Хлороформенный троцкизм
Если верить протоколу закрытого судебного заседании Военной коллегии Верховного суда Союза ССР 20 февраля 1939 года, именно бывший капитан госбезопасности Георгий Косенко, он же Кислов, легальный парижский резидент в должности вице-консула, доставил в СССР генерала Миллера:
«Председательствующий объявил судебное следствие законченным и предоставил подсудимому последнее слово, в котором он заявил, что предъявленные ему обвинения относятся к 1934−1935 гг. С 1937 г. он работал исключительно честно и получил орден. В марте 1937 г. он привёз генерала Миллера. Отец его расстрелян белыми, сестра повешена, а он всё время честно работал».
Повода для сомнений в изложении слов Косенко секретарем суда военюристом 2 ранга Козловым нет. Разве что у подсудимого то ли оговорка, то ли описка — генерала похитили в Париже не в марте, а в сентябре 1937 года. Ведь только советский дипломатический представитель мог бы, минуя досмотр французской таможни, распорядиться погрузить на борт теплохода «Мария Ульянова» (ещё недавно носившего имя арестованного Яна Рудзутака) деревянный ящик, в котором находился усыплённый хлороформом глава Русского Общевоинского союза (РОВС). Но в то, что Георгий Николаевич Косенко, несмотря на свой орден Красного Знамени и два Знака «почетного чекиста», не являлся двурушником-троцкистом, а заодно террористом, диверсантом и японским шпионом, всё равно не поверили и приговорили его к высшей мере наказания.
Ян Эрнестович Рудзутак (1887−1938) — видный деятель большевистской партии, после октября 1917 года занимал важные государственные посты, был членом ЦК и Политбюро ЦК партии. 25 мая 1937 года арестован НКВД СССР по обвинению в том, что возглавлял антисоветскую националистическую латышскую организацию, занимался вредительством и был шпионом иностранных разведок. На заседании Военной Коллегии виновным себя не признал и заявил, что его единственная просьба к суду — «довести до сведения ЦК ВКП (б) о том, что в органах НКВД имеется ещё не выкорчёванный гнойник, который искусственно создаёт дела, принуждая ни в чём неповинных людей признавать себя виновными. Что проверка обстоятельств обвинения отсутствует и не даётся никакой возможности доказать свою непричастность к тем преступлениям, которые выдвинуты теми или иными показаниями разных лиц».
Расстрелян 29 июля 1938 года.
Проверкой, проведённой в 1955 году, установлено, что дело по обвинению Рудзутака сфальсифицировано. Посмертно реабилитирован.
В 1956 году Георгий Николаевич Косенко был реабилитирован, а 65 лет спустя, к 120-летию со дня рождения разведчика, на его родине в Ставрополе установили бюст. Скульптурные черты лица выглядят иначе, нежели на фотографии, — что уж говорить о его заслугах на ниве советской внешней разведки, которые подавались тогда весьма скупо. А ведь некоторые источники прямо указывают на принадлежность Косенко к СГОН — спецгруппе особого назначения…
В который уж раз архивное уголовное дело репрессированного второй половины 30-х годов прошлого века демонстрирует разночтения настоящей судьбы сотрудника Иностранного отдела (ИНО) НКВД СССР с его официальной биографией. Например, утверждается, что Косенко учился в гимназии и говорил по-французски. Однако анкетная часть протокола его первого допроса свидетельствует о другом — о семи классах реального училища. А что касается владения французским или любым другим иностранным языком, то весьма красноречив фрагмент «собственноручного показания» Георгия Николаевича на своего шефа по харбинской резидентуре: «Он соблазнил меня интересными оперативными перспективами работы за границей, тем более, в условиях Харбина, где не надо знать иностранных языков».
Иной раз, особенно если судить по кратким биографиям, создаётся впечатление, будто у разведчиков всё с разведки и начинается, но это не так. В отношении Косенко, например, есть сведения о том, что в первую свою краткосрочную загранкомандировку в Лондон он отправился по линии контрразведывательного отдела (КРО) в 1927 году, да и в общей сложности отдал контрразведке 10 лет перед тем, как оказаться в ИНО.
