К середине лета 1918 года разрасталась не только Гражданская война, но и противоречия между участниками непрочной коалиции большевиков и левых эсеров (ПЛСР). Итогом стало убийство эсерами германского посла и вооружённое выступление против большевиков.
Комбед раздора
Разногласия между большевиками и социал-революционерами были по двум принципиальным вопросам: международному и внутреннему. Левые эсеры не приняли Брестский мир — партийные делегаты во время IV Всероссийского съезда советов отказались голосовать за «соглашение с германским империализмом».
Внутренней причиной была политика большевиков в деревне. В мае эсеры поддерживали инициативы ленинцев, например монополию на хлебную торговлю, фактически лишившую крестьян права продавать урожай. Они также поддержали декрет «О продовольствии», санкционировавший посылку продотрядов в деревню. Однако 11 июня, когда Совет народных комиссаров представил на утверждение во ВЦИК декрет о создании комбедов (комитетов бедноты), левые эсеры не поддержали постановление. Деревенская беднота была преимущественно за большевиков, и фактическое отстранение сельских советов от власти лишало ПЛСР электоральной базы.
К моменту созыва V съезда Советов, последнего многопартийного съезда в советской истории, левым эсерам стало окончательно ясно, что их ждёт судьба анархистов, меньшевиков и правых эсеров — их спихнут с корабля революции. Левые эсеры решили дать бой привычным методом — актом индивидуального террора. Но застрелить они решили не большевистского вождя, а посла Германской империи. Тем самым выразить запоздалый протест против Брестского договора, а также против того, что большевики не помогают трудящимся Украины и Белоруссии в борьбе с оккупационными властями.
Советские историки говорили о масштабном заговоре левых эсеров. Однако есть много свидетельств, что решение Якова Блюмкина и Николая Андреева убить Вильгельма фон Мирбаха было их личной инициативой. Другое дело, что данное преступление оказалось очень на руку большевикам. Оно стало прекрасным предлогом для расправы над политическими оппонентами. И в этой связи очень загадочна роль Дзержинского. Ведь Феликс Эдмундович был противником Брестского мира. А убийцы посла по удивительному стечению обстоятельств служили в ВЧК. На тот момент левые эсеры были не только в оппозиции, но и во власти. Например, заместителем Дзержинского работал эсер Вячеслав Александрович, имевший доступ к печати своего начальника. Многие чекистские командиры среднего звена и рядовые сотрудники тоже были левыми эсерами. Было ли это всё случайностью или Дзержинский вёл свою игру, пытаясь использовать эсеров для изменения политического курса Ленина?
Поддельная подпись, подлинная печать
Вильгельм фон Мирбах, посол Германской империи в Советской России, не отличался особыми интеллектуальными качествами, да и его жизненный путь не был сколько-либо остросюжетным (кроме его окончания, конечно). Он пребывал в Москве и по мере сил выбивал из советских партнёров обещанные продовольственные поставки.
Биографии боевиков-убийц куда любопытней. Николай Андреев, непосредственный убийца, служил в ВЧК с 1918 года, но уволился из органов за неделю до инцидента. После 6 июля покинул Москву и пустился в странствия — планировал застрелить гетмана Скоропадского, был замечен у Махно, позже умер от тифа. Ещё любопытней судьба руководителя операции Якова Блюмкина. Он побывал и анархистом, и эсером, и троцкистом, и чекистом, стал одним из прототипов молодого Штирлица, участвовал в создании Гилянской республики в Северном Иране и был расстрелян коллегами из ОГПУ ещё в 1929 году, задолго до большой чистки НКВД.
Доступ в германское посольство затруднений не вызвал: Блюмкин и Андреев имели удостоверения сотрудников ВЧК. Подпись Дзержинского на документах была поддельной, но печать — подлинной.
Визитёры беспрепятственно вошли в приёмную, убедили дежурного офицера вызвать графа Мирбаха под предлогом обсуждения важной информации. Бессодержательный разговор завершился двумя брошенными гранатами (одна не взорвалась) и стрельбой из наганов. Пуля, выпущенная Андреевым, попала убегавшему графу в затылок. Убийцы настолько плохо организовали отход, что оставили удостоверения и шляпы. Блюмкин был ранен и в дальнейших событиях не участвовал.
К тому времени в Большом театре второй день шел V съезд Советов. Когда стало известно о происшествии, лидер левых эсеров Мария Спиридонова вскочила на стол с криками: «Слушай земля, слушай земля!»
