, понравились бы современному русскому человеку необязательно.

Во-первых, кислые ржаные блины были популярнее пшеничных. «Белые» блины готовили, в основном, на поминки и на Масленицу. То ли из-за связи с поминками, то ли из-за того, что пшеница дороже ржи, но просто так пшеничных блинов не ели в большинстве русских деревень. Кроме того, жарили блины часто не на масле – масло вообще как продукт использовали далеко не каждый день – а на топлёном жире.

Блины могли быть пустыми, а могли и с начинкой, которая в них заворачивалась после приготовления. Самой распространённой начинкой были остатки каши, которые могли смешивать для объёма с луком, капустой, остатками другой еды. Сметану к блинам в будние дни не подавали, если только не надо было её срочно спасать.

Как буднее блюдо, блины, да ещё и пшеничные, распространились в девятнадцатом веке в городских трактирах. Чаще крестьян ели их и помещики. Хотя блины были удобны для утилизации остатков праздничной еды, крестьянки предпочитали с той же целью печь пироги, например, векошник или ватрушку.

Да, ватрушки прежде на Руси пекли не только с творогом или вареньем – туда могло попасть буквально что угодно: капуста, яблоки, репа, картошка, даже крапива. Творожные ватрушки готовили на некоторые праздники, например, на Ивана Купала или на Егория Вешнего. Скорее всего, изначально творожные ватрушки были обрядовым языческим блюдом. Ватрушки же с вареньем распространились именно в двадцатом веке.

Кисель
Сейчас так называют в основном густой крахмальный напиток со вкусом ягод и фруктов. Ещё в советское время для него продавали готовые брикеты из крахмала и вкусовой основы, которые оставалось только развести водой и сварить. Но для русских крестьян кисель был не напитком, а блюдом, которое едят ложкой.

Слово «кисель» в прямом родстве со словом «кислый» – это изначально блюдо на основе заквашенной муки. Популярнее всего в девятнадцатом веке был овсяный кисель – овёс даёт не только много крахмала, но и сладковат сам по себе. Кроме овса, для киселя использовали такие культуры, как рожь, пшеница и конопля. Незаквашенный кисель, помимо овса, делали из гороха.

Кисель на заквашенной основе подслащивали медовой водой или свежим, в том числе неснятым (со сливками), молоком. Гороховый кисель обычно сочетали с мясным бульоном или жареным луком. Кисель ели и горячим, и холодным – холодный он был похож на желе, и его разрезали ножом.

Кисель был настолько популярным блюдом, что, когда на базарах стал популярен фастфуд, его предлагали наряду с калачами и другой «быстрой» едой. Черпали его из больших бочек. Хотя кисель был популярным будничным блюдом, его обязательно варили на поминки и на «родительские» субботы. В каждой местности были свои дополнительные секреты приготовления и подачи киселя. 

Побег из Лукьяновской тюрьмы

1902 год казался киевским жандармам крайне удачным. Тогда в Лукьяновской тюрьме города были собраны яркие представители революционного подполья.

По сравнению с мрачной Петропавловской крепостью Лукьяновская тюрьма в Киеве казалась настоящим санаторием. Заключенные могли часами общаться друг с другом, беспрепятственно выходить во двор — камеры запирались только на ночь. Это было довольно опрометчиво со стороны тюремного начальства, так как в стенах Лукьяновки в ту пору действительно была сконцентрирована предельная революционная масса: под одной крышей находились Николай Бауман, Максим Литвинов, Осип Пятницкий, Лев Гальперин и другие искровцы.

Столь облегченный тюремный режим позволил революционерам не только разговаривать между собой, но и устраивать подвижные игры. Они шумели, кричали, забирались на плечи друг другу и таким образом даже научились формировать «пирамиду». Еще одним любимым развлечением искровцев была чехарда. Особенно преуспел в играх Бауман. «Товарищи по заключению в Лукьяновской тюрьме прозвали Н. Э. Баумана балериной. Ловок, гибок, силен он был и умел в минуты бесшабашного веселья, которое порою находило на всех нас, ловко подражать танцам балерины…» — вспоминал В. С. Бобровский. Биограф Баумана, М. А. Новоселов, называл революционера душой тюремных развлечений.

Слева направо: Бауман, Литвинов, Пятницкий
Однако все эти веселые игры были лишь прикрытием: революционеры, обдумывающие план побега, нарочно создавали атмосферу всеобщей суеты, дабы надзиратели привыкли к непрекращающемуся гаму и не обращали на него особенного внимания. Да и «пирамида» из нескольких человек, со стороны напоминающая выступление цирковых гимнастов, также должна была помочь во время побега: от ее вершины до конца крепостной стены, казавшейся неприступной, оставалось совсем немного.

Помощь в организации освобождения искровцев оказывалась и извне. К примеру, однажды в тюрьму пришла супруга Баумана, и до этого нередко приносившая заключенным книги. На этот раз женщина просила сотрудников Лукьяновки передать мужу угощения и огромный букет цветов — по ее словам, у мужа были именины. Тюремщики выполнили ее просьбу. Наверное, никогда в истории мужчины так не радовались цветам: дело в том, что среди роз была спрятана «кошка» — прочный стальной крюк.
С тех пор подготовка к побегу пошла полным ходом. Заключенные сплели веревку из всех подручных средств — в ход шли фрагменты простыней и куски материи, тайком переданные друзьями и родственниками. Также искровцы собирали детали для импровизированной лестницы.

Дата побега назначалась семь раз, однако постоянно откладывалась в связи с непредвиденными обстоятельствами. И лишь восьмая попытка, осуществленная 18 (31) августа 1902 года, была доведена до конца. Искровцам снова оказались на руку «именины» — в этот раз виновником торжества был выбран заключенный Басовский. По словам Новоселова, потенциальные беглецы угостили надзирателей добытыми с воли крепкими напитками, щедро приправленными снотворным, а сами спустя некоторое время отправились во двор. Согласно продуманному плану, наверх заключенные поднимались по «пирамиде», а вниз спускались по веревке. Упомянутый выше Бобровский писал: «Лучше, красивее всех взобрался и исчез тов. Бауман. Когда я в эти минуты напряжения всех человеческих нервов наблюдал за всеми мелькавшими передо мною при тусклом свете тюремного фонаря фигурами товарищей, движения Баумана мне показались взмахом крыльев легкой птицы».

