Элагабал (218–222 гг.) родился в 204 г. Вскоре после убийства Каракаллы в 217 г. мать императора, Юлия Домна, покончила с собой, но ее сестра Юлия Мэса, вдова консула Юлия Авита, решила свергнуть Макрина. Он приказал ей удалиться в сирийский город Эмесу и тем самым создал превосходные предпосылки для восстания. Ее дочь Юлия Соэмиада вышла замуж за Вария Марцелла, который после успешной карьеры всадника был удостоен сенаторского ранга. Их четырнадцатилетний сын Варий Авит Бассиан (последнее имя принадлежало семье, из которой происходил и Каракалла) по семейной традиции был жрецом культа бога солнца Эл-Габала (проявление главного семитского божества Эла) в Эмесе и отличался привлекательной внешностью, что помогала ему исполнять культовые церемонии с театральным блеском.
Римские легионеры гарнизона Рафней были покорены щедростью Юлии Мэсы. Командир легиона Публий Валерий Комазон ночью привез мальчика в лагерь, а на рассвете (благоприятный момент для жреца бога Солнца) 16 мая 218 г. его провозгласили императором как Марка Аврелия Антонина — мальчику дали имена Каракаллы и объявили его сыном. За этим последовал переход войск от непопулярного Макрина на сторону нового императора. Его армия под командованием евнуха Ганниса 8 июня одержала решающую победу в сражении при Антиохии. Вскоре Макрин был убит, а Элагабал стал отсчитывать свое правление от даты сражения, принесшего ему победу.
В письмах из Антиохии в Рим своим советникам и советникам своего предшественника он сообщил о принятии императорских титулов и позаботился о том, чтобы сделать примирительные жесты. Сенат должным образом утвердил его восшествие на престол, признал его сыном Каракаллы и обожествил последнего (хотя на самом деле сенаторы ненавидели Каракаллу). Были выпущены монеты в честь нового бога (DIVO ANTONINO MAGNO) и обожествленной Юлии Домны (DIVA IVLIA AVGVSTA), а также в честь нового императора, Юлии Мэсы и Юлии Соэмиады.
В августе последние трое отплыли в Вифинию и провели зиму в Никомедии. Там причудливые восточные религиозные обряды Элагабала посеяли страх, и во время бурных волнений евнух Ганнис был убит. Медленно продвигаясь на запад, императорская семья достигла Рима в начале осени 219 г. Воцарившись в столице, они принялись раздавать важнейшие должности своим сирийским сторонникам (многие из них не принадлежали к сенаторскому сословию). Один из сирийцев, Комазон, стал сопрефекгом претория (а впоследствии — префектом города) и правил страной вместе с Юлией Мэсой, которая стала самой влиятельной женщиной в истории Империи.
Перед ними стояла трудная и деликатная задача, поскольку юный император проявлял рискованную независимость в личных и религиозных пристрастиях. Его сексуальные наклонности создали ему дурную славу, поскольку он, очевидно, был пассивным гомосексуалистом. Римская общественность привыкла к императорам, которые увлекались молоденькими мальчиками — обычно это пристрастие дополняло их гетеросексуальную жизнь. Хорошо известно, что Нерон предпочитал мужчин старше себя, хотя любил и женщин. Но Элагабал являл собой полную противоположность и был единственным, кто открыто позволял себе крайности. Если многочисленные подробности из Historia Augusta можно счесть сомнительными, то Диону Кассию, сенатору той эпохи, вполне можно доверять, когда он сообщает, что любимым «мужем» императора был Гиерокл, белокурый раб из Карии. Согласно Диону Кассию, Элагабал также имел обыкновение «становиться нагишом в дверях своих дворцовых покоев и, подражая шлюхам, трясти занавесом, сплетенным из золотых колец, и петь для проходивших нежным чувственным голосом». Геродиан отмечал, что император появлялся в общественных местах с накрашенными глазами и нарумяненными щеками, чем только портил свою естественную красоту.
