На самом деле, они были очень разные, эти Ильф и Петров. И все же в их жизни случалось удивительно много совпадений, которые могут показаться мистическими. Оба родились в Одессе, оба одновременно переехали в Москву, оба случайно стали писателями. Да и гениальный роман они тоже, по большому счету, написали случайно. Каждому из них было страшно представить, что когда-то придется остаться один на один с чистым листом бумаги. К этому пожеланию судьба не прислушалась. Они не знали, что им суждено встретиться и громко заявить о себе.
В ноябре 1923 года на перрон в Москве ступил высокий мужчина двадцати с небольшим лет. В паспорте приезжего значилось имя Евгений Катаев. Через несколько месяцев одесский поезд доставил на тот же перрон другого молодого человека. Его звали Иехиел-Лейб Файнзильберг, впрочем, он уже давно представлялся всем коротко: Илья Ильф.
К 26 годам Илья Ильф успел поработать чертежником, токарем, телефонистом, журналистом и даже поэтом. И не снискал ни славы, ни денег. А в соседнем районе города Одессы тем временем жил-поживал некий Евгений Петрович Катаев. После гимназии, он работал корреспондентом Украинского телеграфного агентства, а затем поступил на службу в уголовный розыск, где быстро сделал неплохую карьеру.
В жизни Ильи Ильфа погонь с наганом не было, но романтики тоже хватало. Он был давно и безнадежно влюблен в 17-летнюю Марусю Тарасенко. Роман был красивым и трогательным. А осенью 1922-го на углу Дерибасовской и Преображенской торжественно признался в любви.
Илье позарез нужны были деньги на свадьбу. Выход был один ехать на заработки. Разумеется, в Москву.
В столице Илья Ильф устроился редактором в газету «Гудок». Жил, где придется, иногда ночевал в редакции или в типографии.
Илья Ильф и Евгений Петров (второй ряд)
А у Евгения Катаева жилищных проблем не было - он поселился у брата Валентина.
Евгений и просил Катаева-старшего найти ему возможность обосноваться в столице — в письмах, отправленных летом 1923 года, он сообщал, что работа у него «больше чем каторжная», и спрашивал, сможет ли он «поступить на службу, в университет, в консерваторию и т. д.
Братья Валентин и Евгений Катаевы были очень дружны, а в том, что Евгений стал писателем - прямая заслуга брата.
Дело в том, что, приехав в Москву, будущий соавтор бендерианы устроился работать надзирателем в Бутырку, и брат не мог этого вынести.
О дальнейшем развитии истории рассказывает сам Валентин Катаев.
- Я решил сделать из него профессионального журналиста и посоветовал что-нибудь написать на пробу. Он уперся еще больше.
- Но почему же? - спрашивал я с раздражением.
- Потому что я не умею,- почти со злобой отвечал он.
- Но послушай, неужели тебе не ясно, что каждый более или менее интеллигентный, грамотный человек может что-нибудь написать?
- Что именно?
- Бог мой, ну что-нибудь.
- Конкретно?
- Мало ли... Не все ли равно... Ты столько рассказывал забавных случаев из своей уголовной практики. Ну возьми какой-нибудь сюжетец.
- Например?
- Ну, например, как вы там где-то в уезде накрыли какого-то типа по фамилии Гусь, воровавшего казенные доски.
- Я не умею,- заскрипел зубами брат, и его шоколадного цвета глаза китайского разреза свирепо сверкнули. Тогда я решил употребить самое грубое средство.
- Ты что же это? Рассчитываешь сидеть у меня на шее со своим нищенским жалованьем?
Мой брат побледнел от оскорбления, потом покраснел, но сдержался и, еще сильнее стиснув зубы, процедил, с ненавистью глядя на меня:
- Хорошо. Я напишу. Говори, что писать.
- Напиши про Гуся и доски.
- Сколько страниц? - спросил он бесстрастно.
- Шесть,- сказал я, подумав.
Он сел за мой письменный столик между двух окон, придвинул к себе бумагу, обмакнул перо в чернильницу и стал писать - не быстро, но и не медленно, как автомат, ни на минуту не отрываясь от писания, с яростно-неподвижным лицом, на которой я без труда прочел покорность и отвращение. Примерно через час, не сделав ни одной помарки и ни разу не передохнув, он исписал от начала до конца ровно шесть страниц и, не глядя на меня, подал свою рукопись через плечо.
