В 1959-1962 годах Ли Харви Освальд (Lee Harvey Oswald) жил в Советском Союзе, в Минске, работал на радиотехническом заводе "Горизонт", и звали его там Аликом.
Освальд родился в 1939 году в Новом Орлеане. К 17 годам он с матерью сменил 22 места проживания и ходил в 12 разных школ. В результате он так и не получил школьного аттестата, бросив учебу в 10-м классе.
В 16 лет написал письмо в Социалистическую партию Америки, попросив прислать ему информацию о молодежной организации социалистов. Затем отслужил в Корпусе морской пехоты США (записавшись туда сразу, как ему исполнилось 17 лет.
В армии Освальд дважды попадал под трибунал - в первый раз за то, что случайно ранил себя в руку выстрелом из пистолета, который имел при себе незаконно, второй - за драку с сержантом, которого считал виновным за первое наказание.
Освальд в армии
Уволившись из рядов морской пехоты США, в 1959 году он за свои деньги приехал в СССР через Финляндию и попросил гражданство. Освальду вручили лишь временные документы, и то тогда, когда, отчаявшись от отказов, Ли Харви вскрыл себе вены. Американца определили в тихий и спокойный Минск, где дали хорошую работу с приличной зарплатой и бесплатное жилье.
Из дневника Освальда, минский период:
«4 января. Меня вызвали к паспортистам и, наконец, выдали советские документы. Не советское гражданство, чего я так добивался, а только документы на жительство, даже не для иностранцев, а «для лиц без гражданства». И все равно я счастлив. Служащий сказал, что меня посылают в город Минск. Я спросил: «Это в Сибири?» Он только рассмеялся. И еще сказал, что я буду получать через Красный Крест каждый месяц деньги для оплаты гостиницы и расходов».
«7 января. Еду на поезде из Москвы в Минск, Белоруссия. Счет за отель был 2200 рублей, а билет в Минск стоил 150 рублей, так что у меня много денег и надежд. Пишу своему брату и матери письма, что не желаю больше контактировать с ними. Начинаю новую жизнь и не хочу ни одной частички прошлого».
«7 января. Прибыл в Минск, встречен двумя женщинами — работницами Красного Креста. Мы едем в отель «Минск». Беру комнату и встречаю Розу и Стеллину из «Интуриста», которые говорят по-английски. Стелле лет 40, красивая, замужем, маленький ребенок. Розе около 23, блондинка, привлекательная и не замужем. Прекрасный английский, мы сразу же друг друга привлекли».
«8 января. Встречаюсь с мэром города, товарищ Шрапов, он приветствует меня в Минске, обещает скоро бесплатную квартиру и предупреждает о «некультурных людях», которые могут обидеть иностранцев…»
«10 января. День свободен, гуляю по городу, очень красиво».
«11 января. Сходил на Минский радиозавод, где буду работать. Встретил там аргентинского иммигранта Александра Зегера. Польский еврей иммигрировал в Аргентину в 1938 и вернулся в Польшу (сейчас часть Белоруссии) в 1955-м. Говорит по-английски с американским акцентом, работал на американскую компанию в Аргентине. Он начальник отдела, квалифицированный инженер, почти 50 лет, мягкий характер, симпатичный. Кажется, что-то хочет мне сообщить…»
«13—16 января. Работаю как рабочий по металлу, «проверяльщик», зарплата 700 рублей в месяц, работа легкая, быстро учу русский. Все относятся дружески и по-доброму. Встречаю множество русских рабочих моего возраста, они интересуются мной и даже предложили организовать собрание, на котором я бы выступил. Я вежливо отказался. Почти каждый вечер вожу Розу в театр, кино или в оперу. Живу на широкую ногу и очень доволен. 5-го числа каждого месяца буду получать чек от Красного Креста на 700 рублей как «помощь». Так что в месяц будет выходить 1400 рублей. Почти как у директора завода! Зегер наблюдает за мной. Что не нравится: портрет Ленина, который смотрит на тебя с почетного места, и обязательная для всех физзарядка с 11.00 до 11.10 каждое утро (призраки Г. Уэллса!)».
«16 марта. Получил маленькую однокомнатную квартиру с кухней и ванной около завода (8 минут ходьбы) с прекрасным видом с двух балконов на реку, почти бесплатно (60 рублей в месяц), это русская мечта».
фотография сделана весной 1962 года. На ней — семеро рабочих минского завода «Горизонт», отдыхающих во время обеденного перерыва. Этот ничем не примечательный на первый взгляд снимок обошел впоследствии весь мир. Просто в центре сидящей на лавочке компании - знаменитый Ли Харви Освальд (под номером 5). На фото: 1-Валентин Логинов, 2-Михаил Малаховский, 3- Михаил Шахлевич, 4-Игорь Вержбалович, 6-Борис Синяков, 7- Виктор Карпов
Белорусская газета "Республика" взяла интервью у приятелей Освальда с этой фотографии.