Когда тюремщики очнулись от крепкого сна, заключенным уже удалось скрыться. Беглецов ждали на воле: каждый из них получил от Киевского социал-демократического комитета адреса конспиративных квартир, 100 рублей на расходы и бланки для паспорта. Однако самому Бауману пришлось экстренно менять план действий. Он должен был сразу же направиться к жене, ожидавшей его в гостинице, но потрепанный внешний вид (шутка ли — перелезать через огромную стену и затем слоняться в темноте по оврагам) мог вызвать у швейцара определенные подозрения. Поэтому сначала Бауману пришлось приводить себя в порядок в одной из конспиративных квартир, а лишь затем встречаться с женой. Спустя пару недель — за это время пара успела пожить в нескольких местах — супружеской чете удалось покинуть пределы страны.

Дарья Пащенко 

Кондитерские войны.

27 ноября 1838 года состоялась Битва при Сан-Хуан-де-Улуа — одно из ключевых сражений Кондитерской войны, которое произошло между мексиканской армией и военно-морскими силами Франции.

В 1838 году французский кондитер Ремонтель, утверждавший, что его магазин в Мехико был разрушен во время смуты в 1828 году мексиканскими офицерами-мародёрами, обратился за защитой к королю Франции Луи-Филиппу, который потребовал 600 тысяч песо в возмещение морального ущерба. Мексика сочла эту сумму непомерной и в ответ объявила дефолт по французским кредитам. Франция ультмативно потребовала вернуть долги и, после того, как платёж не поступил, послала корабли под командованием Шарля Бодена для блокады всех мексиканских портов от Юкатана до Рио-Гранде, захвата порта Веракрус и бомбардировки форта Сан-Хуан-де-Улуа.

Последний был построен на островке, на норд-ост от города Веракрус, от которого отделяется проливом шириной около 900 метров. На севере тянется каменистая банка Галлега, почти оголяющаяся в большие отливы. Узким проливом отделяется от неё другая банка, Галлегилла. В 1838 году форт Сан-Хуан-де-Улуа вооружён 186 артиллерийскими орудиями различных калибров, поставленными в казематах, и семью 9-дюймовыми мортирами. Высота амбразур над уровнем моря была около 8 метров в полную воду. Форт был окружен широким рвом, почти занесён песком; вода в нём была только во время прилива.
В полдень 27 ноября истекал месячный срок ультиматума начальника французской эскадры Бодена мексиканскому правительству. За несколько дней французские офицеры, под руководством принца Жуанвильского, командовавшего корветом «Créole», произвели рекогносцировку форта, которая показала, что можно ночью высадиться на банке Галлега, внезапно напасть на один из фасов, заклепать его 36 орудий и пробраться в форт. Тем не менее было решено атаковать форт артиллерийским огнем, для чего назначены фрегаты «Néréide» (52 пушки), «Gloire» (52 пушки), «Iphigénie» (60 пушек), корвет «Créole» (24 пушки) и бомбарды «Cyclope» и «Vulcan».

27 ноября суда двинулись на места по диспозиции. В случае усиления ветра никакое маневрирование около опасных банок было немыслимо. «Néréide» и «Iphigénie» (на паровой тяге в 160 сил), «Méthéore», «Phaéton» и «Gloire» (под парусами) расположились на NO от форта на дистанции в 1.200 метров и всего в 100 метрах от мели. Затем пароходы установили на место бомбарды на севере от форта, в расстоянии около 1.500 метров. «Créole» должен был сражаться на ходу, маневрируя кругом банки. Едва тронулся флагманский фрегат «Néréide», от форта отвалила шлюпка под белым парламентерским флагом, которая привезла Бодену письма мексиканского министра иностранных дел и генерала Мануэля Ринкона, командующего войсками в Веракрусе. Однако, Боден усмотрел из этих бумаг только желание затянуть переговоры, и в 14:30 французская эскадра открыла огонь. Началась артиллерийская дуэль.
Позиция судов была выбрана так, что по линии из 3 фронтов с форта могли действовать только: одна 24-х фунтовая пушка, пять 16-и фунтовых, семь 12-и фунтовых, одна 8-и фунтовая и пять 18-и фунтовых каронад, — всего 19 орудий. Очень слабый ветер плохо относил пороховой дым, и потому приходилось иногда прекращать огонь, чтобы наблюдать за результатами стрельбы. К половине пятого дня 3 пороховых погреба были взорваны, а четвёртый был засыпан развалинами разрушенной над ним башни; ответный огонь форта существенно ослабел. Опасаясь оставить суда на ночь около банки, Боден в 17 часов приказал отвести «Gloire» к месту якорной стоянки эскадры, а через час начал подавать буксиры на пароход и флагманский фрегат. Но буксиры запутались, и только к половине девятого вечера смогли тронуться. Тогда, так как погода не давала никаких признаков ухудшения, Боден решил остаться на ночь на позиции.

В 21:00 из форта прибыл парламентер с предложением прекратить огонь на время уборки убитых и раненых, но Боден отказал и потребовал немедленной сдачи. Комендант крепости согласился, но просил разрешения снестись с командующим войсками в Веракрусе, генералом Ринконом. Так как к рассвету ответ не был получен, то «Gloire» и фрегат «Medée» (44 пушки) вновь заняли позицию. В 8:30 утра прибыл начальник штаба Ринкона и заявил, что последний согласен на капитуляцию, по которой бы французы заняли форт, и командующий войсками обязался оставить в городе не больше тысячи мексиканских солдат. Порт должен был быть открыт для входа коммерческих кораблей всех наций, и французский гарнизон Сан-Хуан-де-Улуа получил право запасаться свежей провизией в городе. Пролив между фортом и городом был немедленно занят корветом «Créole» и бригом «Cuirassier» (18 пушек), причём в руки французов попали мексиканские суда: корвет «Iguala» (18 пушек), бриг «Sturbide» (16 пушек) и 3 небольших судна (от одной до пяти пушек).
В общей сложности французские суда выпустили по форту 302 бомбы, 177 гранат и 7771 ядро. Гарнизон состоял из 1.100 артиллеристов и солдат, из которых около четверти выбыло из строя во время боя. Французы потеряли всего 33 человека (причем убитыми только четырёх), и суда их не имели серьезных повреждений. Узнав о взятии форта Сан-Хуан-де-Улуа, герцог Веллингтон заявил в английском парламенте: «Это единственный пример, который я знаю, что правильно сооружённый приморский форт был взят исключительно морской силой».

