Мощная и богатая Карфагенская держава известна нам прежде всего как могучий соперник Рима, сражавшийся с италиками за господство в Средиземноморье. Трудно поверить, что всего за полвека до начала Первой пунической войны дела у пунийцев шли столь скверно, что над Африкой нависла совершенно реальная угроза греческого завоевания. Причиной неурядиц карфагенян был сиракузский тиран Агафокл, невероятной удаче которого мог позавидовать сам Поликрат.
Древняя Африка: эллинистическая угроза
Пройдя путь от сына горшечника до повелителя Сицилии, Агафокл вступил в борьбу с Карфагеном и к удивлению многих сумел преуспеть с противостоянии с этим могучим африканским государством. Более того, высадка тирана в Африке и его успехи в борьбе как с пунийцами, так и с собственными солдатами могли уверить в непобедимости Агафокла даже самого заядлого скептика.
Подавив восстание наёмников, вспыхнувшее в его лагере и едва не стоившее жизни ему самому и его сыну Архагафу, Агафокл, кажется, и сам утвердился во мнении, что он родился под счастливой звездой. Пока счастье само улыбалось ему, сиракузянин решил не упускать момента и собрался повторить свою экспедицию вглубь Африки, куда уже отправился большой отряд карфагенян. Зачем же Агафоклу и его врагам понадобилось удаляться от побережья, если все коммуникации пролегали по морю или немногочисленным дорогам, проложенным вдоль берегов? Дело в том, что обе стороны искали возможности решить дело в свою пользу, для чего им понадобилась помощь местных кочевых племён — знаменитых нумидийцев. Нумидийские всадники будто бы рождались в седле и справедливо считались лучшими конниками Античности. Взяв с собой отборный отряд, Агафокл отправился в земли племени зуфонов, где уже хозяйничали карфагеняне.
Окрылённый успехами тиран обрушился на противника как только настиг пунийцев и зуфонов, уже заключивших союз. Обычно кочевники сражались на стороне того, кто предложит больше, но на этот раз им выпала редкая возможность поглядеть как за их лояльность сражаются греки и пунийцы, после чего уже выбрать себе покровителя по вкусу. Несмотря на численное превосходство, карфагенский стратег не рискнул вступать в бой и закрепился в лагере на холме, потребовав от кочевников атаковать коммуникации противника. Зуфоны, однако, не спешили помогать пунийцам, ожидая развития событий. Агафокл же бросился в атаку, хотя противник имел явное преимущество позиции, а нумидийцы грозились ударить с тыла. Можно подумать, что тиран был настоящим безумцем, но на деле у него не оставалось иного выбора, кроме как штурмовать укрепления карфагенян — при решающем превосходстве противника в кавалерии, рассчитывать вернуться к основным силам целым и невредимым было наивно.
Бой с пунийцами Диодор рисует упорным и тяжёлым: когда греки переправлялись через реку, расположенную вблизи лагеря, карфагеняне внезапно выступили из лагеря и атаковали. С большим уроном для обеих сторон тирану удалось одержать верх, однако битва за лагерь оказалась ещё тяжелее. «Агафокл… напал на варваров, которые нашли убежище в лагере, и, поскольку он наступал на местности крутой и труднопроходимой, он понёс потери не менее крупные, чем сам нанёс карфагенянам». В решающий момент до сиракузян дошло известие, что кочевники перебили охрану их обоза и разграбили его, лишив многих имущества и трофеев. Тогда Агафокл был вынужден вернуться к лагерю, откуда он выступил утром, чтобы попытаться отбить хотя бы часть добычи. Настигнув тех из кочевников, кто из жадности или по глупости замешкался, тиран разгромил их, после чего собрал своих воинов, разделив между ними добычу, награбленную в последний день, так что все приобрели больше, чем потеряли.