Игорь ВЕРЖБАЛОВИЧ (4): «Фото было сделано в обеденный перерыв на лавочке у стены экспериментального цеха. В это время все рабочие занимались своими делами. Кто-то во дворике забивал козла в домино, кто-то играл в волейбол или баскетбол — там была площадка с натянутой сеткой. Кто-то читал — многие учились, готовились к поступлению, как и я, например. Кто-то снял рубаху и загорал, кто-то ел ссобойку или шел обедать в столовую. А вот в тот день мы фотографировались. ... Мое личное мнение о самом Освальде таково: он был простой парень, ничего особенного, ни рыба ни мясо, я бы сказал. Поэтому никто на заводе не поверил, что он мог стрелять в Кеннеди. А узнали мы об этом происшествии по радио сразу, в тот же день».
Вдова Михаила ШАХЛЕВИЧА (3): "Муж потом говорил, что у Освальда в паспорте места живого от штампов не осталось – в стольких странах он побывал. Миша с ним дружил. Например, Освальд приносил глянцевые американские журналы посмотреть. Это было для нас ново, увидеть, что там едят, где живут…"
Михаил МАЛАХОВСКИЙ (2): "Я работал на первом этаже цеха, Освальд — на втором. Мне казалось, что он был по характеру замкнутым парнем. Может, потому, что много у него забот было: и женитьба, и дочь появилась. Помню, при рождении дочки мы всем цехом подарили ему коляску. Освальд был стройным, подтянутым. Достанет, бывало, из-под верстака русско-английский словарь и учит. Показывал свое военное удостоверение. Леша (Освальд. – Прим. авт.) тогда все говорил: «Вот уеду в Америку, дам там интервью обо всех вас, много денег получу». И вот как все получилось… Это не его работа с Кеннеди. Все подстроили, потому что он приехал из СССР".
Вид на набережную около дома Освальда с другого берега Свислочи.
Балкон его квартиры, где он жил в 1960-1962 гг. – в крайнем здании справа над аркой.
Другом Ли Харви Освальда считали Эрнста Титовца. Вот часть его воспоминаний:
— Английский — моя страсть со школы. Поэтому мне сразу сказали, что в городе появился некий американец, а где-то через полгода я с ним познакомился на вечеринке. Мы с Освальдом как-то сразу сошлись. Хотя в первую же встречу у него была возможность послать меня ко всем чертям. Когда мы возвращались, я решил извиниться за то, что целый вечер приставал с вопросами. На ум ничего не приходило, и неожиданно вышла фраза «I shall expose you» («Я тебя разоблачу»). На самом деле я хотел, конечно, сказать что-то вроде «I’ve been exploiting you» («Я тебя эксплуатировал»). Услышав, Ли просто взорвался, начал кричать! Но потом посмотрел на меня, понял, что я что-то сморозил, и кончилось тем, что он меня проводил до остановки и мы договорились, что встретимся еще. В следующий раз уже пошли в оперный театр. Ли взял билеты на «Евгения Онегина» — он любил классическую музыку…
Освальд был американским патриотом. Он считал, что американское все лучшее. Когда, скажем, мы сравнивали армии наших стран, он защищал свое, а я свое. Выяснилось, например, что поворот кругом у нас и у них разный. И он говорил, что американский вариант лучше. Зато признал, что парадный шаг лучше советский. Показывал мне приемы американского рукопашного боя. И что характерно, в нем не было злости. Он был уравновешенный, спокойный…
У Освальда было великолепное, хоть и своеобразное чувство юмора. Например, мы ходили на танцы, бродили по закулисью. И были такие ситуации: дверь — не знаю, что за ней. Ли изображал любопытство, желание заглянуть туда, но в то же время боязнь и робость — все это было настолько смешно!..
И еще один коллега, Сергей Скоп, слесарь завода «Горизонт»:
— С Освальдом мы общались хорошо. Звали его Алик. Нас, конечно, инструктировали, как с ним общаться. Особо говорили самим не лезть, а если что спросит, тогда отвечать. Освальд был нормальный, культурный человек. Симпатичный, высокий, улыбчивый, ходил всегда в темных очках. Работой он особо не увлекался, но, в общем, работал нормально…
Мы жили с ним в одном доме, буквой Г, на Круглой площади. Он, получалось, по Коммунистической, а я на Сталина. Поэтому вместе ходили на работу и с работы, разговаривали о жизни. Другой раз он скажет, например: «Сегодня у меня сложная работа, к вам подойти можно будет?» Я говорю: «Пожалуйста, конечно…»
С женщинами Освальд общался исключительно, у него это было отработано. И у девушек пользовался успехом. Идем утром на работу, я его спрашиваю: «Почему ты такой уставший?» — «Ой, — говорит, — у меня сегодня ночью любовь была».
