Женщины в огне

4 мая 1897 года Парижский благотворительный базар, уже в тринадцатый раз организуемый совместными усилиями европейской аристократической верхушки и главами католической церкви, был в самом разгаре. В свежеотстроенном длинном павильоне на боковой улице недалеко от Шамп Элизе стараниями театральных декораторов была воссоздана фантазийная улочка средневекового Парижа.

22 фанерных киоска, расписанные “под старину”, представляли собой очаровательное зрелище. Много расписных тканей, картонных вывесок, соломенных крыш и фальшивых архитектурных деталей из папье-маше. Внутри самые блестящие дамы парижского бомонда продавали сувениры и безделушки*. Собранные деньги должны были пойти на нужды обездоленных.

Одним из главных развлечений, которым базар привлекал в этом году публику, был кинематограф. Маленький темный зал, расположенный почти посередине базара, крутил по шесть лент каждый пятнадцатиминутный сеанс. Ранний кинематограф был по преимуществу развлечением для третьего сословия, и для многих аристократических посетителей базара это был первый шанс увидеть знаменитые движущиеся картинки в благопристойной обстановке. Все охотно платили 50 сантимов и смирно стояли в очереди, болтая со знакомыми.

При отсутствии электричества, свет кинопроектора давала эфирная лампа. Это был небезопасный в использовании, но стандартный в те годы осветительный прибор, широко использующийся в индустрии развлечений – в театральных софитах и проч.

Когда эфир в лампе начинал убывать, свет проектора становился тусклее. Подгоняемый распорядителями, оператор начал торопливо заряжать лампу в почти полной темноте. Он открыл бутыль эфира и раздраженно крикнул помощнику, чтоб тот посветил ему, а то не видно, куда наливать. Помощник, не думая дважды, чиркнул спичкой. Раздался “бум”.

Эфир – это очень летучая и очень горючая жидкость. Пары эфира над бутылью мгновенно воспламенились, создав небольшой объемный взрыв. Столб пламени взметнулся до потолка. Если б это произошло в нормальном кирпичном здании, возможно, что огонь удалось бы быстро потушить. Но это случилось в абсолютно идеальной обстановке для развития катастрофического пожара.

Взрыв выбил огонь вверх и пламя начало пожирать навесные потолки из расписанной парусины. Буквально через пару минут огонь по верху распространился на всю площадь помещения. Потолок пылал. Куски горящей ткани и обломки деревянных стропил начали сыпаться вниз, на картонные киоски, щедро расписанные масляными красками, на бумажные цветы, на драпировки, на пышные прически дам, шляпки с перьями и легкие пелерины их платьев.

Пожар распространился с кошмарной скоростью. Через десять минут все здание было охвачено огнем. Паникующая толпа тщетно пыталась найти выход. На самом деле, выходов было пять, но они не были никак обозначены и большинство людей кинулось к центральной двери, через которую они вошли. 

Началась давка. Сверху на людей падали пылающие куски декораций. Даже тем, кому удалось вырваться из здания, не всегда удавалось спастись: некоторые продолжали гореть в своей одежде, у них горели волосы, они катались по земле и добровольные помощники не всегда могли им помочь.

Большинство посетителей пришло на базар группами: с друзьями и семьями. Когда началась паника, движение толпы быстро разделяло людей. Те, кто пытались повернуть назад в отчаянной попытке найти детей и близких, были опрокинуты и затоптаны. Через двадцать минут толпившиеся на улице в тщетной надежде помочь запертым внутри услышали как истошные крики сменяются страшным молчанием.

Вся катастрофа продолжалась меньше получаса. Когда подоспевшие наконец пожарные начали поливать здание из брандспойтов, там было уже почти нечему гореть. На том месте, где стоял высокий красивый павильон теперь простиралось мертвое черное поле.

Опознание погибших продолжалось несколько дней. Некоторые тела так обгорели, что их удалось идентифицировать только по зубным пломбам. Опознание по зубам применялось тогда впервые в истории – в значительной степени потому, что состав погибших в тот день давал возможность это сделать.

Посетители базара в большинстве своем составляли самую верхушку европейской аристократии. Среди погибших, к примеру, была сестра императрицы Сиси – герцогиня Алансонская. В огне погибли 126 человек. Из них только семеро были мужчинами. Остальные – женщины.

Такая диспропорция в составе погибших объясняется, в первую очередь, тем, что женщин среди посетителей базара было больше, чем мужчин, но также и тем, что в течении всего XIX и начала XX века женщины гораздо чаще, чем мужчины, погибали в огне, а девочки – чаще, чем мальчики. И основной причиной этому была их одежда. В третий раз – после рассказа об истории красителей и поэме о корсетах – я расскажу вам о том, как женщины стали жертвами промышленной революции в области моды.