Действительно, это пример исключительный, тем более, что форт Сан-Хуан-де-Улуа имел репутацию неприступного, и пал он под ударами сравнительно небольшого отряда кораблей. Свою роль сыграли и ряд благоприятных условий, в которых оказался французский флот: удачная погода в период свежих ветров; непростительных промах коменданта крепости, генерала Антонио Гоюна, позволивший противнику без единого выстрела занять позицию на близком расстоянии, и неточная стрельба мексиканских наводчиков, что доказывается сравнительно ничтожными потерями французов.

Лукуста — беспощадная отравительница Древнего Рима.

…Но к счастью, настоящая Золотая эпоха политических отравлений канула в Лету вместе с Древним Римом. Травили все и всех: императоров, патрициев, простолюдинов, отцов, детей, гостей. Отравленным был даже водопровод и почти все вино. Хорошим тоном считалось иметь при дворе официального и «честного» специалиста по ядам. И на вершине этого искусства восседала Лукуста — настолько великая отравительница, что ее ядами травили императоров, а в качестве казни ей, по легенде, назначили постыдную смерть через изнасилование жирафом.

Римляне имперской эпохи обожали яды
Когда-то римляне были наивными и честными в своем простодушии варварами. Сохранилась история о том, как впервые увидев греческий театр, они не сразу поняли, что это «не взаправду». Римляне бросились на помощь одному из актеров, которого «унизил» по ходу пьесы другой актер, и начали протягивать ему оружие — «На, друг, отомсти ему, а мы посмотрим!». 

К началу нашей эры от изначальной деревенской простоты ничего не осталось. Во времена поэта Овидия отравления стали настоящим поветрием. С помощью ядов совершали ограбления, ядами решали политические и личные проблемы: «Страшные мачехи, те аконит подбавляют смертельный!». Именно в этот период появился обычай чокаться во время застолья — чтобы содержимое бокалов смешалось и возможный отравитель сам рисковал оказаться отравленным. Теперь-то мы знаем, что ядом была пронизана жизнь почти каждого горожанина и без всяких отравлений. Трубы в водопроводе были сделаны из свинца, да и сами римляне любили подмешивать в вино «свинцовый сахар» — ацетат свинца, который по мнению гурманов тех лет был невероятно полезен и приятен.

Великим отравителем был сам Калигула. Он много часов проводил в алхимической лаборатории. Но его интересовала не трансмутация металлов, а более «практическая сторона» — он разрабатывал химическое оружие для борьбы с оппонентами, прежде всего сенаторами и военачальниками. Неудивительно, что в этом круговороте яда появился преуспевающий класс профессиональных отравителей. И самой одиозной, самой известной и опасной стала Лукуста — придворная отравительница Нерона.

Лукуста была простой дочерью сельского знахаря, которая сделала блестящую карьеру отравительницы
Лукуста (другое прочтение — Локуста, но оно, судя по всему, менее правильное) родилась в Галлии. Она была дочерью знахаря и с детства разбиралась в травах, лекарствах и немного в ядах. Например в тех, которые должны вызвать выкидыш у односельчанки или отравить волков, терзающих деревню. Перебравшись в Рим, она обнаружила, что ее лекарское искусство здесь никому не нужно. А вот знание ядовитых трав в цене. Это как раз были времена Калигулы — весь высший свет старался не отставать от императора, иметь собственного отравителя было писком моды. В 41-м году Калигулу зарубили мечами собственные преторианцы, но яды от этого менее популярными не стали.

Изменить ничего не смог даже взошедший на престол ненавистник заговоров и ядов Клавдий. Хотя профессиональных отравителей стали преследовать. Видимо, заточения не избежала и Лукуста. Но ее тюремный срок оказался недолог. Однажды (это было в 54-м году) к ней в застенок пришла жена нынешнего императора Клавдия, Агриппина. Та предложила сделку: она освобождает Лукусту в обмен на самый сильнодействующий яд — для ее царственного мужа.

Отравление императора Клавдия белыми грибами
Лукуста не просто сварила зелье — она разработала остроумный план убийства. Зная, что император обожает белые грибы, отравительница создала яд, вкус которого был бы в них незаметен. Но главным блюдом для императора были не они, а перышко. Когда Клавдий съел грибы и занемог, Агриппина предложила ему известное средство — пощекотать перышком в горле, чтобы вызвать рвоту. Оно-то и содержало главный и куда более мощный яд. Пойманную в результате «расследования» Лукусту снова бросили в тюрьму и приговорили к смертной казни за отравление императора. Агриппина оказалась той еще змеей — но не могла же она оставить в живых такого важного свидетеля.

Впрочем, Лукуста снова просидела в застенках недолго. Ставший в результате заговора императором сын Агриппины Нерон оценил хитроумный план и приблизил отравительницу к себе. В конце концов, если бы не ее умение, он никогда бы не стал правителем. Дело в том, что он даже не был родным сыном Клавдия — тот усыновил Нерона, но довольно быстро понял, что этот юноша порочен и ужасен. Очевидно, наследником он хотел сделать младшего. но зато родного сына Британника, которого назвал в честь своего военного похода на Британию. Тот был слабоват, страдал от эпилепсии, но при этом был довольно харизматичен и умен.

Отравление сына Клавдия, Британника

В 54-м году новоявленному императору Нерону было 16, Британнику — 14. Но Нерон уже мыслил глобально, цинично и извращенно. Он тут же обожествил «любимого отца» Клавдия — ему стали поклоняться как богу. И в это же время молодой император задумал убить главного конкурента — слабого, но уже набирающего популярность Британника. Он повелел Лукусте сварить сильнейший известный ей яд. У него с матерью явно была общая страсть к излишней эффектности, особенно в убийствах.  Лукуста создала зелье, которое лишь вызвало у Британника спазмы и болезненный жар. Она-то понимала, что травить наверняка — значит травить не сразу, а постепенно, долго — так, что в итоге все будет похоже на болезнь. За это своеволие Нерон хлестал Лукусту плетьми, пока не рассек ей спину на кровавые лоскуты. Едва живая отравительница согласилась сварить самое сильное зелье, какое ей только было известно.

