21 февраля 1672 г. в Крыпецком монастыре Иоанна Богослова, что в 60 километрах от Пскова, местный игумен Тарасий постриг в монахи под именем инока Антония Афанасия Лаврентьевича Ордин-Нащокина. Так несколько неожиданно завершилась незаурядная служебная карьера одного из самых талантливых и искусных руководителей «царственных и государственных посольских дел» боярина, которого историк В.О.Ключевский назвал «русским Ришелье».
Царь Михаил Федорович довольно быстро обратил внимание на яркую личность, ознакомившись с несколькими его «аналитическими работами» по истории и военному делу. Одна из них — о военно-политическом положении Российского государства — пришлась самодержцу особенно по душе, поскольку в ней впервые была четко сформулирована мысль о том, что Россия должна идти к международному признанию самостоятельным путем, используя в первую очередь свою мудрость и свой исторический опыт.
Когда в условиях надвигающейся войны с Оттоманской Пор-той и постоянных конфликтов с Речью Посполитой возникла реальная угроза объединенного наступления Варшавы и Стамбула на Московское государство, царю потребовался человек, который был бы в состоянии объективно оценить сложившуюся ситуацию и дать свои рекомендации по предотвращению внешней угрозы. А для этого нужно было быть поближе к театру военных действий и иметь в пограничных странах надежных друзей, которые могли бы заранее предупредить Москву о надвигающейся опасности. Выбор Михаила Федоровича пал на Ордин-Нащокина.
24 октября 1642 г. Афанасий Лаврентьевич отправился в свое первое заграничное путешествие в молдавский город Яссы. Этот город был выбран не случайно. В нем пересекались многие пути с Востока на Запад: из Оттоманской империи на Украину, в Польшу, в страны Западной Европы. Но главным достоинством Ясс — тогдашней столицы изнемогавшей от турецкого ига Молдавии — была прорусская, доброжелательная атмосфера, которую стремился всемерно поддерживать молдавский господарь Василий Лупу. Это он дал знать царю, что примет и комфортно устроит при своем дворе негласного посланца Московии, определив ему место в своей свите.
Итак, захватив с собой подарки — серебро, шкурки соболей и чернобурых лисиц — Афанасий Лаврентьевич отправился в путь. Дорога была не из легких. Он ехал по пустынной, безлюдной местности, избегая крупных поселений и городов, чтобы не привлекать излишнего внимания к себе и дорогостоящему багажу. Василий Лупу радушно принял гостя. Он выделил ему удобную резиденцию, прислал гардероб национальных молдавских одежд, назначил хорошее «жалованье». Ведь по тайному уговору между российским царем и молдавским господарем было условлено, что Афанасий Ордин-Нащокин поступает на службу к Василию Лупу и будет выполнять его личные указания и распоряжения. В общем, выражаясь современным профессиональным языком разведчиков, молдавский господарь любезно предоставил московскому гостю надежную «крышу», которой он разумно и воспользовался.
Ордин-Нащокин начал с изучения обстановки. Прежде всего государю московскому требовалась информация о планах польского и турецкого правительств и их военных приготовлениях против России. Где ее достать? Нужны были люди, которые знали бы, о чем думают и что намереваются делать правители Стамбула, Варшавы и союзных с ними государств. В те далекие времена такой разведывательной информацией до некоторой степени располагали духовные пастыри — греческие монахи — и странствующие русские и молдавские купцы. И Ордин-Нащокин нашел к ним верный подход: золото и православие. Результат оправдал ожидания. В Москву стали уходить частые доклады и наблюдения об обстановке на российской границе. В одном из них, в частности, подробно излагалось содержание антирусских выступлений в сейме Польши в 1642 году, в другом — о намерении крымских ханов совершить поход на Москву, в третьем — о коварстве литовских князей и их сговоре против московского царя.