Свою жену Марину он встречал с работы всегда с розой, даже когда уже женаты были. Несколько раз я это видел. Он ее очень любил. За плечи обнимал, и шли так вместе…
Однажды Освальд чуть не подрался с еще одним рабочим цеха, Николаем Сусолкиным. Это на моих глазах было. Что-то они между собой не поделили, и Освальд выругался на него: «русская свинья». Он вообще ругался по-русски так, как мало кто из нас смог бы. А Николай Леонидович фронтовик, войну прошел, и к нему. Но, к счастью, все мы разом тут же налетели на них, развели, успокоили…
Снова из дневника Ли Харви Освальда:
«17 марта – 30 апреля. Работа, потерян контакт с Розой после переезда. Встретил Павла Головачу (Головачева - а.). Молодой парень моего возраста, очень умный, специалист по радиотехнике, его отец генерал Головача — командующий Северо-Западной Сибирью, дважды Герой Советского Союза во Второй мировой».
«1 мая. …Зегер советует мне возвращаться в США. Это первый голос против, который я услышал. Уважаю Зегера, он повидал мир. И рассказывает многие вещи, которые я не знаю про СССР. Я почувствовал себя неспокойно внутри, это правда!»
«Август—сентябрь. Мой русский улучшается, и я начинаю осознавать, в каком обществе я живу. Массовая гимнастика, обязательные собрания после работы, политинформация. Обязательное посещение лекций и отправка всего цеха (кроме меня) в воскресенье в колхоз собирать картошку. Все рабочие думают (но не говорят вслух), что это большая помеха. Не видно особого энтузиазма и реального желания…»
«18 октября. Мой 21-й день рождения. Пришли Павел, Роза и Элла – очень красивая русская еврейка, с которой я гуляю в последнее время и которая тоже работает на заводе. Роза и Элла друг дружку ко мне ревнуют, это вызывает во мне теплые чувства. Обе у меня впервые в гостях. Элла и Павел подарили мне пепельницу (я не курю), мы посмеялись».
«Декабрь. У меня легкий роман с Нелли Коробка».
«1 января. Новый год встретил у Эллы Герман. Думаю, я влюблен…»
«2 января. После приятной прогулки рука в руке до кинотеатра мы пришли домой, и, стоя на пороге, я сделал ей предложение. Она колебалась, но отказала. Моя любовь к ней настоящая, но она меня не любит...»
«4—31 января. Надо пересмотреть свое желание остаться. Работа однообразная, деньги, которые я получаю, некуда потратить. Нет ночных клубов, или боулингов, или мест отдыха, кроме профсоюзных вечеринок, которых с меня уже достаточно».
«1 февраля. Делаю первый запрос в американское посольство в Москве о том, что хотел бы вернуться в США».
«28 февраля. Получил письмо из посольства. Ричард Снейдер указывает, что я могу приехать на интервью в любое время».
«17 марта. Я и Эрик (Титовец. – Прим. авт.) сходили на профсоюзные танцы. Скучно, но в последний момент меня познакомили с девушкой, у которой были французская прическа, красное платье и белые туфли. Я танцевал с ней, а потом провожал домой вместе с пятью другими поклонниками. Ее зовут Марина. Мы сразу друг другу понравились, она дала мне свой телефон и уехала с другом на такси. Я пошел домой».
Марина Прусакова в 1959 году
18—31 марта. Мы гуляем, я о себе почти ничего не рассказываю, зато она о себе много. Ее зовут Марина Просакоба» -(Марина Прусакова, 1941 г.р., работала в соседнем цехе, по другим источникам, училась на фармацевта)
«1—30 апреля. У нас это серьезно. 15 апреля я сделал ей предложение, она согласилась».
«1 мая 1961 г. Думаем о будущем. Несмотря на то, что я женился на Марине, чтобы досадить Элле, понимаю, что влюбляюсь в Марину».
«Май. Переход всей моей любви с Эллы на Марину был очень тяжелым, особенно потому, что я видел Эллу каждый день на заводе. Но с каждой неделей я все больше становился близким своей жене. Я еще не рассказал ей о желании вернуться в США. Она меня любит до сумасшествия. Лодочные прогулки по минскому озеру, гуляния в парке, вечера дома и у ее тети Вали».
«Июнь. То же, что и в мае, мы все ближе и ближе, я очень мало думаю об Элле. В последние дни месяца открываюсь жене, что хочу уехать. Она сначала была ошарашена, но теперь подбадривает меня, чтобы я делал то, что хочу».
«Я начинаю пересматривать свое желание остаться. Работа - отстой, мне негде тратить деньги. Нет ночных клубов или боулингов, нет мест отдыха, кроме профсоюзных танцев. Меня все достало.
Из личного дневника Ли Харви Освальда, январь 1962 года»
1961. Минск. Токарь «Минского радиозавода имени Ленина» Ли Харви Освальд со своей женой Мариной Пруссаковой.
«8 июля. 9 июля интервью, получать паспорт, Марине тоже надо ехать в Москву».
«14 июля. Я и Марина возвратились в Минск».
«15 июля. Марина в шоке. На работе все знают, что она была в американском посольстве. Им позвонили из Москвы. Ее вызвали и устроили выволочку».