Древнеримский историк Гай Светоний Транквилл в «Жизни Двенадцати Цезарей» живописно описал этот момент.
«Та оправдывалась, что положила яду поменьше, желая отвести подозрение в убийстве; но он воскликнул: «Уж не боюсь ли я Юлиева закона!» — и заставил ее тут же, в спальне, у себя на глазах сварить самый сильный и быстродействующий яд. Отраву испытали на козле, и он умер через пять часов; перекипятив снова и снова, ее дали поросенку, и тот околел на месте; тогда Нерон приказал подать ее к столу и поднести обедавшему с ним Британику. С первого же глотка тот упал мертвым; а Нерон, солгав сотрапезникам, будто это обычный припадок падучей, на следующий же день, в проливной дождь, похоронил его торопливо и без почестей. Лукуста же за сделанное дело получила и безнаказанность, и богатые поместья, и даже учеников».
Другой древнеримский историк, Тацит, добавляет, что и здесь Лукуста придумала небанальный план. Отравлено было не вино, а прохладная вода в кувшине. Римляне в ту пору любили смешивать вино не только с ацетатом свинца, но и с горячей водой. Задумка Лукусты состояла в том, чтобы подать Британнику (и только ему) слишком горячее вино. И вино, и поданная к нему горячая вода тщательно проверялись, а вот холодная — нет. Никто ведь особо даже не предполагал, что она может понадобиться. Британник попросил остудить его бокал, просьба была выполнена, а через пару минут он уже лежал на полу, корчась. У него, как мы помним, была эпилепсия, и присутствующие приняли это за очередной приступ падучей, а потому не позвали врача.

«Одна и та же ночь видела умерщвление и погребальный костер Британика… его погребли все-таки на Марсовом поле при столь бурном ливне, что народ увидел в нем проявление гнева богов», — Пишет Тацит.

Ужасная казнь Лукусты
Лишь Агриппина поняла, что Британника отравили — но было поздно. Она не участвовала в затее, и лишь в этот момент осознала, какое чудовище сама же привела на трон. А что Лукуста? Она стала одной из богатейших женщин своего времени. Нерон подарил ей земли, богатства и открыл для нее собственную школу, где ученики отравительницы изучали алхимию, травничество и, конечно же, яды. Блистательнейшие молодые умы своего времени тратили здесь свои таланты на то, чтобы исподволь убивать людей.
Так продолжалось с 55-го года (со смерти Британника) до 68-го. В том году умер ее благодетель Нерон. Сенат объявил царственного злодея врагом народа, приговорил к публичной казни и отправил на его виллу отряд воинов. Прознав об этом, Нерон приказал выкопать себе могилу и попытался совершить самоубийство. Заколоть себя у него не хватило мужества, но он смог уговорить перерезать ему горло своего секретаря Эпафродита. Перед смертью император произнес эпохальное: «Коней, стремительно скачущих, топот мне слух поражает!» (из «Илиады»), а также «Какой великий артист погибает!».

К его любимице Лукусте жалости было еще меньше. Как утверждает историк Дион Кассий, ее, вместе и Гелием, Патробиусом, Нарциссом и «другими подонками, которые вышли на поверхность во времена Нерона», провели в цепях по городу и казнили. Согласно самой безумной версии тех событий, Лукусту за все ее прегрешения по повелению Сената изнасиловал жираф, после чего ее тело разорвали дикие звери. Но это, скорее всего, просто народная байка — такая же причудливая и извращенная, как и породившее ее время.

Тем, кто хочет прочитать про историю отравлений (и Лукусту в том числе), советуем обратиться к книге Питера Маккинниса «Тихие Убийцы. Всемирная история ядов и отравителей».

Владимир Бровин

Гибель «Принцессы Виктории»

Плавание из шотландского порта Странрар через порт Северной Ирландии — Ларн английские моряки в шутку называют «молочным рейсом». На этой линии действительно перевозят молоко. Маршрут протяженностью всего 35 миль является самым коротким морским путем между Шотландией и Северной Ирландией.

Едва ли кто-нибудь на Британских островах в начале 1953 г. мог предполагать, что именно на этой «молочной линии» произойдет катастрофа, которая по своей нелепости займет в истории кораблекрушений место рядом с «Титаником» и «Вестрисом».
Но случилось так, что почти новый, специально спроектированный для этой линии морской паром, выполняя очередной рейс, послал в эфир призыв о помощи. На «SOS» откликнулись береговые спасательные станции и суда, находившиеся в это время рядом. Держа с паромом прямую связь по радио, они поспешили на помощь. Но попытки спасти паром оказались безуспешными: его искали 4 часа и не нашли. Он уже лежал на дне, унеся с собой большинство находившихся на его борту людей. Это судно было рассчитано на перевозку 1500 человек, но, к счастью, в тот злополучный рейс на нем было всего 127 пассажиров. Спаслось только 43 человека. Если бы паром отправился в плавание с полным комплектом пассажиров, эта катастрофа наверняка повторила бы драму «Титаника».

Что это было за судно и почему оно погибло? С конца прошлого века сообщение между Шотландией и Северной Ирландией поддерживалось морскими железнодорожными и автомобильными паромами. Погибшая в 1953 г. «Принцесса Виктория» была четвертым по счету паромом, который имел это название.
Первый из них, паровой колесный паром, был построен в Дамбартоне в 1890 г. Через 30 лет его сменил трехвинтовой турбоход, который благополучно плавал на этом маршруте почти 20 лет. Третий паром имел недолгую жизнь: в начале второй мировой войны его переделали в минный заградитель, а в 1940 г. он затонул, подорвавшись на своей же мине близ Хамбера. Паром «Принцесса Виктория», о котором идет речь, был построен в 1947 г. в Шотландии судостроительной фирмой «Дэнни и братья». По своему типу судно было морским пассажирско-автомобильным паромом. Его регистровая вместимость равнялась 2694 т, длина — 92,4 м, ширина — 14,9 м, осадка — 3,9 м. Два дизеля фирмы «Зульцер» приводили в движение пару винтов диаметром 2,66 м, обеспечивая скорость 19 узлов. Судно могло принять 1515 пассажиров, 51 члена экипажа, груз и автомобили. Паром был собственностью Транспортной комиссии Великобритании и эксплуатировался Управлением государственных железных дорог страны.

