«Имя лейтенанта Шмидта — самое большое и громкое имя, чистым и незапятнанным переданное нам из той уже отдалённой эпохи. Это — имя если не вождя, то героя, яркой личности, беззаветно преданной Революции и во имя этой революции гибнущей с высоко поднятой головой».
«Пётр Петрович жил блистательным будущим, часто не утруждая себя глубокими размышлениями о возможных последствиях пути его достижения. У него для этого не было ни времени, ни достаточного политического опыта, а главной и основной причиной эдакой «революционности» была его легко возбудимая воспалённая психика… Он горел ярко, словно кривая свеча на ветру, которая обязательно должна погаснуть под его порывом».
Эти слова сказаны об одном и том же человеке, но с разницей примерно в 100 лет. В первой половине 20-го века Петра Петровича Шмидта сделали символом борьбы с режимом, в первой половине века 21-го стали считать человеком слабым и неуравновешенным. Потомственный морской офицер, он идеально подходил на роль того, кто вдруг «почувствовал неправду старого и устремился к великой правде нового». Однако особенности характера и виражи биографии не позволяют считать его героем без страха и упрёка.
Влюблённый в море
Пётр Шмидт родился в 1867 году в Одессе. Его отец Пётр Петрович-старший был контр-адмиралом, начальником Бердянского порта, участником Крымской войны и обороны Севастополя. Дядя Владимир Петрович входил в Адмиралтейств-совет, так что поступление в Петербургское морское училище было для мальчика закономерным. В 1886 году новоиспечённый мичман получил назначение на Балтийский флот, два года спустя его перевели на Чёрное море. Практически в каждой биографии Шмидта есть упоминание о том, что он отличался вспыльчивостью, время от времени с ним случались то ли нервные припадки, то ли истерики, что, безусловно, мешало службе. Он несколько раз брал полугодовые отпуска, а в 1889 году подал в отставку.
Однако продлилась она недолго, и в 1892-м отставной мичман просит вновь зачислить его на службу. Так Пётр Шмидт оказался в Кронштадте, а затем, уже в чине лейтенанта, во Владивостоке. Служба снова шла неровно, периодически Шмидт проходил лечение, ему даже поставили диагноз «шизофрения». В 1898 году в результате служебного конфликта он был вновь уволен в запас.
В том же году Пётр Петрович поступает в Добровольный флот. Это судоходное общество было создано в 1878-м на пожертвования, но находилось под контролем правительства. В мирное время суда Добровольного флота занимались коммерческими перевозками, а в случае войны могли быть мобилизованы. К несчастью, пароход «Диана», капитаном которого был Шмидт, сел на мель, правда, остался при этом на плаву. Капитана отдали под суд, но приближающаяся Русско-японская война смешала все карты. Шмидта в очередной раз призвали на военную службу, а дело прекратили.
В 1904 году Шмидт получает назначение старшим офицером на транспорт «Иртыш», который находился в составе Тихоокеанской эскадры. Судно даже приняло участие в Цусимском сражении, но уже без Шмидта: тот по болезни был списан и направился в Севастополь. В 1905 году новое назначение — Черноморский флот.
Карьера нашего героя складывалась не совсем удачно, больших высот он не достиг, но сослуживцы говорили о нём как о человеке, который не может жить без моря. «Были и такие денёчки, когда Шмидт не сходил с мостика по 30 часов. Это был моряк, до мозга костей влюблённый в море, знающий себе цену, отлично понимавший морскую службу», — вспоминал Василий Карнаухов-Краухов, служивший вместе с Шмидтом. А в 1905 году в «Одесских новостях» появились воспоминания о Петре Петровиче, подписанные «Моряк». В них автор говорил так: «Пишущий эти строки плавал помощником П. П. Шмидта, когда он командовал «Дианой». Не говоря о том, что мы все, его сослуживцы, глубоко уважали и любили этого человека, мы смотрели на него как на учителя морского дела. Просвещённейший человек, Пётр Петрович был просвещённейшим капитаном. Он пользовался всеми новейшими приёмами в навигации и астрономии, и плавать под его командованием — это была незаменимая школа».
Дети лейтенанта Шмидта
Семейная жизнь Петра Петровича никогда не была тихой и безмятежной. Он женился в 20 лет на Домникии Павловой, профессиональной проститутке. Этим браком молодой мичман хотел спасти падшую женщину, и их супружество счастливым не было. Как впоследствии писал сын Евгений, «брак отца трудно даже назвать таковым. Просто это было беззаветное принесение в жертву и самого себя, и своей молодой жизни, и своего счастья ради спасения одного несчастного существа от окончательной гибели».
Известна также переписка Шмидта с Зинаидой Ризберг. В августе 1905 года они были попутчиками — оказались в одном купе поезда. С первой встречи и до расстрела Петра Шмидта в марте 1906 года между ними продолжался так называемый «почтовый роман». Правда, виделись они ещё всего один раз.