Марина и Ли на балконе их минской квартиры
«Ноябрь—декабрь. Нас раздражает задержка с документами. Марина начинает думать, что лучше нам не уезжать. Может, из-за напряжения и из-за того, что она беременна. Мы ссоримся, и все идет не так хорошо, особенно с наступлением холодной русской зимы».
«15 января. Дни холодной русской зимы. Но у нас все отлично. Марина должна родить 1 марта».
«15 февраля. Рассвет. Марина будит, пришло ее время. В 9.00 мы в больнице, я оставляю ее медсестрам и еду на работу. 10.00 – у Марины девочка, это я узнаю после работы в 5.00. Мы оба хотели мальчика. У Марины все в порядке, девочка тоже ОК».
Марина, Ли Харви и их дочь Джун
«28 февраля. Иду регистрировать (так положено по закону) ребенка. Хочу назвать ее Джун Марина Освальд. Но эти бюрократы говорят, что у нее должно быть такое отчество, как у меня первое имя. Русский обычай, поддерживаемый законом. Я отказываюсь записывать ее как Джун Ли. Обещают перезвонить в городскую администрацию и узнать, что делать, поскольку у меня ведь действительно американский паспорт».
«29 февраля. Говорят, никто не знает, что делать в таких случаях, но все сходятся в одном: давай-ка делай это по-русски. Имя: Джун Ли».
«24 марта. Марина увольняется с работы формально».
«27 марта. Получил письмо из службы иммиграции и натурализации Сан-Антонио, Техас, что запрос Марины о визе одобрен! Это последний документ. Остается только ждать, когда посольство США получит копию одобрения, чтобы они официально смогли дать ход всему делу».
Отъезд
В 1962-м Ли Харви вместе с женой и дочерью вернулся в США. Он переезжал с места на место, пока, наконец, в октябре 1963 года не оказался в Далласе, где получил работу в техасском государственном школьном книгохранилище.
Вот оно, это здание книгохранилища
Примерно в это время Ли Харви Освальд посетил советское посольство в Мексике. Вот как описывает свой разговор с ним кадровый советский разведчик Николай Леонов:
"Войдя в комнату для приема иностранцев, я увидел молодого человека с необычайно бледным лицом. На столе перед ним лежал револьвер. Барабан был набит патронами. Я сел рядом и спросил, чем могу быть полезен. Молодой человек сказал, что его зовут Ли Освальд, что он американец, проживший несколько лет в СССР, что сейчас он находится под постоянной слежкой и хотел бы немедленно вернуться в СССР, где раньше жил и работал в Минске, и избавиться от постоянного страха за свою жизнь и судьбу семьи.
Марина Освальд с дочками
Вопрос о возвращении гражданства был крайне сложен. Надо было писать мотивированное прошение в Президиум Верховного Совета СССР, долго и без большой надежды ждать, а если и придет положительное решение, то бюрократические хлопоты займут уйму времени. Я каким только мог мягким, успокаивающим тоном сообщил все это необычному визитеру. Он стал было писать прошение, ну руки у него сильно дрожали. Вдруг отложил перо и твердо заявил: "Я их сегодня всех перестреляю. В гостинице за мной следят все: кастелянша, уборщица, привратник..." Глаза его лихорадочно заблестели, голос стал сбивчивым. На него явно накатили какие-то неведомые мне образы и сцены. Было ясно, что за столом сидел человек с перевозбужденной нервной системой, находившейся на грани срыва. Говорить с человеком, находящимся в таком состоянии, не имело никакого смысла. Пришлось лишь максимально успокоить Ли Освальда, постараться убедить его не делать ничего, что могло бы помешать положительному решению его вопроса о восстановлении гражданства СССР и выпроводить из посольства. Обо всем происшедшем я поставил в известность консульский отдел посольства.
Когда некоторое время спустя я узнал о том, что именно Ли Харви Освальд обвиняется в совершении покушения на президента США Джона Кеннеди, увидел на экране телевизора момент его убийства в тюрьме Далласа, закамуфлированного под случайное покушение, мне стало ясно, что он был очевидным козлом отпущения. Никогда человек с такой раздерганной нервной системой, пальцы рук которого не могли твердо держать перо, не смог бы столь расчетливо, хладнокровно, с большого расстояния точно произвести фатальные выстрелы. ... Да и в беседе со мной Освальд, помнится, ни разу не отозвался плохо о президенте или правительстве США. Все его страхи были связаны с кем-то из ближайшего местного окружения, хотя точно объяснить, кто и за что его преследует, он не мог. Жаль таких людей, затравленных жизнью и ставших жертвами большой политической игры.
В октябре 1963 года Марина родила вторую дочь Одри.
А 22 ноября 1963 года в Далласе был застрелен президент Джон Ф. Кеннеди, главным подозреваемым стал Ли Харви Освальд.
Ли Харви Освальд после ареста
Марина Прусакова, у которой на руках были две дочери (одной всего месяц от роду), и которая прожила в США к этому моменту немногим больше года, пришлось очень нелегко. Она давала показания комиссии Уоррена...