Многие сотрудники Иностранного отдела отправились за кордон, чтобы преследовать старых классовых врагов — приверженцев Белого дела. Тех, с кем ещё недавно встречались в открытых боях Гражданской войны или тайных контрразведывательных операциях и кто, испытав поражение и покидая Россию, не думал, что делает это навсегда. А уж у Георгия Косенко, потерявшего из-за белого террора в родном Ставрополе отца и сестру, имелась к тому ещё и личная мотивация. Не случайно он вспоминает ту трагедию в своём последнем слове невысказанным укором: мол, как у суда и следствия язык поворачивается назвать его врагом того, чему он преданно служил с юности. Добавим, с самой, что ни на есть, комсомольской: в 1920 году Косенко занимал должность ответственного секретаря Ставропольского уездного комитета РКСМ. Затем недолго начальствовал военной цензурой, пока не был призван в Ставропольский дивизион войск ВЧК.
С этого момента начинается его чекистская карьера, которая более или менее известна. Однако лишь «собственноручное показание», отложившееся в архивном уголовном деле № Р-4814, хранящемся в ЦА ФСБ России, проливает свет на то, что по ступенькам карьерной лестницы на протяжении ряда лет Косенко следовал за своим руководителем, старшим товарищем и наставником. На которого, по-видимому, не выдержав мер физического воздействия, дал показания, правда, зная, что его к тому времени уже не было в живых. Заодно признался почти во всем, кроме японского шпионажа. В судебном заседании пытался «отыграть назад»: «27 января 1939 года, — бесстрастно фиксирует секретарь, — он дал показания, в которых признал себя виновным, но они были даны под воздействием следствия». Однако какое это уже имело значение…
Интересно, что «собственноручное показание» 10 февраля было «переработано» следствием в протокол допроса — возможно, с целью подстраховки на тот случай, если последует отказ от него. К новому в этом протоколе можно отнести, пожалуй, лишь вопросы следователя.
Харбинский резидент
Чекистским гуру Георгия Косенко был латышский подпольщик с дореволюционным стажем Освальд Яковлевич (Янович) Нодев:
«В правотроцкистскую организацию я был завербован в 1934 году или в начале 1935 года моим начальником Нодевым Освальдом Яковлевичем в городе Харбине, где он был членом ревизионного комитета КВЖД и носил фамилию Котенев. С Нодевым О. Я. я впервые познакомился на Северном Кавказе в Ставропольском губотделе ОГПУ, куда Нодев прибыл на должность начальника губотдела, я же в то время работал начальником Секретного отделения. С Нодевым кроме Ставрополя я работал в Новороссийске и на Урале (в гор. Свердловске) в общей сложности около пяти лет. Нодев как старый сотрудник органов ЧК и старый член ВКП (б), прибывший из Москвы, был для меня, молодого работника органов ЧК, большим авторитетом, и я к нему относился с большим уважением, на что он мне отвечал взаимностью. Нодев был резидентом ИНО ОГПУ, а я его помощником. К моей вербовке Нодев подошёл не сразу, этому предшествовал целый ряд бесед на политические темы, как у него на квартире, так и на службе. Зная о том, что я был противником продажи КВЖД, Нодев, используя это, стал говорить со мной более откровенно, ссылаясь на то, что в продаже КВЖД линия партии и советского правительства была неправильная. С такого рода разговорами Нодева я безмолвно соглашался».
Странно, что «право-троцкист» Косенко и «завербовавший» его Нодев были противниками продажи КВЖД прояпонскому режиму Манчжоу-го, которая состоялась в 1935 году. С присутствующими здесь же, в деле Косенко, показаниями на него человека, которого сам он назвал «старым японским агентом», это состыкуется плохо. Ведь Василий Смирнов, рассказав следователям о шпионском троцкистском центре в Харбине, во главе которого стоял сам консул Михаил Славуцкий (которого, как утверждается, спасла от репрессий школьная дружба его дочери с дочерью Сталина), утверждал со слов советских дипломатов-участников Токийской конференции, что выкупная цена железной дороги была занижена на целых 20 миллионов иен в пользу и даже по прямой директиве… Льва Троцкого:
«…С японцами достигнуто соглашение, в результате которого вместо возможной выкупной цены, на которую пошли бы японцы, в 160 миллионов иен, дорога была продана официально за 140 миллионов, а 20 миллионов иен (около 19 миллионов золотых рублей по паритету) японцы передали на нужды правотроцкистской организации и Троцкому».