- Подавись! - тихо сказал он.
У него оказался четкий, красивый, мелкий почерк, унаследованный от папы. Я пробежал написанные им шесть страниц и с удивлением понял, что он совсем недурно владеет пером. Получился отличный очерк, полный юмора и наблюдательности. Я тотчас отвез его на трамвае А в редакцию "Накануне", дал секретарю, причем сказал:
- Если это вам даже не понравится, то все равно это надо напечатать. Вы понимаете - надо! От этого зависит судьба человека.
Рукопись полетела на "юнкерсе" в Берлин, где печаталось "Накануне", и вернулась обратно уже в виде фельетона, напечатанного в литературном приложении под псевдонимом, который я ему дал.
- Заплатите как можно больше,- сказал я представителю московского отделения "Накануне". После этого я отнес номер газеты с фельетоном под названием "Гусь и доски" (а может быть, "Доски и Гусь") на Мыльников и вручил ее брату, который был не столько польщен, сколько удивлен.
- Поезжай за гонораром,- сухо приказал я. Он поехал и привез домой три отличных, свободно конвертируемых червонца, то есть тридцать рублей,- валюту того времени.
- Ну,- сказал я,- так что же выгоднее: служить в Бутырках иди писать фельетоны? За один час равнительно легкой и чистой работы ты получил больше, чем за месяц бездарных поездок в Бутырки.
Брат оказался мальчиком сообразительным и старательным, так что месяца через два, облазив редакции всех юмористических журналов Москвы, веселый, общительный и обаятельный, он стал очень прилично зарабатывать.
Так Евгений попался на «литературную удочку». Заметки подписывал псевдонимом «Петров», справедливо решив, что двоих писателей Катаевых «Боливар отечественной литературы» просто не выдержит.
Илья Ильф и Евгений Петров.1935
Ну а потом Валентин познакомит брата с Ильей Ильфом и возникнет талантливейшее сотрудничество, оставившее не только нам, но и всему миру две изумительные книги.
Уже через пару месяцев после знакомства Валентин Катаев пригласил на серьезный разговор Петрова и Ильфа. Начал торжественно: «Я буду вашим Дюма-отцом, а вы моими литературными «неграми». Нужно было срочно написать авантюрный и сатирический роман. На самом деле эту работу должен был выполнить сам Валентин Петрович, но он не слишком рвался.
Идею, недолго думая, позаимствовали у Конан Дойла Шерлок Холмс в одной из новелл ловил странного итальянца, который охотился за бюстиками Наполеона. Наполеонов было шесть. А тут роман! Так что пусть будут стулья. И, конечно, их должно быть больше, чем бюстов императора, например, двенадцать.
Ильф с 3-м изданием романа "12 стульев". 1930. Фото Е. Лангмана
Каждый фрагмент произведения переписывался по нескольку раз. Своих героев авторы списали с реальных людей. Так, прототипом Эллочки Щукиной стала сестра первой жены Катаева, Тамара Коваленко. А отец Федор Востриков был пародией на… Достоевского. Литературоведы уверены, что даже стиль писем отца Федора скопирован с писем Федора Михайловича супруге.
В итоге произошло чудо: Валентин Катаев, прочитав первую главу, оставил за Ильфом и Петровым право самостоятельно завершить роман.
…Они воспринимались настолько неразрывно, что Ильф часто шутил: «Томят сомнения не зачислят ли нас с Женей на довольствие как одного человека?».
Ильф умер вечером 13 апреля 1937 года.Сказался давний туберкулез. Ему было 39 лет. На похоронах Петров стоял черный от горя. Он похоронил и друга, и многие творческие идеи. Среди них темы двух сатирических романов. Евгений, тем не менее, писал, едва ли не каждый день. Но ни вдохновения, ни прежнего успеха уже не было. Тогда-то многим и пришла в голову эта жутковатая мысль: Петров как будто ищет смерть.
Евгений Петров.1929
На фронт Евгений попал в первые же дни войны, став корреспондентом Совинформбюро. Рвался туда, где шли самые ожесточенные бои. 2 июля 1942 года военные чуть ли не насильно усадили корреспондента в самолет, летевший из Севастополя в Москву. По дороге «дуглас» был подбит немецким истребителем. И вот что удивительно: при жесткой посадке несколько человек, находившихся на борту, отделались травмами разной степени тяжести, а Евгений Петров погиб...