Освальд родился в 1939 году в Новом Орлеане. К 17 годам он с матерью сменил 22 места проживания и ходил в 12 разных школ. В результате он так и не получил школьного аттестата, бросив учебу в 10-м классе.
В 16 лет написал письмо в Социалистическую партию Америки, попросив прислать ему информацию о молодежной организации социалистов. Затем отслужил в Корпусе морской пехоты США (записавшись туда сразу, как ему исполнилось 17 лет.
В армии Освальд дважды попадал под трибунал - в первый раз за то, что случайно ранил себя в руку выстрелом из пистолета, который имел при себе незаконно, второй - за драку с сержантом, которого считал виновным за первое наказание.
Освальд в армии
Уволившись из рядов морской пехоты США, в 1959 году он за свои деньги приехал в СССР через Финляндию и попросил гражданство. Освальду вручили лишь временные документы, и то тогда, когда, отчаявшись от отказов, Ли Харви вскрыл себе вены. Американца определили в тихий и спокойный Минск, где дали хорошую работу с приличной зарплатой и бесплатное жилье.
Из дневника Освальда, минский период:
«4 января. Меня вызвали к паспортистам и, наконец, выдали советские документы. Не советское гражданство, чего я так добивался, а только документы на жительство, даже не для иностранцев, а «для лиц без гражданства». И все равно я счастлив. Служащий сказал, что меня посылают в город Минск. Я спросил: «Это в Сибири?» Он только рассмеялся. И еще сказал, что я буду получать через Красный Крест каждый месяц деньги для оплаты гостиницы и расходов».
«7 января. Еду на поезде из Москвы в Минск, Белоруссия. Счет за отель был 2200 рублей, а билет в Минск стоил 150 рублей, так что у меня много денег и надежд. Пишу своему брату и матери письма, что не желаю больше контактировать с ними. Начинаю новую жизнь и не хочу ни одной частички прошлого».
«7 января. Прибыл в Минск, встречен двумя женщинами — работницами Красного Креста. Мы едем в отель «Минск». Беру комнату и встречаю Розу и Стеллину из «Интуриста», которые говорят по-английски. Стелле лет 40, красивая, замужем, маленький ребенок. Розе около 23, блондинка, привлекательная и не замужем. Прекрасный английский, мы сразу же друг друга привлекли».
«8 января. Встречаюсь с мэром города, товарищ Шрапов, он приветствует меня в Минске, обещает скоро бесплатную квартиру и предупреждает о «некультурных людях», которые могут обидеть иностранцев…»
«10 января. День свободен, гуляю по городу, очень красиво».
«11 января. Сходил на Минский радиозавод, где буду работать. Встретил там аргентинского иммигранта Александра Зегера. Польский еврей иммигрировал в Аргентину в 1938 и вернулся в Польшу (сейчас часть Белоруссии) в 1955-м. Говорит по-английски с американским акцентом, работал на американскую компанию в Аргентине. Он начальник отдела, квалифицированный инженер, почти 50 лет, мягкий характер, симпатичный. Кажется, что-то хочет мне сообщить…»
«13—16 января. Работаю как рабочий по металлу, «проверяльщик», зарплата 700 рублей в месяц, работа легкая, быстро учу русский. Все относятся дружески и по-доброму. Встречаю множество русских рабочих моего возраста, они интересуются мной и даже предложили организовать собрание, на котором я бы выступил. Я вежливо отказался. Почти каждый вечер вожу Розу в театр, кино или в оперу. Живу на широкую ногу и очень доволен. 5-го числа каждого месяца буду получать чек от Красного Креста на 700 рублей как «помощь». Так что в месяц будет выходить 1400 рублей. Почти как у директора завода! Зегер наблюдает за мной. Что не нравится: портрет Ленина, который смотрит на тебя с почетного места, и обязательная для всех физзарядка с 11.00 до 11.10 каждое утро (призраки Г. Уэллса!)».
«16 марта. Получил маленькую однокомнатную квартиру с кухней и ванной около завода (8 минут ходьбы) с прекрасным видом с двух балконов на реку, почти бесплатно (60 рублей в месяц), это русская мечта».
фотография сделана весной 1962 года. На ней — семеро рабочих минского завода «Горизонт», отдыхающих во время обеденного перерыва. Этот ничем не примечательный на первый взгляд снимок обошел впоследствии весь мир. Просто в центре сидящей на лавочке компании - знаменитый Ли Харви Освальд (под номером 5). На фото: 1-Валентин Логинов, 2-Михаил Малаховский, 3- Михаил Шахлевич, 4-Игорь Вержбалович, 6-Борис Синяков, 7- Виктор Карпов
Белорусская газета "Республика" взяла интервью у приятелей Освальда с этой фотографии.