Интересно, что суммы цифр торгов в Токио приводятся вполне реальные. Но есть одна проблема: большая часть выкупной цены обеспечивалась товарами, а не деньгами, а примерно 20 млн. иен — это половина денежной части, которая должна была выплачиваться сразу же после подписания соглашения. И, конечно, не Троцкому, а СССР.
В отличие от своего более молодого протеже и подчинённого, Нодев в Иностранном отделе не задержался, передав Косенко и свою официальную должность вице-консула, и резидентуру. После Харбина работал в республиканских органах и центральном аппарате НКВД, дослужился до звания старшего майора госбезопасности и должности наркома внутренних дел Туркменской ССР. Она и стала для него карьерным пиком перед «Большой Чисткой». Освальда Нодева расстреляли 28 августа 1938 года. Георгий Косенко был арестован гораздо позже, 27 декабря. Показаний бывшего шефа в его деле не обнаружено. Косенко оговаривали более мелкие и, по-видимому, преимущественно малознакомые ему фигуранты — за исключением тех эпизодов, по которым имел место самооговор. Поскольку дело шло к продаже КВЖД, вплотную встал вопрос эвакуации её обслуживающего персонала в Советский Союз. И здесь Косенко снова ссылается на своего бывшего шефа:
«Нодев мне указал, что троцкистская организация заинтересована, чтобы как можно больше служащих выехали в СССР… Расчёт организации был на то, что квалифицированные рабочие и служащие КВЖД, проживая в гор. Харбине, были хорошо обеспечены. А по прибытию в СССР, в более худшие условия, чем они находились, в связи с недостатком промышленных товаров будут высказывать своё недовольство и, естественно, из них будут расти кадры для вербовки в право-троцкистскую организацию»
Если у Косенко и была позиция валить всё на Нодева, представляя себя незначительной фигурой «троцкистского центра», то она не сработала. Единственное обвинение, от которого он открещивался до самого конца следствия — это шпионская связь с японцами: «Я и теперь отрицаю свою связь с агентами японской разведки — капитаном Гросс и Михайловым. Я Гросс и Михайлова знаю как активных белогвардейцев».
Очевидно, против Косенко обернулась активная разработка им же бывших белогвардейцев, на ниве которой он выявил целых 10 групп, подготовленных японцами для заброски на советскую территорию. Но основная проблема заключалась в том, что весь компромат на въезжавших в СССР КВЖДинцев проходил через резидентуру ОГПУ в Харбине. При этом Косенко признал свою ключевую роль в их проверке даже когда еще был помощником резидента: «Большинство въездных виз подписывал я… Из всех лиц, выезжавших в СССР, я писал отрицательные заключения только на тех, у которых компрометирующие материалы слишком били в глаза (например, бывшие жандармы, полицейские и т. д.)». Однако куда труднее было размывать ответственность за тот период, когда после отъезда Нодева вице-консулом был назначен сам Косенко-Кислов, возглавив резидентуру. И «царица доказательств» хоть и заставила себя ждать, но явилась-таки. Протокольно:
- Я, Славуцкий и Рудый — управляющий КВЖД (на его дочери был женат Нодев — Р. Н.) — входили в состав «тройки» по предварительному просмотру дел отъезжающих в СССР, и всецело въезд зависел от нашего заключения, так как Москва только давала санкцию, исходя из наших данных… Результатом нашей политики было то, что нам в СССР удалось внедрить большое количество троцкистско-шпионских кадров, что в достаточной степени показали аресты и последующие разоблачения харбинцев в СССР со стороны органов НКВД, которые вскрыли целые шпионские террористические и диверсионные группы…
- Следовательно, Вы признаете себя виновным в том, что сознательно в СССР внедрялись шпионско-террористические и диверсионные кадры?
- Да, я признаю себя в этом виновным.
…15 декабря 1956 года Георгий Николаевич Косенко был полностью реабилитирован.