Эпоха эллинизма: Офелл — амбициозный «друг царя»
После этого греки спокойно вернулись на побережье, добившись лишь тактического успеха — уничтожить карфагенский отряд Агафоклу так и не удалось, так что о покорении зуфонов оставалось лишь мечтать. Впрочем, тиран и ранее отличался удивительной широтой мышления и способностью прорабатывать самые разные варианты достижения цели, используя любую подвернувшуюся возможность. На этот раз Агафокл прибегнул к дипломатии и узам греческого единства и отправил посольство к Офеллу — правителю Киренаики. Дело в том, что к концу 4 века до н. э. греки расселились от Гибралтара до Каспия, основав колонии и полисы во всех регионах Средиземноморья и Ближнего Востока. При этом греки сохраняли единство культуры и языка, чётко разделяя окружающих на эллинов и варваров. Это, однако, не мешало самим носителям греческой культуры увлечённо резать друг друга как на родине, так и на чужбине, нанимаясь на службу к кому ни попадя.
Завоевания Филиппа II и Александра Великого открыли для греков новые горизонты и возможности, истощив при этом ресурсы самой Эллады, которая так и не смогла преодолеть последствия кризиса и падения классической полисной системы. Египет, как и другие области Персидской державы, вошёл в состав империи Александра, а после смерти великого полководца достался его соратнику Птолемею. Новый фараон отправил на запад экспедиционный корпус во главе с Офеллом — офицером и ветераном походов Александра. Офеллу удалось покорить Киренаику — богатую и обширную область, располагавшуюся на территории современной Восточной Ливии и Западного Египта. Вскоре его власть возросла настолько, что господство Птолемея Офелл признавал лишь номинально, будучи настоящим хозяином этого региона. Этого, однако, ему было мало: Офелл строил амбициозные планы по созданию самостоятельного и независимого царства, для чего активно укреплял отношения с континентальной Грецией и даже женился на знатной афинянке.
Когда в Кирену прибыли послы Агафокла, Офелл, должно быть, был вне себя от счастья: взамен на военную помощь тиран предлагал ему власть над всей Ливией! Это предложение было тем более актуально, что сами карфагеняне считали захват Киренаики ущемлением своих жизненных интересов. Просить Офелла дважды не пришлось: едва было достигнуто соглашение, как он развернул самую активную работу по вербовке солдат со всей ойкумены. Привлечённые возможностью получить земельный надел в плодородной Ливии и зачарованные сказочными богатствами Карфагена греки стали сотнями стекаться на службу к владыке Киренаики. В короткий срок ему удалось собрать внушительную армию из 10 тыс. пехотинцев и 6 тыс. всадников, снарядить большой обоз и привлечь целое войско нестроевых. Выступив пешим порядком, армия Офелла с величайшими трудностями за два месяца достигла лагеря Агафокла, где тиран встретил союзников с распростёртыми объятиями.
Снабдив измождённых людей Офелла всем необходимым, сиракузец помог им наладить лагерную жизнь, и пока большая часть киренайской армии была занята разными заботами за пределами главной квартиры, Агафокл решил действовать. Тиран обвинил Офелла в организации заговора и попытке убийства, после чего с верными людьми отправился наказывать «предателя». Сначала Офелл пытался оправдаться, потом пытался защищаться, но силы были неравны. Неудачливый владыка Африки пал от меча, а его людям было предложено или последовать примеру своего командира или перейти на службу к Агафоклу. Так тиран получил изрядные подкрепления, не потратив ни динария, а Офелл закончил свою жизнь, преданный человеком, обещавшим ему Карфаген и всю Ливию. Воистину: «никогда не доверяй союзу с сильнейшим»!
Хотя Агафокл не отказался от своих планов покорения Африки, его весьма смущали дошедшие до него слухи о состоянии дел на Сицилии. Объявив себя царём и разграбив Утику (один из самых богатых и населённых городов Ливии), Агафокл с небольшим войском погрузился на корабли и отправился в родные края.