Жив, вопреки заботе
То, что в России детская смертность была не просто на высоком, а на очень высоком уровне, хорошо известно. В многочисленных биографиях мы читаем про 8, 10 и более детей в семье, из которых до взрослого возраста доживали меньше половины. В начале 19-го в. в столице умирал каждый третий новорождённый, чуть позже цифра снизилась: в первой половине 19-го в. на первом году жизни умирал примерно каждый пятый младенец, а ведь умирали и годовалые, и трёхлетние. Инфекции, отсутствие прививок, несоблюдение элементарных правил гигиены — всё это не укрепляло детское здоровье. А ещё ошибки акушерок или вовсе отсутствие помощи при родах.
В итоге многие дети рождались «хилыми», часто за этим скрывалась недоношенность. Хилым родился и сын в семье мелкопоместного дворянина Романа Державина, будущий поэт Гавриил Державин. В записках о своей жизни он позже писал (называя себя самого в третьем лице): «Отец его имел за собою, поразделу с пятерыми братьями, крестьян только 10 душ, а мать 50. При всём сём недостатке были благонравные и добродетельные люди. Помянутый сын их был первым от их брака; в младенчестве был весьма мал, слаб и сух, так что, по тогдашнему в том краю непросвещению и обычаю народному, должно было его запекать в хлебе, дабы получил он сколько-нибудь живности».
Обычай «запекать» младенца из дня сегодняшнего кажется совершенно невероятным. Тем не менее такая практика была распространена. Этим методом лечили так называемую «собачью старость» — разновидность рахита, но применяли и просто к слабым детям, чтобы «вдохнуть жизнь». Малыша обмазывали тестом, оставляя открытыми только нос и рот, привязывали к лопате и сажали на несколько секунд в теплую (или даже горячую) печь. Вытаскивали и снова сажали. Считалось, что так хилый новорождённый набирается сил. Дальше младенца снимали (или даже стряхивали) с лопаты, и тесто с него должна была объесть собака, но по сравнению с сажанием в печь это были уже мелочи.
Существовали и другие способы укрепить здоровье младенца. Их парили в бане, мыли в солёной воде до того, как мать в первый раз кормила грудью, давали хлебную соску (потому что хлеб — главный продукт на столе). Как бы то ни было, Гавриил Державин после «запекания» остался жив и намного пережил и своего брата Андрея, и сестру Анну.
Надо сказать, что профессия неонатолога — врача, который выхаживает недоношенных, ослабленных детей и младенцев, родившихся с заболеваниями, — в СССР появилась только в 1987 г. Одной из родоначальниц этой отрасли медицины была Елена Новикова, которая начинала работать как педиатр, а в 1972 г. стала заместителем министра здравоохранения.
Сила хирургии
Настоящие чудеса творили врачи, выхаживавшие раненых в многочисленных войнах, которые вела Россия. Некоторые случаи иначе как чудом не назовёшь. И хрестоматийный пример здесь, конечно, — Михаил Илларионович Кутузов.
[Сборник: Михаил Кутузов]
Большинство ранений, которые получали на полях сражений в конце 18 — начале 19 вв., были огнестрельными. С одной стороны, по сравнению с современным оружием то, 19-го века, повреждало ткани меньше. Каналы от пуль были прямыми, ткани вокруг страдали не сильно. Это упрощало работу врачей. С другой, — свинцовые пули часто застревали в тканях, раны были широкими, в них попадали куски обмундирования. Так что если солдат не погибал от пулевого ранения на поле боя, он часто умирал в госпитале от инфекции.
Тем удивительнее было то, что Кутузов, получив два ранения в голову, остался жив и оба раза возвращался в строй. Первый раз он был ранен в 1774 г. в левый висок (пуля вышла у правого глаза), второй раз — в 1788 г., во время осады Очакова. Спас его жизнь и зрение французский хирург Жан Массо, один из пионеров нейрохирургии. Позже он писал: «Кутузов остался жив после двух ран, смертельных по всем правилам науки медицинской. Если бы мы сами не были свидетелями, то сочли бы рассказ о ране Кутузова сказкой. Видно, судьба бережёт голову Кутузова на что-нибудь необыкновенное, если она уцелела после двух столь страшных ран».