Если вы думаете, что это все дела давно минувших дней и сейчас никакой разницы в том, насколько опасна женская и мужская одежда, не существует, вспомните, когда вы в последний раз прислушивались к совету не надевать в самолет синтетические леггинсы и колготки. В случае пожара вся эта обтягивающая синтетика расплавляется и намертво впаивается в кожу, превращая возможный поверхностный ожог в многомесячное мучение. Эти советы не для мужчин написаны. Женская одежда по-прежнему опаснее мужской.

****

До начала XIX века дамы были не более огнеопасны, чем мужчины. Натуральные шерсть, шелк и лен в плотных тканях, конечно, горят, но довольно плохо. Какая натуральная ткань действительно хорошо горит, так это хлопок, а он стал распространенным материалом для платьев только в эпоху регенства, в ампир, когда Британская Индия запрудила Европу новой красивой, легкой, романтической тканью.

В моду входит тончайший полупрозрачный муслин, струящийся вдоль ног. Но пока силуэты платьев оставались узкими, дамы должны были бояться разве что падающих свечей. К сожалению, мода, как водится, бросилась в противоположность, и к 1850м годам юбки расширились до предела и был изобретен кринолин на проволочном каркасе. И начался форменный кошмар. 

Карикатура 1857 года. Две девушки в кринолинах рассматривают картину начала века. Надпись:
Арабелла Мария: "Только подумать, Юля дорогая, что наши матери носили такие смешные моды, как эти!"
Обе: " Ха-ха-ха-ха!"

Потому что, дорогие мои, настоящими убийцами женщин были не корсеты, как, я надеюсь, мне удалось вам доказать в другой статье, а кринолины на обручах.

Как ни странно это слышать современному человеку, в момент своего появления в конце 1850х кринолины были благословением божьим. Знаменитая активистка реформы одежды Амелия Блумер, которая чуть было не ввела в обиход женские брюки, всерьез сочла, что ее дело сделано, что дамская одежда отныне достаточно удобна в носке, и прекратила агитацию. Кринолины на обручах освободили ноги женщин. Потому что до этого женские юбки были просто кандалами.

Необхватные юбки были постоянной темой карикатур

В 1829 году появляется слово «кринолин» и собственно материал, по названию которого этот вид нижних юбок был назван. «Crin» – это конский волос. Нижние юбки с несколькими рядами воланов, пошитые из этой жесткой материи, держали колоколообразную по моде верхнюю юбку. 

Альтернативой были стеганые нижние юбки – фактически одеяла, носимые под платьем. В любом случае, чтобы поддерживать модный силуэт, дамам 1830 - 1840 гг приходилось носить под платьем по пять-шесть нижних юбок – это килограммы материи, спутывавшей им ноги. Новый кринолин из нескольких стальных обручей, соединенных лентами, держал форму без посредства всего этого массива ткани. Под кринолином ножки дамы могли бойко и свободно шагать в будущее. И кринолины стремительно приобретают широчайшую популярность.

Мода середины XIX века – это воплощение непримиримой пышной женственности. Периметр юбок достиг пяти метров, и передвигаться без травм и конфузов в этом подвижном колышущемся зонтике стало настоящим искусством. Дама занимала так много места, что это вызывало не только насмешки карикатуристов, но и совершенно серьезную аргументированную критику. В церкви, в дилижансе, в театре мужчинам приходилось жаться к стенкам.

Женщинам же нужно было очень аккуратно маневрировать вокруг мебели и источников открытого огня, попадавшихся на каждом шагу.

Свечи, лампы, камины, печки – все это выбрасывало языки пламени и плевалось искрами и угольками. При этом кринолины носили женщины буквально всех слоев общества. Служанки и кухарки регулярно поджигали свои юбки в огне печей и каминов, которые сами же и растапливали. Их хозяйки тоже не терялись. Герцогини и маркизы сгорали заживо, зацепив на балу край камина подолом, или героически пытаясь спасти загоревшуюся подругу или родственницу. Так погибли две сводные сестры Оскара Уальда – Мэри и Эмили Уальд: одна пыталась выручить другую, загорелась сама и обе скончались от ожогов.

Вспыхнув, юбка на кринолине становилась едва ли не самым эффективным инструментом раздувания пламени: фактически это был огромный веер из очень горючего материала, и метания женщины, на которой он был надет, только усиливали приток кислорода.