Афанасий Лаврентьевич отлично сознавал, что в лице Василия Лупу он имел не только доброго покровителя и личного друга, но и надежного союзника России, проводника ее политики, защитника ее международных интересов. Поэтому он всегда помогал Лупу в укреплении его авторитета и расширении его влияния, подчеркивал в своих докладах новому царю — Алексею Михайловичу — значение для Москвы личности Лупу и его преданности православию.
Заканчивая свою миссию в Молдавии, Ордин-Нащокин увозил с собой не только приятные воспоминания о Молдавии, но и личное послание В. Лупу московскому царю. В послании, в частности, говорилось: «Где ни услышу де какое дурно к Его царскому Величеству, или што де мне укажет Его царское Величество, и аз де готов ему, государю, головой своей служить».
А тем временем над Россией сгущались тучи большой войны. Речь шла о возможности внезапного нападения объединенных польско-датских вооруженных отрядов, сгруппировавшихся для атаки в западных приграничных районах. И Афанасия Лаврентьевича спешно призвали помочь разузнать о намерениях «супостатов». Ордин-Нащокин не растерялся. «Если в Молдавии мне содействовали духовные иерархи, почему бы и на этот раз не обратиться к ним за содействием?» — рассуждал он. Так, Ордин-Нащокин установил контакт с архимандритом Духова монастыря в Вильно Никодимом и уговорил его разузнать о планах Польши и Дании. Секретный доклад царю был оптимистичен: «Дания не намерена ссориться с Россией из-за неудавшегося сватовства принца Вольдемара к русской царевне Ирине Михайловне — сестре Алексея Михайловича. Поляки в одиночку на Россию не нападут», — сообщил в Москву Афанасий Лаврентьевич.
Царь Алексей Михайлович мог на какое-то время вздохнуть свободно. Но только ненадолго. Другой противник России — Швеция — усиленно готовился к восточному походу. Теперь Ордин-Нащокину судьба уготовила роль своего рода военного разведчика. Он должен был подробно описать царю театр возможных военных операций в Прибалтике. В секретных посланиях в Москву Афанасий Лаврентьевич называл численность шведских вооруженных сил, давал подробное описание состояния дорог и военных фортификаций, рекомендовал наиболее удобные пути передвижения российских войск. Как разумный политик и прозорливый дипломат, он в то же время советовал царю шире применять практику найма на платную военную службу в российскую армию солдат из числа латышей, что, по его мнению, способствовало бы росту русофильских настроений среди прибалтийского населения.
С 1650 по 1666 год Ордин-Нащокин выступал по указанию царя в различных ипостасях. Он был посредником на российско-шведских переговорах о взаимном обмене пленными: 607 человек были переданы шведам и 462 россиянина вернулись на родину. Но одновременно ему приходилось заниматься и делами, не связанными с внешней политикой, наиболее крупным из которых было подавление вспыхнувшего в Пскове «хлебного» восстания. Суть его возникновения такова. В Москве решили совершить своеобразную «бартерную сделку» со шведами при выкупе пленных россиян. Нам — пленных, им — хлеб. Псковские хлеботорговцы, прослышав про такую комбинацию, немедленно взвинтили цены на зерно, и от этого начало страдать население, которое и взялось за оружие. Ордин-Нащокин через своих личных друзей попытался остудить страсти, но не тут-то было: бунт разрастался в восстание. И все же изворотливый ум нашел выход из положения. Чтобы выиграть время, прибывший в Псков Афанасий Лаврентьевич предложил бунтарям писать челобитную царю Алексею Михайловичу, которую он обещал тут же доставить адресату. Сказано — сделано. Послание бунтовщиков Афанасий Лаврентьевич повез в Москву, и псковитяне стали ждать ответа на свои жалобы. А тем временем Ордин-Нащокин в беседах с царем рекомендовал ему действовать по методу «кнута и пряника», чтобы расколоть ряды восставших и выиграть время. Пряников псковитяне, естественно, не дождались, а вот кнута попробовали вдоволь. Бунт был быстро подавлен подошедшими войсками, но Ордин-Нащокин оказался в большом выигрыше: его обласкал сам царь за хитроумные рекомендации.