Игорь ВЕРЖБАЛОВИЧ (4): «Фото было сделано в обеденный перерыв на лавочке у стены экспериментального цеха. В это время все рабочие занимались своими делами. Кто-то во дворике забивал козла в домино, кто-то играл в волейбол или баскетбол — там была площадка с натянутой сеткой. Кто-то читал — многие учились, готовились к поступлению, как и я, например. Кто-то снял рубаху и загорал, кто-то ел ссобойку или шел обедать в столовую. А вот в тот день мы фотографировались. ... Мое личное мнение о самом Освальде таково: он был простой парень, ничего особенного, ни рыба ни мясо, я бы сказал. Поэтому никто на заводе не поверил, что он мог стрелять в Кеннеди. А узнали мы об этом происшествии по радио сразу, в тот же день».
Вдова Михаила ШАХЛЕВИЧА (3): "Муж потом говорил, что у Освальда в паспорте места живого от штампов не осталось – в стольких странах он побывал. Миша с ним дружил. Например, Освальд приносил глянцевые американские журналы посмотреть. Это было для нас ново, увидеть, что там едят, где живут…"
Михаил МАЛАХОВСКИЙ (2): "Я работал на первом этаже цеха, Освальд — на втором. Мне казалось, что он был по характеру замкнутым парнем. Может, потому, что много у него забот было: и женитьба, и дочь появилась. Помню, при рождении дочки мы всем цехом подарили ему коляску. Освальд был стройным, подтянутым. Достанет, бывало, из-под верстака русско-английский словарь и учит. Показывал свое военное удостоверение. Леша (Освальд. – Прим. авт.) тогда все говорил: «Вот уеду в Америку, дам там интервью обо всех вас, много денег получу». И вот как все получилось… Это не его работа с Кеннеди. Все подстроили, потому что он приехал из СССР".
Вид на набережную около дома Освальда с другого берега Свислочи.
Балкон его квартиры, где он жил в 1960-1962 гг. – в крайнем здании справа над аркой.
Другом Ли Харви Освальда считали Эрнста Титовца. Вот часть его воспоминаний:
— Английский — моя страсть со школы. Поэтому мне сразу сказали, что в городе появился некий американец, а где-то через полгода я с ним познакомился на вечеринке. Мы с Освальдом как-то сразу сошлись. Хотя в первую же встречу у него была возможность послать меня ко всем чертям. Когда мы возвращались, я решил извиниться за то, что целый вечер приставал с вопросами. На ум ничего не приходило, и неожиданно вышла фраза «I shall expose you» («Я тебя разоблачу»). На самом деле я хотел, конечно, сказать что-то вроде «I’ve been exploiting you» («Я тебя эксплуатировал»). Услышав, Ли просто взорвался, начал кричать! Но потом посмотрел на меня, понял, что я что-то сморозил, и кончилось тем, что он меня проводил до остановки и мы договорились, что встретимся еще. В следующий раз уже пошли в оперный театр. Ли взял билеты на «Евгения Онегина» — он любил классическую музыку…
Освальд был американским патриотом. Он считал, что американское все лучшее. Когда, скажем, мы сравнивали армии наших стран, он защищал свое, а я свое. Выяснилось, например, что поворот кругом у нас и у них разный. И он говорил, что американский вариант лучше. Зато признал, что парадный шаг лучше советский. Показывал мне приемы американского рукопашного боя. И что характерно, в нем не было злости. Он был уравновешенный, спокойный…
У Освальда было великолепное, хоть и своеобразное чувство юмора. Например, мы ходили на танцы, бродили по закулисью. И были такие ситуации: дверь — не знаю, что за ней. Ли изображал любопытство, желание заглянуть туда, но в то же время боязнь и робость — все это было настолько смешно!..
И еще один коллега, Сергей Скоп, слесарь завода «Горизонт»:
— С Освальдом мы общались хорошо. Звали его Алик. Нас, конечно, инструктировали, как с ним общаться. Особо говорили самим не лезть, а если что спросит, тогда отвечать. Освальд был нормальный, культурный человек. Симпатичный, высокий, улыбчивый, ходил всегда в темных очках. Работой он особо не увлекался, но, в общем, работал нормально…
Мы жили с ним в одном доме, буквой Г, на Круглой площади. Он, получалось, по Коммунистической, а я на Сталина. Поэтому вместе ходили на работу и с работы, разговаривали о жизни. Другой раз он скажет, например: «Сегодня у меня сложная работа, к вам подойти можно будет?» Я говорю: «Пожалуйста, конечно…»
С женщинами Освальд общался исключительно, у него это было отработано. И у девушек пользовался успехом. Идем утром на работу, я его спрашиваю: «Почему ты такой уставший?» — «Ой, — говорит, — у меня сегодня ночью любовь была».