Ничего более значимого эсеровское руководство не сделало. Около шести вечера эсеры, а заодно и все депутаты-небольшевики были арестованы. Для этого чекисты под руководством Якова Петерса провели операцию. Со сцены было объявлено, что большевистская фракция должна провести собрание за пределами театра. А когда все большевики вышли, чекисты арестовали около четырёхсот пятидесяти оставшихся делегатов.
Других успехов ленинцы в этот вечер не достигли. Дзержинский отправил в штаб чекиста, левого эсера Попова, чтобы арестовать убийц Мирбаха, но был задержан сам с сопровождающими и взят в заложники. Некоторое время спустя боевики левых эсеров на несколько часов занимают здание на Лубянке, арестовывают начальника отдела ВЧК по борьбе с контрреволюцией Мартына Лациса, освобождают арестованных эсеров. Одновременно эсеры занимают главпочтамт и Центральный телеграф.
К ночи 6 июля на стороне Ленина и Троцкого было меньше лояльных штыков, чем у их оппонентов. Почти все вооружённые силы заявили о нейтралитете и отказались покидать казармы, в ожидании, когда победит «законная власть».
Традиционное безволие
Левые эсеры успешно создали громкое событие — убийство посла супердержавы. Одновременно они захватили контроль над средствами связи. Однако у них не оказалось защищённого политического штаба, который смог бы распорядиться преимуществом. Мария Спиридонова добровольно пошла в Большой театр, как в ловушку, где и была арестована с остальными делегатами от своей партии. Не нашлось ни одного лидера, который отдал бы приказ тому же Попову, имевшему и орудия, и броневики, атаковать Кремль или хотя бы освободить эсеровскую верхушку. Подобно народникам, надеявшимся свергнуть самодержавие терактом, эсеры надеялись опрокинуть большевиков, убив иностранного посла.
Между тем кремлёвские вожди — Ленин, Троцкий, Свердлов — оправились от шока. До полуночи у них появилась верная и компактная вооружённая сила — латышские полки. Они праздновали Янов день на Ходынском поле, что поначалу позволяло мятежникам рассчитывать на их бездействие. Но большевики убедили латышей, в частности их командующего Иоакима Вацетиса, что подавление мятежа левых эсеров важнее, чем гуляния в честь латышского национального праздника.
На рассвете 7 июля Москва в очередной раз услышала канонаду. Боевики отряда Попова держались недолго и разбежались. Сам командир позже объявится у Махно. Александрович был арестован и расстрелян вместе с двенадцатью чекистами-сообщниками. Дзержинский и другие чекисты-ленинцы остались целыми и невредимыми. Железный Феликс, как косвенный виновник временного успеха мятежников, ушёл в отставку до 22 августа. ПЛСР была объявлена вне закона, и в России установилась однопартийная диктатура.
Что же касается международных последствий убийства посла, то они оказались скромными. Германия потребовала увеличения суммы контрибуции и допуска в Москву охранного батальона. Возобновление войны исключалось.
Убийство Мирбаха как попытка разорвать мир между Советской Россией и Германской империей с возобновлением войны вряд ли являлось авантюрой, способной окончательно погубить страну. Если считать Брестский мир выверенным актом политического рационализма, то разрыв этого договора в июле 1918 года был ещё более рационален. В марте, когда подписывался «похабный» мир, у Германии оставались шансы, перебросив войска на Западный фронт, взять Париж. В июле, за неделю до начала контрнаступления союзных армий, усиленных американцами, шансы стали нулевыми.
По сути, левые эсеры решили перевернуть ленинский лозунг и превратить Гражданскую войну в «империалистическую», вернувшись в Антанту. Удайся им эта затея, в России могло бы быть сформировано демократическое, хотя и левое, правительство, способное к диалогу со странами Запада, без международной изоляции, к которой закономерно привёл заключённый большевиками Брестский мир.
Но такой вариант развития событий был исключён сущностью левоэсеровской партии. В годы дореволюционной подпольной борьбы эсеры были на слуху, потому что занимались индивидуальным террором и не особо задумывались о захвате и удержании власти любым путём. Как и в царские времена, они надеялись, что достаточно кого-то убить и власть сама свалится им в руки. Брать власть силой, в отличие от большевиков, эсеры так и не научились.