При этом зрение у Михаила Илларионовича сохранилось, и повязку на глазу он, вопреки сложившемуся (в основном по кино) образу, почти никогда не носил, делал это только во время лечения.
Были и другие невероятные случаи. Так, во время штурма Очакова был ранен совсем юный офицер, 17-летний прапорщик Сергей Непейцын. Очаковский крест и Орден святого Владимира не могли компенсировать страшную потерю — ему ампутировали ногу выше колена. Казалось бы, никаких перспектив: сустав не сохранился, уделом совсем молодого человека было ходить на «деревяшке». Но он очень хотел продолжить службу, хотя бы в инвалидной роте. Выручил Иван Кулибин — сделал протез, с помощью которого Непейцын мог ходить, садиться, вставать (не помогая себе руками), сгибать и разгибать механическую ногу. Более того, он носил обычные чулки и обувь. Благодаря подвижным суставам голеностопа, искусственной стопой можно было двигать примерно так же, как и естественной. Со временем Непейцын так приспособился к протезу, что ходил без трости.
В 1812 г. Непейцын уже в чине подполковника поступил добровольцем в 24-й егерский полк Отдельного корпуса Витгенштейна. И не просто был где-то в резерве или в тылу, а участвовал в боях, командовал драгунским дивизионом и получил награду за умелые партизанские действия. У своих однополчан отважный партизан заслужил прозвище «Железная нога». За проявленную смелость Непейцына перевели в Семёновский полк, и с ним он принимал участие в Европейских походах.
Во Французской армии тоже был генерал, который вернулся на поле боя после потери ноги. Луи Мари Максимильен де Каффарелли получил роковое ранение в 1795 г., но продолжал служить, а также занимался наукой. В итоге Наполеон взял его в Египет как начальника инженеров. Ему было непросто, как писал Бонапарт после одного из переходов, «Каффарелли отделался тем, что потерял свою деревянную ногу, но это и так случалось с ним каждую неделю». Тем не менее он успешно действовал как инженер и продолжал находиться в действующей армии до тех пор, пока в 1799 г. не получил ещё одно ранение — в руку. Ампутацию провели неудачно, и генерал скончался.
Чудеса смелости
Перечисленные примеры заставляют думать, что медицинские чудеса остались в прошлом, в 18−19 вв. Но место им находилось и в современной истории, когда наука, казалось, не оставила места неожиданным прорывам.
Невероятный поступок пришлось совершить Леониду Рогозову, участнику 6-й Советской антарктической экспедиции. В первые экспедиции старались отправлять многопрофильных специалистов, которые выполняли сразу несколько обязанностей. Например, у Папанина в экспедиции врача не было, за медика был гидробиолог. Рогозов тоже работал и как метеоролог, и как водитель. Но уже на первой зимовке стало понятно, что врач на станции просто необходим.
Причём необходим он оказался… самому Рогозову. В апреле 1961 г. он почувствовал себя плохо и понял, что это симптомы аппендицита. Врач провёл курс антибиотиков — не помогло, состояние не улучшалось. Эвакуировать его не удалось, погодные условия не позволили. Тогда Рогозов решил, что будет оперировать себя сам.
Ассистировали ему метеоролог Александр Артемьев, механик-водитель Зиновий Теплинский и начальник станции Владислав Гербович, ведь надо было направлять свет, подавать инструменты, да и вообще быть рядом. Работал Рогозов с помощью зеркала под местной анестезией новокаином, и хотя крови потерял много, смог и удалить аппендикс, и зашить рану.
Сам он потом вспоминал: «Я не позволял себе думать ни о чём, кроме дела… В случае, если бы я потерял сознание, Саша Артемьев сделал бы мне инъекцию — я дал ему шприц и показал, как это делается… Мои бедные ассистенты! В последнюю минуту я посмотрел на них: они стояли в белых халатах и сами были белее белого. Я тоже был испуган. Но затем я взял иглу с новокаином и сделал себе первую инъекцию. Каким-то образом я автоматически переключился в режим оперирования, и с этого момента я не замечал ничего иного».
Иногда говорят, что медицина творит чудеса. Это, конечно, преувеличение. То, что сначала кажется чудом, потом находит научные объяснения. Однако изобретательность, смелость и вдохновение врачей имели место во все времена, и иногда именно это и спасало жизнь, то есть служило главному предназначению медицины.