Однажды кто-то из них пошутил: «Хорошо, если бы мы когда-нибудь погибли вместе. Тогда ни одному из нас не пришлось бы присутствовать на собственных похоронах».
Вышло иначе...
В ноябре 1923 года на перрон в Москве ступил высокий мужчина двадцати с небольшим лет. В паспорте приезжего значилось имя Евгений Катаев. Через несколько месяцев одесский поезд доставил на тот же перрон другого молодого человека. Его звали Иехиел-Лейб Файнзильберг, впрочем, он уже давно представлялся всем коротко: Илья Ильф.
К 26 годам Илья Ильф успел поработать чертежником, токарем, телефонистом, журналистом и даже поэтом. И не снискал ни славы, ни денег. А в соседнем районе города Одессы тем временем жил-поживал некий Евгений Петрович Катаев. После гимназии, он работал корреспондентом Украинского телеграфного агентства, а затем поступил на службу в уголовный розыск, где быстро сделал неплохую карьеру.
В жизни Ильи Ильфа погонь с наганом не было, но романтики тоже хватало. Он был давно и безнадежно влюблен в 17-летнюю Марусю Тарасенко. Роман был красивым и трогательным. А осенью 1922-го на углу Дерибасовской и Преображенской торжественно признался в любви.
Илье позарез нужны были деньги на свадьбу. Выход был один ехать на заработки. Разумеется, в Москву.
В столице Илья Ильф устроился редактором в газету «Гудок». Жил, где придется, иногда ночевал в редакции или в типографии.
Илья Ильф и Евгений Петров (второй ряд)
А у Евгения Катаева жилищных проблем не было - он поселился у брата Валентина.
Евгений и просил Катаева-старшего найти ему возможность обосноваться в столице — в письмах, отправленных летом 1923 года, он сообщал, что работа у него «больше чем каторжная», и спрашивал, сможет ли он «поступить на службу, в университет, в консерваторию и т. д.
Братья Валентин и Евгений Катаевы были очень дружны, а в том, что Евгений стал писателем - прямая заслуга брата.
Дело в том, что, приехав в Москву, будущий соавтор бендерианы устроился работать надзирателем в Бутырку, и брат не мог этого вынести.
О дальнейшем развитии истории рассказывает сам Валентин Катаев.
- Я решил сделать из него профессионального журналиста и посоветовал что-нибудь написать на пробу. Он уперся еще больше.
- Но почему же? - спрашивал я с раздражением.
- Потому что я не умею,- почти со злобой отвечал он.
- Но послушай, неужели тебе не ясно, что каждый более или менее интеллигентный, грамотный человек может что-нибудь написать?
- Что именно?
- Бог мой, ну что-нибудь.
- Конкретно?
- Мало ли... Не все ли равно... Ты столько рассказывал забавных случаев из своей уголовной практики. Ну возьми какой-нибудь сюжетец.
- Например?
- Ну, например, как вы там где-то в уезде накрыли какого-то типа по фамилии Гусь, воровавшего казенные доски.
- Я не умею,- заскрипел зубами брат, и его шоколадного цвета глаза китайского разреза свирепо сверкнули. Тогда я решил употребить самое грубое средство.
- Ты что же это? Рассчитываешь сидеть у меня на шее со своим нищенским жалованьем?
Мой брат побледнел от оскорбления, потом покраснел, но сдержался и, еще сильнее стиснув зубы, процедил, с ненавистью глядя на меня:
- Хорошо. Я напишу. Говори, что писать.
- Напиши про Гуся и доски.
- Сколько страниц? - спросил он бесстрастно.
- Шесть,- сказал я, подумав.
Он сел за мой письменный столик между двух окон, придвинул к себе бумагу, обмакнул перо в чернильницу и стал писать - не быстро, но и не медленно, как автомат, ни на минуту не отрываясь от писания, с яростно-неподвижным лицом, на которой я без труда прочел покорность и отвращение. Примерно через час, не сделав ни одной помарки и ни разу не передохнув, он исписал от начала до конца ровно шесть страниц и, не глядя на меня, подал свою рукопись через плечо.
- Подавись! - тихо сказал он.