31 января 1953 г. «Принцесса Виктория» должна была по графику выйти утром в очередной рейс. Большинство пассажиров прибыло в Стран-рар ночным поездом из Лондона. К утру погода резко ухудшилась: над морем неслись свинцовые облака, ветер срывал верхушки волн. За два часа до предусмотренного расписанием отхода судна метеорологи сообщили капитану Джеймсу Фергу-сону прогноз погоды. В нем говорилось, что близ залива Лох-Райана, на пути следования «Принцессы Виктории», ожидается шторм, который перейдет в норд-вест от умеренного до сильного. Поскольку по традиции на линии Странрар — Ларн паромы никогда не нарушали расписание из-за погоды, капитан Фергусон и не подумал о том, что рейс можно отложить. Тем более что в этот раз судно было недогружено: всего 127 пассажиров и 44 т груза — чай, обувь и др. Если бы Фергусон решил «переждать погоду», то это было бы для фирмы просто несолидно. К тому же среди пассажиров были два члена парламента Северной Ирландии и сорок специалистов авиационной промышленности, которые торопились в Белфаст.

В 7 ч 45 мин «Принцесса Виктория», дав гудок, отчалила. Помимо пассажиров, на борту находилось 49 членов экипажа. Так начался роковой для парома рейс…
Прошло ровно 2 часа, и радиостанции ближайших портов и находившихся поблизости судов услышали в эфире сигнал «SOS»: «“Принцесса Виктория”. Дрейфую близ устья Лох-Райана. Судно неуправляемо. Нужна немедленная помощь буксира». Это казалось странным, потому что еще в 9.40 паром видели с берега, когда он медленно шел навстречу ветру на север.
Принятое сообщение тут же передали на спасательную станцию в Портпатрик. Но ни там, ни в Странраре буксиров не оказалось. Спасатели обратились по радио к судовладельцам, чьи конторы были расположены на берегах реки Клайд. Но и у них не было ни одного буксира: все они в это время находились в заливе Дугласа. Командование Королевского военно-морского флота Шотландии, получив тревожное сообщение, отдало приказ командиру эсминца «Контест», который стоял под парами в Гриноке, немедленно выйти на помощь.

Ближе всех к «Принцессе Виктории», у входа в пролив Килбреннан, находилось спасательное судно «Сальведа». Приняв сообщение парома, оно изменило курс и поспешило на помощь.
При нормальной погоде «Контест» мог бы дойти до «Принцессы Виктории» за час, но из-за сильного волнения ему пришлось сбавить ход ниже среднего. Он мог прибыть только к 13 часам. Вынуждена была уменьшить скорость и «Сальведа».
В 10 ч 32 мин в эфире раздался сигнал бедствия: «SOS. «Принцесса Виктория», 4 мили к северо-западу от Корсуолла. Автомобильная палуба затоплена, сильный крен на правый борт. Нужна немедленная помощь. Судно неуправляемо».

Что же в это время происходило на пароме?
Когда паром «Принцесса Виктория» вышел из залива Лох-Райан в открытое море, подул встречный северный ветер, скорость которого достигала 75–80 миль в час. Пока судно шло на север, волны разбивались о его нос. Но как только паром лег на новый курс, волны стали ударять в корму.
От своей предшественницы «Принцесса Виктория» отличалась новинкой в конструкции кормовых ворот и грузовой палубы. Ворота были сделаны на шарнирах и состояли из двух створок высотой 1,67 м и шириной 4,2 м. Каждая створка складывалась пополам. Под ударами волн в корму судна правые стойки ворот прогнулись внутрь и перекосились. Закрыть их после этого оказалось невозможно. Видя, что вода начинает заливать автомобильную палубу, капитан Фергусон решил вернуться в залив Лох-Райан, ведя судно кормой вперед. При свирепом шторме это было возможно только с помощью носового руля, которым был оборудован паром. Но для этого на баке нужно было освободить чеку, крепившую баллер. В это время судно испытывало стремительную килевую качку, и посланные на бак боцман и два матроса подвергались риску оказаться за бортом. Они не сумели выбить чеку баллера носового руля, и капитан, оставив попытку вернуться в порт своим ходом, стал ждать буксира.

Через несколько минут кормовые ворота парома под действием волн раскрылись почти полностью, и вода хлынула на автомобильную палубу. В конструкции автомобильной палубы этого судна тоже была «новинка»: число штормовых шпигатов и их размеры были уменьшены до минимума (потом мы объясним, почему это было сделано). Вода, не успевая стекать через шпигаты, перекатывалась по палубе. Она собралась по правому борту, и судно получило крен 10 градусов.
Дело приняло серьезный оборот, и капитан Фергусон был вынужден послать в эфир «SOS». После 10 часов утра вода с автомобильной палубы через пожарную дверь стала проникать в пассажирский носовой салон.
«Принцесса Виктория» могла бы остаться на плаву, если бы залитой оказалась только автомобильная палуба, во всяком случае судно продержалось бы гораздо дольше. Затопление сразу двух помещений обрекало паром на гибель из-за потери остойчивости. Видимо, капитан Фергусон не оценил, насколько важно обеспечить водонепроницаемость пожарных дверей и не дать воде проникнуть в салон. Проходили минуты — вода продолжала заливать автомобильную палубу и салон. Вычерпать воду ведрами было невозможно. Команда понадеялась на помощь спасателей.