Но все-таки душа Афанасия Лаврентьевича больше тяготела к внешней политике. Недаром историки считают звездным часом его дипломатического и разведывательного искусства заключение Андрусовского договора 1667 года между Россией и Польшей, по которому к России вернулись ее исконные территории — Смоленское и Черниговское воеводства, Северская земля. Благодаря этому договору Россия получила тринадцать с половиной лет перемирия с Польшей и право управлять Киевом. Все Запорожье объявлялось совместным владением России и Речи Посполитой «на общую их службу от наступающих басурманских сил». Но главный свой успех Ордин-Нащокин видел даже не в земельных приобретениях, а в том, что ему удалось надолго вбить клин между извечными врагами России — Речью Посполитой и Крымским ханством. Нелестное определение «басурмане» было как бы невзначай вставлено в текст Андрусовского договора именно «с подачи» Афанасия Лаврентьевича.
Москва с восторгом встретила посольский кортеж Ордин-Нащокина. По свидетельству историков, весь царский двор собрался в Дорогомиловской слободе, чтобы чествовать триумфатора. Это произошло 1 февраля 1667 г., а уже через день после прибытия в Москву и доклада государю Ордин-Нащокин «был пожалован в бояре». Он получил также 500 крестьянских дворов в Костромском уезде, вотчину в Порецкой волости под Смоленском с пристанью на реке Касыле, 500-рублевый боярский оклад и атласную шубу На соболях. По специальному указу царя Афанасий Лаврентьевич возглавил Посольский приказ, который тут же принялся усердно расширять. Кадровый аппарат приказа при Ордин-Нащокине практически удвоился. Причем он лично подбирал надежных людей, способных и обаятельных, умевших в личных беседах с иностранцами так ставить вопросы, чтобы на основе ответов можно было загодя составить информацию государю, до того как иностранный посол будет принят в Кремле российским монархом.
Руководитель Посольского приказа, однако, недолго купался в лучах славы и монаршей милости. Он лично на себе испытал справедливость старинной русской поговорки: «Подальше от царей — головушка целей!» Кто-то из завистливых придворных сумел убедить российского государя в том, что Ордин-Нащокин «уж больно рьяно и подозрительно» старается замириться с Речью Посполитой в ущерб сношениям с другими государствами. А тут как раз на имя царя пришла «служебная записка», исполненная рукой самого Афанасия Лаврентьевича. В своем послании царю глава Посольского приказа упорно повторял мысль о необходимости заключения русско-польского союза и даже о возможном возвращении Киева полякам. Эта записка и решила дальнейшую судьбу «русского Ришелье». Его предполагаемая поездка в Речь Посполитую была отменена, и он был лишен звания «сберегателя Посольского приказа». А в конце 1671 года царь и формально принял отставку своего первого дипломата. В присутствии всех своих приближенных царь зачитал указ, в котором говорилось, что он принимает отставку А. Л.Ордин-Нащокина и «освобождает его явно от всей мирской суеты».
Ордин-Нащокин был внешнеполитическим деятелем крупной величины — «наихитрейшей лисицей», по выражению вступавших с ним в переговоры иностранных представителей. «Это был мастер своеобразных и неожиданных политических построений, — писал В.О.Ключевский. — Вдумчивый и находчивый, он иногда выводил из себя иноземных дипломатов, с которыми вел переговоры, и они ему же пеняли на трудность иметь с ним дело: не пропустит ни малейшего промаха, никакой непоследовательности в дипломатической диалектике, сейчас подденет и поставит в тупик неосторожного или близорукого противника».
У Ордин-Нащокина была своя заветная мечта, которую он пытался осуществить с большим упорством и последовательностью. Он считал первостепенным направить все усилия Российского государства на приобретение «морских пристаней» на Балтике. Но судьба распорядилась иначе: пришлось «бросить якорь» на Псковщине. Время Петра еще не пришло, хотя было уже не за горами.