У него оказался четкий, красивый, мелкий почерк, унаследованный от папы. Я пробежал написанные им шесть страниц и с удивлением понял, что он совсем недурно владеет пером. Получился отличный очерк, полный юмора и наблюдательности. Я тотчас отвез его на трамвае А в редакцию "Накануне", дал секретарю, причем сказал:
- Если это вам даже не понравится, то все равно это надо напечатать. Вы понимаете - надо! От этого зависит судьба человека.
Рукопись полетела на "юнкерсе" в Берлин, где печаталось "Накануне", и вернулась обратно уже в виде фельетона, напечатанного в литературном приложении под псевдонимом, который я ему дал.
- Заплатите как можно больше,- сказал я представителю московского отделения "Накануне". После этого я отнес номер газеты с фельетоном под названием "Гусь и доски" (а может быть, "Доски и Гусь") на Мыльников и вручил ее брату, который был не столько польщен, сколько удивлен.
- Поезжай за гонораром,- сухо приказал я. Он поехал и привез домой три отличных, свободно конвертируемых червонца, то есть тридцать рублей,- валюту того времени.
- Ну,- сказал я,- так что же выгоднее: служить в Бутырках иди писать фельетоны? За один час равнительно легкой и чистой работы ты получил больше, чем за месяц бездарных поездок в Бутырки.
Брат оказался мальчиком сообразительным и старательным, так что месяца через два, облазив редакции всех юмористических журналов Москвы, веселый, общительный и обаятельный, он стал очень прилично зарабатывать.
Так Евгений попался на «литературную удочку». Заметки подписывал псевдонимом «Петров», справедливо решив, что двоих писателей Катаевых «Боливар отечественной литературы» просто не выдержит.
Илья Ильф и Евгений Петров.1935
Ну а потом Валентин познакомит брата с Ильей Ильфом и возникнет талантливейшее сотрудничество, оставившее не только нам, но и всему миру две изумительные книги.
Уже через пару месяцев после знакомства Валентин Катаев пригласил на серьезный разговор Петрова и Ильфа. Начал торжественно: «Я буду вашим Дюма-отцом, а вы моими литературными «неграми». Нужно было срочно написать авантюрный и сатирический роман. На самом деле эту работу должен был выполнить сам Валентин Петрович, но он не слишком рвался.
Идею, недолго думая, позаимствовали у Конан Дойла Шерлок Холмс в одной из новелл ловил странного итальянца, который охотился за бюстиками Наполеона. Наполеонов было шесть. А тут роман! Так что пусть будут стулья. И, конечно, их должно быть больше, чем бюстов императора, например, двенадцать.
Ильф с 3-м изданием романа "12 стульев". 1930. Фото Е. Лангмана
Каждый фрагмент произведения переписывался по нескольку раз. Своих героев авторы списали с реальных людей. Так, прототипом Эллочки Щукиной стала сестра первой жены Катаева, Тамара Коваленко. А отец Федор Востриков был пародией на… Достоевского. Литературоведы уверены, что даже стиль писем отца Федора скопирован с писем Федора Михайловича супруге.
В итоге произошло чудо: Валентин Катаев, прочитав первую главу, оставил за Ильфом и Петровым право самостоятельно завершить роман.
…Они воспринимались настолько неразрывно, что Ильф часто шутил: «Томят сомнения не зачислят ли нас с Женей на довольствие как одного человека?».
Ильф умер вечером 13 апреля 1937 года.Сказался давний туберкулез. Ему было 39 лет. На похоронах Петров стоял черный от горя. Он похоронил и друга, и многие творческие идеи. Среди них темы двух сатирических романов. Евгений, тем не менее, писал, едва ли не каждый день. Но ни вдохновения, ни прежнего успеха уже не было. Тогда-то многим и пришла в голову эта жутковатая мысль: Петров как будто ищет смерть.
Евгений Петров.1929
На фронт Евгений попал в первые же дни войны, став корреспондентом Совинформбюро. Рвался туда, где шли самые ожесточенные бои. 2 июля 1942 года военные чуть ли не насильно усадили корреспондента в самолет, летевший из Севастополя в Москву. По дороге «дуглас» был подбит немецким истребителем. И вот что удивительно: при жесткой посадке несколько человек, находившихся на борту, отделались травмами разной степени тяжести, а Евгений Петров погиб...
Однажды кто-то из них пошутил: «Хорошо, если бы мы когда-нибудь погибли вместе. Тогда ни одному из нас не пришлось бы присутствовать на собственных похоронах».
Вышло иначе...