В 10 ч 45 мин Фергусон передал в эфир еще один сигнал о помощи, сообщив, что «Принцесса Виктория» находится у входа в Лох-Райан. Сразу же после этого он объявил пассажирам, что скоро подойдет помощь, и попросил их собраться на прогулочной палубе «Б» (над затопленной палубой), где команда раздала всем спасательные жилеты.
Крен парома на правый борт продолжал быстро увеличиваться, и людям уже трудно было передвигаться по наклонным палубам. На прогулочной палубе вдоль левого борта натянули леера. Пассажиры были спокойны: они знали, что судовой радист Давид Бродфут поддерживает постоянную связь с берегом и судами, которые подойдут на помощь с минуты на минуту.
В 10.54 радиостанция «Принцессы Виктории» передала: «SOS. Теперь нам необходима немедленная помощь». На этот сигнал бедствия со спасательной станции в Портпатрике в море вышел моторный бот. Он вышел только сейчас, спустя полчаса после первого сигнала «Принцессы Виктории». Оказалось, что его команда ушла на стадион смотреть футбольный матч, и, чтобы собрать ее, на стадионе сделали объявление. Лишь после этого незадачливые спасатели-болельщики бросились к месту своей службы.

Непотопляемый и не опрокидывающийся на волнах спасательный бот без труда преодолел шторм и подошел к указанному месту. Но терпящего бедствие судна нигде не было видно. Спасатели вызывали паром «Принцесса Виктория» на радиотелефонной частоте бедствия, но он не откликался — радиотелефонной станции на нем не было.
В 11 ч с парома последовала радиограмма: «Принцесса Виктория». Наше место в 4 милях к северо-западу от Корсуолла. Нужна немедленная помощь». Прибывшие эсминец «Контест» и спасательное судно «Сальведа» в указанном месте парома не обнаружили. Или он уже затонул, или место, обозначенное в сигнале бедствия, было указано неверно. Но не прошло и получаса, как в эфире снова прозвучал «SOS» с «Принцессы Виктории». Опять капитан Фергусон назвал место, где гибло его судно. Во всяком случае в 11 ч 25 мин было принято сообщение: «SOS. «Принцесса Виктория» приблизительно в 5 милях к западу-северо-западу от Корсуолла». Спустя 10 минут Фергусон повторил это сообщение, добавив: «Кардек затоплен, очень сильный крен на правый борт. Судно неуправляемо, нужна немедленная помощь».

Шторм в Северном проливе крепчал, ветер достиг почти 12 баллов по шкале Бофорта, налетали снежные шквалы, видимость почти пропала. Тщетно три корабля вели поиск гибнущего парома в районе Корсуолла.
Спасатели не знали, что в это время крен парома достиг уже 35 градусов, шлюпки правого борта почти касались воды, и пассажиры уже стояли не на палубе, а на стенке надстройки спардека…
Капитаны ведущих поиск кораблей считали, что паром погиб, но в 12 ч 52 мин радиостанция снова вышла в эфир: «Положение критическое. Машинное отделение правого борта затоплено».
Три корабля продолжали поиск. Весть об этом бедствии уже облетела всю Англию: местные радиостанции Би-би-си передавали в эфир, как идет спасение парома.

В 13.08 капитан Фергусон сообщил по радио:
«Сейчас остановились. Паром лежит на боку. Готовимся покинуть судно».
Вот что происходило в эти минуты на пароме. Крен на правый борт достигал 45 градусов, и шлюпки правого борта спустить было невозможно. Всего на пароме находилось шесть 26-фу-товых металлических спасательных шлюпок, по три с каждого борта, которые могли вместить 330 человек. При создавшемся крене спускать шлюпки левого борта было рискованно для жизни людей, но у капитана Фергусона не было другого выхода. Видимо, поняв, что помощи ждать нечего, и зная, что судно в любую минуту может перевернуться вверх килем, он отдал команду спускать шлюпки.
В шлюпке № 4 разместили женщин и детей. Как только она оказалась на воде, набежавшая волна ударила ее о борт парома с такой силой, что почти всех, кто в ней находился, выбросило в море… Можно было сделать и так: посадить людей в шлюпки с таким расчетом, что, когда паром пойдет ко дну, шлюпки (с отданными заранее талями) останутся на воде. Но капитан знал, что, прежде чем затонуть, паром наверняка перевернется вверх килем и шлюпки, ничем не удерживаемые на кильблоках, завалятся на палубу. Оставалось надеяться, что в момент погружения «Принцессы Виктории» с верхней палубы всплывут тридцать спасательных скамей (на 1140 человек) и спасательные круги.

Позже, во время расследования катастрофы, эксперты высказали мнение, что капитану Фергу-сону (который погиб) следовало спустить шлюпки намного раньше. И хотя это мнение было в принципе правильным, в отчете следствия указывалось: «Погодные условия были столь жестокими, что попытка спустить шлюпки оказалась бы катастрофической». Если это так, то все спасательные шлюпки «Принцессы Виктории», одобренные министерством транспорта Великобритании при последнем инспекторском осмотре в мае 1952 г., вообще не соответствовали своему назначению как спасательные.

«Принцесса Виктория» опрокинулась и пошла ко дну раньше, чем прибыли суда, казалось бы, хорошо организованной и налаженной спасательной службы Великобритании. Почему это произошло?

В тот момент, когда паром тщетно разыскивали у Лох-Райана и Корсуолла, Фергусон, к удивлению всех, в 13 ч 54 мин передал в эфир: «Наше место 5 миль восточнее Коплендского входа в Белфаст-Лох».

Оказалось, что капитан не знал координаты своего судна. Его искали у берегов Шотландии, а оно в это время тонуло у берега Северной Ирландии. Получилось, что с момента подачи первого сигнала тревоги до сигнала, переданного в 13.54, «Принцесса Виктория» прошла и продрейфовала весь Северный пролив и оказалась поблизости от Белфаста. Если бы Фергусон в одной из своих радиограмм упомянул, что судно движется в этом направлении, людей наверняка бы спасли.

Этот сигнал с парома приняли несколько судов, укрывшиеся от непогоды в заливе Белфаст-Лох. На судах «Орчи», «Пасс оф Драмочтер», «Лэйир-смур» и рыболовном траулере «Ист Коатс» радисты прослушивали эфир. Капитаны этих судов знали, что на спасение парома уже вышли эсминец «Контест», спасатель «Сальведа» и моторный бот из Портпатрика. В час дня радиостанция Би-би-си дала новые координаты «Принцессы Виктории» и сообщила, что нужна дополнительная помощь находившихся поблизости от Белфаст-Л ох судов. Тотчас четыре названных судна вышли в море. Изменили свой курс и три судна, искавшие паром у Корсуолла, — они направились к побережью Северной Ирландии.