Столь эксцентричное поведение побудило Юлию Мэсу по указке советников — чтобы опровергнуть дурные слухи — устроить просмотр невест из числа непорочных римских красавиц аристократического происхождения. Один из источников тех времен сообщает, что за короткое царствование Элагабал сменил не менее пяти жен. Монеты позволяют уверенно говорить лишь о трех женах — все они удостоились титула Августы и изображались непременно в образе «Гармонии» (CONCORDIA). Первой женой (в 219–220 гт.) была Юлия Корнелия Паула. Второй женой стала Аквилия Севера, со скандалом освобожденная от обета весталки. Очень скоро, однако, Элагабал отрекся от нее и женился на Аннии Фаустине из дома Марка Аврелия. Но этот союз тоже длился недолго (220–221 гг.), после чего он вернулся к Севере. Однако быстрая смена императриц не могла скрыть тот факт, что сексуальные интересы юноши были полностью ориентированы на мужчин.
Еще большее беспокойство вызывал религиозный фанатизм Элагабала. Во времена царствования Септимия Севера культ Солнца постепенно вытеснил пантеон римских богов. Но Элагабал пошел дальше. Он отмел все традиции в стремлении установить в римской имперской теологии собственную, эксцентричную версию культа солнца. Этот необычный Король-Солнце принес свой восточный культ солнца в столицу и возвел его на вершину римской религии, потеснив даже Юпитера. Он женился на весталке Севере, чтобы заключить союз двух культов (по его представлениям, от этого брака должны были родиться «солнцеподобные дети»), и с той же целью провозгласил богиню Минерву женой бога Эл-Габала. Солнечному божеству из Эмесы, идолом которого был фаллической формы метеорит, построили грандиозный храм на восточном склоне Палатинского холма. Его основание сохранилось по сию пору; а на медальонах более поздних времен изображены его огромные ворота и ступени монументальной лестницы (впрочем, впоследствии это святилище использовалось для иных целей).
От названия культа происходит и имя самого императора, так как по восточному обычаю верховного жреца отождествляли с богом, которому он служил. В качестве обряда посвящения Элагабал произвел обрезание себе и своим приближенным. Сохранилось свидетельство Геродиана о плясках императора вокруг алтаря Эл-Габала под звуки цимбал и барабанов, на которых играли сирийские женщины. Сенаторам и всадникам надлежало присутствовать на этой церемонии. Бог Солнца занимал отныне центральное место в самом пышном ежегодном римском празднестве, приуроченном ко дню летнего солнцестояния. Далее Геродиан сообщает:
«Он установил солнечного идола на колесницу, сплошь отделанную золотом и драгоценными каменьями, и вывез его за пределы столицы, проехав по предместьям города. Колесницу тянули шесть огромных белых, без единого пятнышка, коней в дорогой золотой сбруе с богатой отделкой. Никто не правил упряжкой, никого не было в самой колеснице; получалось, будто бог сам правит колесницей. Элагабал бежал перед колесницей спиной вперед, непрерывно глядя в лицо богу и придерживая поводья. Так он и проделал весь путь, заглядывая в лицо своему богу».
Этот сюжет нашел отражение в чеканке монет, на которых юный правитель назван «Непобедимым» и «Верховным Жрецом», «Жрецом Бога-Солнца Эл-Габала» (SACERDos DEI SOLIS ELAGABali); на другой монете, выпущенной в Антиохии, изображена триумфальная колесница, запряженная четверкой лошадей под четырьмя балдахинами, везущая священный конический камень, увенчанный римским орлом.
Сексуальные отклонения и религиозные пристрастия юного императора настолько встревожили Юлию Мэсу, что она сочла его плохим союзником, от которого лучше избавиться. Его мать, Соэмиада, была столь же безнадежно увлечена солнцепоклонничеством, и потому Мэса обратила взор к своей второй дочери, Юлии Авите Мамее, и ее тринадцатилетнему сыну Алексиану. Этим двум женщинам удалось убедить Элагабала объявить Алексиана цезарем под тем предлогом, что теперь он сможет больше времени уделять своим религиозным обязанностям. Так Алексиан был возведен в ранг Цезаря под именем Александра.
Когда вскоре Элагабал изменил свою точку зрения и попытался устранить Алексиана, Мэса и Мамея расстроили планы императора и, в свою очередь, привлекли на свою сторону преторианскую стражу. 11 марта 222 г. Элагабал и его мать Соэмиада были убиты, их тела проволокли по улицам Рима и сбросили в Тибр; большую часть их приближенных также ожидала смерть. Эмесский бог, этот черный каменный идол, был отправлен обратно в родной город, где поклонение ему ничуть не уменьшилось за четыре года его пребывания в Риме.