Свою жену Марину он встречал с работы всегда с розой, даже когда уже женаты были. Несколько раз я это видел. Он ее очень любил. За плечи обнимал, и шли так вместе…
Однажды Освальд чуть не подрался с еще одним рабочим цеха, Николаем Сусолкиным. Это на моих глазах было. Что-то они между собой не поделили, и Освальд выругался на него: «русская свинья». Он вообще ругался по-русски так, как мало кто из нас смог бы. А Николай Леонидович фронтовик, войну прошел, и к нему. Но, к счастью, все мы разом тут же налетели на них, развели, успокоили…
* * *
Снова из дневника Ли Харви Освальда:
«17 марта – 30 апреля. Работа, потерян контакт с Розой после переезда. Встретил Павла Головачу (Головачева - а.). Молодой парень моего возраста, очень умный, специалист по радиотехнике, его отец генерал Головача — командующий Северо-Западной Сибирью, дважды Герой Советского Союза во Второй мировой».
«1 мая. …Зегер советует мне возвращаться в США. Это первый голос против, который я услышал. Уважаю Зегера, он повидал мир. И рассказывает многие вещи, которые я не знаю про СССР. Я почувствовал себя неспокойно внутри, это правда!»
«Август—сентябрь. Мой русский улучшается, и я начинаю осознавать, в каком обществе я живу. Массовая гимнастика, обязательные собрания после работы, политинформация. Обязательное посещение лекций и отправка всего цеха (кроме меня) в воскресенье в колхоз собирать картошку. Все рабочие думают (но не говорят вслух), что это большая помеха. Не видно особого энтузиазма и реального желания…»
«18 октября. Мой 21-й день рождения. Пришли Павел, Роза и Элла – очень красивая русская еврейка, с которой я гуляю в последнее время и которая тоже работает на заводе. Роза и Элла друг дружку ко мне ревнуют, это вызывает во мне теплые чувства. Обе у меня впервые в гостях. Элла и Павел подарили мне пепельницу (я не курю), мы посмеялись».
«Декабрь. У меня легкий роман с Нелли Коробка».
«1 января. Новый год встретил у Эллы Герман. Думаю, я влюблен…»
«2 января. После приятной прогулки рука в руке до кинотеатра мы пришли домой, и, стоя на пороге, я сделал ей предложение. Она колебалась, но отказала. Моя любовь к ней настоящая, но она меня не любит...»
«4—31 января. Надо пересмотреть свое желание остаться. Работа однообразная, деньги, которые я получаю, некуда потратить. Нет ночных клубов, или боулингов, или мест отдыха, кроме профсоюзных вечеринок, которых с меня уже достаточно».
«1 февраля. Делаю первый запрос в американское посольство в Москве о том, что хотел бы вернуться в США».
«28 февраля. Получил письмо из посольства. Ричард Снейдер указывает, что я могу приехать на интервью в любое время».
«17 марта. Я и Эрик (Титовец. – Прим. авт.) сходили на профсоюзные танцы. Скучно, но в последний момент меня познакомили с девушкой, у которой были французская прическа, красное платье и белые туфли. Я танцевал с ней, а потом провожал домой вместе с пятью другими поклонниками. Ее зовут Марина. Мы сразу друг другу понравились, она дала мне свой телефон и уехала с другом на такси. Я пошел домой».
Марина Прусакова в 1959 году
18—31 марта. Мы гуляем, я о себе почти ничего не рассказываю, зато она о себе много. Ее зовут Марина Просакоба» -(Марина Прусакова, 1941 г.р., работала в соседнем цехе, по другим источникам, училась на фармацевта)
«1—30 апреля. У нас это серьезно. 15 апреля я сделал ей предложение, она согласилась».
«1 мая 1961 г. Думаем о будущем. Несмотря на то, что я женился на Марине, чтобы досадить Элле, понимаю, что влюбляюсь в Марину».
«Май. Переход всей моей любви с Эллы на Марину был очень тяжелым, особенно потому, что я видел Эллу каждый день на заводе. Но с каждой неделей я все больше становился близким своей жене. Я еще не рассказал ей о желании вернуться в США. Она меня любит до сумасшествия. Лодочные прогулки по минскому озеру, гуляния в парке, вечера дома и у ее тети Вали».
«Июнь. То же, что и в мае, мы все ближе и ближе, я очень мало думаю об Элле. В последние дни месяца открываюсь жене, что хочу уехать. Она сначала была ошарашена, но теперь подбадривает меня, чтобы я делал то, что хочу».
«Я начинаю пересматривать свое желание остаться. Работа - отстой, мне негде тратить деньги. Нет ночных клубов или боулингов, нет мест отдыха, кроме профсоюзных танцев. Меня все достало.
Из личного дневника Ли Харви Освальда, январь 1962 года»
1961. Минск. Токарь «Минского радиозавода имени Ленина» Ли Харви Освальд со своей женой Мариной Пруссаковой.
«8 июля. 9 июля интервью, получать паспорт, Марине тоже надо ехать в Москву».
«14 июля. Я и Марина возвратились в Минск».
«15 июля. Марина в шоке. На работе все знают, что она была в американском посольстве. Им позвонили из Москвы. Ее вызвали и устроили выволочку».