У Петра Петровича было двое детей — сын Евгений и дочь Екатерина. О дочери известно мало, а вот сын находился вместе с ним на восставшем «Очакове», хотя юноше тогда было всего 16 лет. Однако впоследствии Евгений Петрович не принял революцию и эмигрировал, так что советская пропаганда, планомерно создававшая образ «красного лейтенанта», умалчивала о судьбе его сына. Быть может, это и стало одной из причин появления многочисленных самозванных потомков лейтенанта Шмидта. И существовали они не только на страницах романа Ильфа и Петрова, но и в реальности.
Восстание на «Очакове»
Знакомство с Зинаидой Ризберг произошло, когда Шмидт находился в Киеве в августе 1905 года. Этой поездке предшествовал крайне неприятный инцидент, связанный с пропажей казённых денег. По подозрению в хищении Пётр Петрович вновь предстал перед судом, но дело замял дядя, который погасил долг из личных средств. Правда, с флотом пришлось попрощаться — капитана Шмидта уволили, понизив в звании. В итоге осенью 1905 года он в очередной раз оказывается в Севастополе.
В октябре 1905 года в России началась всеобщая стачка, которая не обошла и этот город. На одном из митингов около севастопольской тюрьмы выступил Шмидт, оказавшийся ярким оратором. Как писал его сын, «за три дня отец приобрёл в городе чрезвычайную популярность; на улицах кучки народа, завидя отца, кричали ему «ура»; зайдя в любое общественное учреждение можно было услышать оживлённые разговоры об отце. В городской Думе он стал совсем своим человеком, присутствуя каждый день на её заседаниях». Большую известность получила речь лейтенанта, в которой он сказал: «Клянёмся в том, что мы никогда не уступим никому ни одной пяди завоёванных нами человеческих прав».
11 ноября в Севастополе была создана «Матросская комиссия» — исполнительный орган Совета матросских, солдатских и рабочих депутатов города. Помимо прочих в него вошли комендор (матрос-артиллерист) Никита Антоненко, кондуктор Сергей Частник и машинист Александр Гладков, служившие на крейсере «Очаков». 13 ноября экипаж судна присоединился ко всеобщему восстанию.
Относительно причин беспорядков на «Очакове» сегодня спорят. Одни исследователи полагают, что ключевую роль сыграли агитаторы, которые настроили экипаж соответствующим образом. Другие считают, что восстание на «Очакове» было следствием тяжёлого положения моряков. Ведь в 1904-м экипаж уже поднимал мятеж, когда морякам запретили сходить на берег. В итоге волнения тогда подавили, виновных отправили на каторгу, но положение после этого никак не улучшилось.
Как бы то ни было, восставшим нужен был руководитель, и по предложению «Матросской комиссии» был приглашён Пётр Шмидт, находившийся на пике популярности. Он выступил с требованием созыва Учредительного собрания, но при этом настаивал на ведении бескровной борьбы. 14 ноября над «Очаковым» был поднят сигнал «Командую флотом. Шмидт», и суда, которые присоединялись к восставшим, поднимали сигналы «Ясно вижу». К «Очакову» примкнули экипажи нескольких судов — «Потёмкин», «Прут», «Свирепый», «Смелый», «Заветный», «Гридень», минный транспорт «Буг», который был затоплен в Южной бухте, несколько миноносцев. На «Очаков» прибыла для переговоров группа офицеров, которых взяли в заложники, но восставшим это не помогло. Силы оказались неравны, 15 ноября выступление моряков было подавлено.
Суд и приговор
Один из участников восстания А. Жительский оставил подробные воспоминания, в которых писал, что на сторону восставших перешло примерно 3400 человек. Более 350 были отданы под суд.
Пётр Шмидт оказался в числе тех, кого судили первыми. Сначала планировали провести военно-полевой суд по упрощённой схеме, но потом стало понятно, что такая поспешность вызовет общественное недовольство, процедуру соблюли полностью. Шмидту назначили казённого защитника капитана Девиссона, но были у лейтенанта и два по-настоящему звёздных адвоката — Александр Зарудный, который впоследствии станет министром юстиции, и Владислав Врублевский. Также в число защитников Шмидта входили Александр Александров, Сергей Балавинский и Анатолий Винберг.
Через 20 лет после процесса адвокат Александров вспоминал о необыкновенном магнетическом влиянии, которое Шмидт оказывал на окружающих: «Ещё на гауптвахте, при первом свидании, меня поразила растерянность стражи и жандармов, и я даже сказал Шмидту, что он свободно может уйти. Шмидт ответил мне на это: «Я знаю, но хорош был бы Шмидт, если бы он оставил своих товарищей, а им уйти нельзя»».
Суд проходил в городе Очакове в феврале 1906 года. В первой группе подсудимых было около 40 человек, и прокурор настаивал на смертных приговорах для 12 из них. По мнению Александрова, именно красноречие Петра Петровича помогло уменьшить число «смертников» втрое. Шмидт, Антоненко, Частник и Гладков были приговорены к расстрелу. В марте 1906 года приговор был приведён в исполнение на острове Березань близ Очакова.