В 13.58 идущие на помощь суда приняли с «Принцессы Виктории» последнее сообщение: «Судно лежит на боку. Машинное отделение затоплено. Мы покидаем судно». После этого связь по радио с паромом прекратилась. Прибыв к месту катастрофы, спасатели не нашли «Принцессу Викторию». На экранах индикаторов радиолокационных станций эсминца «Контест» и спасательного судна «Сальведа» никаких сигналов от судов в этом районе не было, в море не было видно ни спасательных шлюпок, ни плававших на воде обломков. Все говорило о том, что Фергусон опять неверно определил местонахождение парома. И лишь тогда, когда судно «Орчи» прошло несколько миль сначала на север, а потом на северо-северо-восток, спасатели наконец узнали место, но, увы, это было уже место гибели парома. На воде плавали обломки, спасательные круги, скамьи, перевернутые шлюпки. Драма разыгралась менее чем в 5 милях к северо-северо-востоку от острова Мью.

«Орчи» сообщил место гибели парома капитану спасательного бота, который спустили на воду со слипа в Донахади в 13 ч 40 мин. Этот бот спас почти всех, кто сумел остаться на воде после того, как «Принцесса Виктория» затонула. Двадцать девять человек оказались в шлюпке № 6, один — в шлюпке № 5, один — на спасательной скамье. Их нашли в 15 ч 30 мин, спустя полтора часа после гибели парома. Потом подошел эсминец «Контест» и спас шесть человек со шлюпки № 2 и еще двух. Траулер «Ист Коатс» спас одного человека и поднял на борт шесть трупов. Еще двоих со скамей сняли запоздалые спасатели бота Портпа-трика. Последней прибыла «Сальведа» — судно, которое первым приняло сигнал «SOS». Оно подошло к месту трагедии, когда поиски уже были прекращены.

Всего спасли 43 человека — 33 пассажира и 10 членов экипажа. Среди спасенных не было ни капитана Фергусона, ни радиста Бродфута. Таким образом, из 176 человек, находившихся на борту парома, погибло 133. При этом не спаслись ни одна женщина и ни один ребенок. Многие месяцы английская пресса комментировала трагедию в Северном проливе. Общественность страны требовала ответа на вопрос: почему погиб паром? Ведь он был спущен со стапеля одной из лучших шотландских судостроительных фирм, которая специализировалась на проектировании и строительстве морских паромов. Паром строился под наблюдением Регистра Ллойда и британского министерства транспорта. Проект его отвечал последним техническим требованиям по обеспечению безопасности человеческой жизни на море. Судном командовал дипломированный капитан дальнего плавания, имевший большой опыт и отличный послужной список.

Ответ на поставленный вопрос должно было дать официальное расследование катастрофы, которое велось в Белфасте с 1 марта по 9 мая 1953 г. Оно проходило под председательством судьи Кэмпбелла, известного специалиста по делам о морских авариях. Ему помогали три технических консультанта, один из которых, Робб, был профессором университета в Глазго.

Вывод следственной комиссии гласил: «Морской паром «Принцесса Виктория» погиб из-за утраты своих мореходных качеств, что было вызвано:
порочной конструкцией кормовых ворот, которые не выдержали напора волн, и, таким образом, вода проникла на автомобильную палубу;
неэффективностью водоотливных средств, которые не смогли устранить собравшуюся на верхней палубе воду, что вызвало крен на правый борт, привело к потере остойчивости, опрокидыванию судна и его затоплению».
Расследование показало, что новая конструкция шарнирных створчатых ворот не была одобрена ни классификационным обществом, ни министерством транспорта. В ходе дела выяснилось, что еще в ноябре 1951 г. правая створка кормовых ворот «Принцессы Виктории» была повреждена во время шторма и ворота закрыть не смогли. Позже их отремонтировали, но конструкцию не изменили.

Кроме того, эксперты с удивлением увидели, что на рабочих строительных чертежах «Принцессы Виктории» отсутствуют штормовые шпигаты для стока попавшей на автомобильную палубу воды. Оказалось, что владельцы судна решили их не делать, чтобы в будущем не иметь нареканий и жалоб со стороны владельцев автомашин, ведь морская вода, попадая через штормовые шпигаты на палубу, могла испортить никелировку лимузинов…
Тем не менее, несмотря на такое отступление от норм обеспечения безопасности судна, «Принцесса Виктория» получила свидетельство на годность к плаванию.

После трагической гибели английского парома, которая стала для всех жестоким уроком, в Великобритании стали больше заботиться о безопасности пассажирских судов в целом и в частности об обеспечении надежности кормовых ворот паромов и совершенствовании шлюпочного устройства.
Сделало определенный вывод и Королевское спасательное общество — оно стало оборудовать свои суда не только радиотелефонными установками, но и радиостанциями для связи с береговой базой. 

Стрельцы - военная элита России

 

Стрельцы заслуженно считали себя военной элитой России. Они героически сражались с неприятелем, обживали новые земли, но также стрельцы, недовольные своим положением, подрывали устои русской государственности.

РОЖДЕНИЕ
В 1546 году новгородские пищальники пришли к Ивану Грозному с челобитной, однако их жалобы царем выслушаны не были. Обиженные просители устроили бунт, который вылился в массовые столкновения с дворянами, где были и раненые, и убитые. Но дальше – больше: собравшегося ехать в Коломну царя бунтари не пустили, заставив государя добираться объездной дорогой.
Это событие разгневало царя, что имело свои последствия. В 1550 году Иван Грозный издает указ о создании постоянного стрелецкого войска, которое пришло на смену опальным пищальникам.
Первых стрельцов набирали «по прибору» (по найму), и состав их пополнялся в основном из бывших пищальников, приспособленных к военной службе. Поначалу количество стрелецкого войска было небольшим – 3000 человек, разделенных на 6 приказов. Туда большей частью входило свободное посадское или сельское население, а вот командовали приказами выходцы из бояр.
Несмотря на то, что в стрельцы нанимались преимущественно люди бедного сословия, попасть туда было не так просто. Людей брали по доброй воле, но главное — умевших стрелять. Однако позднее стали требовать поручительства. Достаточно было нескольких человек из бывалых стрельцов, своим поручительством отвечавших за побег новобранца со службы или утерю им оружия. Предельный возраст для вновь нанимаемых был не выше 50-ти лет – это немало, учитывая небольшую среднюю продолжительность жизни в то время. Служба была пожизненной, однако она могла передаваться и по наследству.