Марина и Ли на балконе их минской квартиры
«Ноябрь—декабрь. Нас раздражает задержка с документами. Марина начинает думать, что лучше нам не уезжать. Может, из-за напряжения и из-за того, что она беременна. Мы ссоримся, и все идет не так хорошо, особенно с наступлением холодной русской зимы».
«15 января. Дни холодной русской зимы. Но у нас все отлично. Марина должна родить 1 марта».
«15 февраля. Рассвет. Марина будит, пришло ее время. В 9.00 мы в больнице, я оставляю ее медсестрам и еду на работу. 10.00 – у Марины девочка, это я узнаю после работы в 5.00. Мы оба хотели мальчика. У Марины все в порядке, девочка тоже ОК».
Марина, Ли Харви и их дочь Джун
«28 февраля. Иду регистрировать (так положено по закону) ребенка. Хочу назвать ее Джун Марина Освальд. Но эти бюрократы говорят, что у нее должно быть такое отчество, как у меня первое имя. Русский обычай, поддерживаемый законом. Я отказываюсь записывать ее как Джун Ли. Обещают перезвонить в городскую администрацию и узнать, что делать, поскольку у меня ведь действительно американский паспорт».
«29 февраля. Говорят, никто не знает, что делать в таких случаях, но все сходятся в одном: давай-ка делай это по-русски. Имя: Джун Ли».
«24 марта. Марина увольняется с работы формально».
«27 марта. Получил письмо из службы иммиграции и натурализации Сан-Антонио, Техас, что запрос Марины о визе одобрен! Это последний документ. Остается только ждать, когда посольство США получит копию одобрения, чтобы они официально смогли дать ход всему делу».
* * *
Отъезд
В 1962-м Ли Харви вместе с женой и дочерью вернулся в США. Он переезжал с места на место, пока, наконец, в октябре 1963 года не оказался в Далласе, где получил работу в техасском государственном школьном книгохранилище.
Вот оно, это здание книгохранилища
Примерно в это время Ли Харви Освальд посетил советское посольство в Мексике. Вот как описывает свой разговор с ним кадровый советский разведчик Николай Леонов:
"Войдя в комнату для приема иностранцев, я увидел молодого человека с необычайно бледным лицом. На столе перед ним лежал револьвер. Барабан был набит патронами. Я сел рядом и спросил, чем могу быть полезен. Молодой человек сказал, что его зовут Ли Освальд, что он американец, проживший несколько лет в СССР, что сейчас он находится под постоянной слежкой и хотел бы немедленно вернуться в СССР, где раньше жил и работал в Минске, и избавиться от постоянного страха за свою жизнь и судьбу семьи.
Марина Освальд с дочками
Вопрос о возвращении гражданства был крайне сложен. Надо было писать мотивированное прошение в Президиум Верховного Совета СССР, долго и без большой надежды ждать, а если и придет положительное решение, то бюрократические хлопоты займут уйму времени. Я каким только мог мягким, успокаивающим тоном сообщил все это необычному визитеру. Он стал было писать прошение, ну руки у него сильно дрожали. Вдруг отложил перо и твердо заявил: "Я их сегодня всех перестреляю. В гостинице за мной следят все: кастелянша, уборщица, привратник..." Глаза его лихорадочно заблестели, голос стал сбивчивым. На него явно накатили какие-то неведомые мне образы и сцены. Было ясно, что за столом сидел человек с перевозбужденной нервной системой, находившейся на грани срыва. Говорить с человеком, находящимся в таком состоянии, не имело никакого смысла. Пришлось лишь максимально успокоить Ли Освальда, постараться убедить его не делать ничего, что могло бы помешать положительному решению его вопроса о восстановлении гражданства СССР и выпроводить из посольства. Обо всем происшедшем я поставил в известность консульский отдел посольства.
Когда некоторое время спустя я узнал о том, что именно Ли Харви Освальд обвиняется в совершении покушения на президента США Джона Кеннеди, увидел на экране телевизора момент его убийства в тюрьме Далласа, закамуфлированного под случайное покушение, мне стало ясно, что он был очевидным козлом отпущения. Никогда человек с такой раздерганной нервной системой, пальцы рук которого не могли твердо держать перо, не смог бы столь расчетливо, хладнокровно, с большого расстояния точно произвести фатальные выстрелы. ... Да и в беседе со мной Освальд, помнится, ни разу не отозвался плохо о президенте или правительстве США. Все его страхи были связаны с кем-то из ближайшего местного окружения, хотя точно объяснить, кто и за что его преследует, он не мог. Жаль таких людей, затравленных жизнью и ставших жертвами большой политической игры.
В октябре 1963 года Марина родила вторую дочь Одри.
А 22 ноября 1963 года в Далласе был застрелен президент Джон Ф. Кеннеди, главным подозреваемым стал Ли Харви Освальд.
Ли Харви Освальд после ареста
Марина Прусакова, у которой на руках были две дочери (одной всего месяц от роду), и которая прожила в США к этому моменту немногим больше года, пришлось очень нелегко. Она давала показания комиссии Уоррена...