БЫТ
Квартировались стрельцы в слободах, получая там усадебное место. Им предписывалось разбить огород и сад, а также построить дом. Государство обеспечивало поселенцев «дворовой селитьбой» – денежной помощью в размере 1-го рубля: неплохое финансовое подспорье, учитывая, что дом по расценкам XVI столетия стоил 3 рубля. После гибели или смерти стрельца двор сохранялся за его семьей.

В отдаленных слободах жили очень просто. Улицы были в основном немощеные, а курные (без печной трубы) избы покрыты берестой или соломой, как таковых окон не было, тем более обтянутых слюдой – в основном это маленькие прорези в бревенчатой стене с промасленным холстом. В случае неприятельского набега осадное положение слободчане пересиживали за стенами ближайшей крепости или острога.
Между военной службой стрельцы занимались разными промыслами – столярным, кузнечным, колесным или извозом. Работали только под заказ. Ассортимент «стрелецких» изделий впечатляет – ухваты, рогачи, сошники, дверные ручки, сундуки, столы, повозки, сани – это лишь малая толика из возможного. Не забудем, что стрельцы наряду с крестьянами также были поставщиками продовольствия для города – их мясо, птица, овощи и фрукты всегда были желанными на городских базарах.

ОДЕЖДА
Стрельцы, как и положено в профессиональной армии носили форменную одежду – повседневную и парадную. Особенно хорошо смотрелись стрельцы в парадной форме, облаченные в длинные кафтаны и высокие шапки с меховыми отворотами. Форма хоть и была единообразная, но с цветовыми отличиями для каждого полка.
Например, стрельцы полка Степана Янова красовались светло-синим кафтаном, коричневым подбоем, черными петлицами, малиновой шапкой и желтыми сапогами. Часть одежды – рубахи, порты и зипуны – стрельцам приходилось шить самим.

ОРУЖИЕИстория сохранила нам любопытный документ, где описана реакция вяземских стрелков на получение нового оружия – фитильных мушкетов. Солдаты завили, что «из таких мушкетов с жаграми (фитильным курком) стрелять не умеют», так как «были де у них и ныне есть пищали старые с замки». Это никоим образом не свидетельствует об отсталости стрельцов в сравнении с европейскими солдатами, а скорее говорит об их консерватизме.
Наиболее привычным оружием для стрельцов была пищаль (или самопал), бердыш (топор в виде полумесяца) и сабля, а конные воины даже в начале XVII столетия не желали расставаться с луком и стрелами. Перед походом стрельцам выдавалась определенная норма пороха и свинца, за расходом которой следили воеводы, чтобы «без дела зелья и свинцу не теряли». По возвращении остатки боеприпасов стрельцы обязаны были сдавать с казну.

ВОЙНА
Боевым крещением для стрельцов стала осада Казани в 1552 году, но и в дальнейшем они были непременными участниками крупных военных кампаний, имея статус регулярного войска. Стали они свидетелями и громких побед, и болезненных поражений русского оружия. Довольно активно стрельцы призывались на охрану всегда неспокойных южных границ – исключение делалось лишь для малочисленных гарнизонов.
Излюбленной тактикой стрельцов было использование полевых оборонительных сооружений, именуемых «гуляй-город». Стрельцы зачастую уступали противнику в маневренности, а вот стрельба из укреплений была их козырем. Комплекс телег, оснащенных крепкими деревянными щитами, позволял защититься от мелкого огнестрельного оружия и, в конечном итоге, отразить атаку неприятеля. «Если бы у русских не было гуляй-города, то крымский царь побил бы нас», – писал немецкий опричник Ивана Грозного Генрих фон Штаден.
Стрельцы в немалой степени поспособствовали победе российской армии во Втором Азовском походе Петра I в 1696 году. Русские солдаты, обложившие Азов в долгой бесперспективной осаде, уже готовы были повернуть назад, как стрельцы предложили неожиданный план: нужно было возвести земляной вал, приблизив его к валу Азовской крепости, а затем, засыпав рвы, овладеть крепостными стенами. Командование нехотя приняло авантюрный план, но он в итоге с лихвой себя оправдал!

БУНТ
Стрельцы были постоянно недовольны своим положением – все-таки они считали себя воинской элитой. Как когда-то пищальники ходили с челобитной к Ивану Грозному, стрельцы жаловались уже новым царям. Эти попытки чаще всего не имели успеха и тогда стрельцы бунтовали. Они примыкали к крестьянским восстаниям – армии Степана Разина, организовывали собственные мятежи – «Хованщина» в 1682 году.
Однако бунт 1698 года оказался самым «бессмысленным и беспощадным». Заключенная в Новодевичий монастырь и жаждущая трона царевна Софья своими подстреканиями разогрела и без того накаленную обстановку внутри стрелецкого войска. В итоге, сместившие своих начальников 2200 стрельцов направились в Москву для осуществления переворота. 4 отборных полка, посланные правительством, подавили бунт в зародыше, однако главное кровавое действо – стрелецкая казнь – было впереди.
За работу палачей по приказу царя пришлось взяться даже чиновникам. Присутствовавший на казнях австрийский дипломат Иоганн Корб ужасался нелепостью и жестокостью этих казней: «один боярин отличился особенно неудачным ударом: не попав по шее осужденного, боярин ударил его по спине; стрелец, разрубленный таким образом почти на две части, претерпел бы невыносимые муки, если бы Алексашка (Меншиков), ловко действуя топором, не поспешил отрубить несчастному голову».
Срочно вернувшийся из-за границы Петр I лично возглавил следствие. Результатом «великого розыска» стала казнь практически всех стрельцов, а немногие уцелевшие были биты кнутами, клеймены, некоторые посажены в тюрьму, а другие сосланы в отдаленные места. Следствие продолжалось вплоть до 1707 года. В итоге дворовые места стрельцов раздали, дома продали, а все воинские части расформировали. Это был конец славной стрелецкой эпохи.