Эрцгерцогиня Матильда Австрийская была боевой восемнадцатилетней девчонкой, тайком от родителей покуривавшей. Однажды ее отец – человек строгих правил – неожиданно вошел в комнату, где юная аристократка смолила бычок. Она попыталась спрятать окурок за спину, нечаянно подожгла платье и к ужасу семьи погибла в огне: ее платье вспыхнуло факелом и никто из присутствующих не смог ничего сделать, чтобы ее потушить.

Была Матильда Австрийская и нету... Она получила ожоги второй и третьей степени и в этот же вечер скончалась.

Самую большую проблему составляла новинка ткацкой промышленности: машинный тюль. Эта воздушная, тонкая как паутинка, ткань к середине века вошла в большую моду. 
Вы можете посмотреть парадные портреты 1850х – 60х годов: дамы окутаны облаками тюля, вся непомерная верхняя юбка платья шилась из тюля, который горел, как тополиный пух. И если общая мода менялась, и тюль постепенно вышел из моды, то в театральном костюме он застрял на века, сделав смерть в огне профессиональной опасностью для балерин.

В 1832 великая Мария Тальони превратила танец на пуантах из акробатического трюка в высокое искусство. До нее танцовщицы только иногда вскакивали на пальцы, чтобы сорвать аплодисменты, Тальони же на пальцах танцевала, производя, по всей видимости, совершенно очаровывающее впечатление на зрителей. Чтобы выгодно подать ее технику, для нее был изобретен костюм с укороченной куполообразной юбкой, состоявшей из нескольких слоев тюля.

Мария Тальони в "тюли"

Это полупрозрачное воздушное облако вилось вокруг ее ног, не столько скрывая, сколько открывая их взорам публики. Так родилась «романтическая» балетная пачка, ставшая индустриальным стандартом до самого конца века, когда ее сменит «классическая» пачка в виде открытого зонтика. И эти тюлевые пачки погубили больше балерин, чем заезжие гусары.

Рамповый свет в те времена представлял собой ряд газовых рожков, прикрытых рефлекторами сзади и открытых со стороны сцены. Стекла на них, как на нормальных домашних газовых рожках, не было, потому что стеклянные плафоны очень быстро покрывались копотью и театры не могли позволить себе терять освещение в ходе спектакля. То есть, балерины вертелись, размахивая тюлевыми подолами, мимо ряда довольно высоких открытых пламен.

В 1844 году в театре Друри Лейн танцевали балет «Восстание в серале». На сцене балерины, изображающие рабынь, танцевали игривую сцену, где девушки плещутся в фонтане. “Зулейка” – в миру Клара Уэбстер – подцепила подолом пачки огонь с ламп, обрамлявшей бутафорский фонтан и получила смертельные ожоги, потому что по иронии судьбы на сцене и за кулисами не нашлось ни капли воды, чтобы ее спасти. 

Трагедия в театре в 1861 году в Филадельфии

«Говорили, что она поправится, но ее прекрасные волосы, обрамлявшие румяные щеки, сгорели, и ее чистый профиль был обезображен. Оно и к лучшему, что она умерла», – так отозвался на ее смерть Теофиль Готье. Этот случай был настолько типичен, что начиная с середины века европейские страны активно внедряют законы, по которым все ткани в театрах – и декорации и костюмы – должны были проходить противопожарную обработку.

К сожалению, противопожарные пропитки того времени заметно портили внешний вид и структуру ткани и балерины категорически отказывались выходить на сцену в «изуродованных» костюмах. 

«Я настаиваю, господин директор, – писала прима Парижской Оперы Эмма Ливри, – на том, чтобы танцевать во всех премьерах балета в моей обычной балетной юбке, и беру на себя всю ответственность за все, что может случиться».

Этим она подписала свой смертный приговор. В том же году Ливри получит ожоги большой площади от вспыхнувшей пачки и будет восемь месяцев умирать в страшных мучениях.
Образумило ли это ее коллег? 
Да нисколько. 
«Гореть один раз, а мучиться в этих уродских юбках каждый вечер!» – бодро заявляли балерины и продолжали гореть до самого изобретения электричества.

Стараниями текстильной промышленности, другой группой повышенной опасности становятся дети. Хлопковая байка – рыхлая хлопчатобумажная ткань с начесом – практически сразу после своего изобретения становится «детской» тканью. Теплая, уютная и дешевая она была идеальна для пеленок и детской одежды, при этом эта ткань – покрытая фактически тончайшим слоем ваты – горела, как порох. Дети начали гибнуть от огня в своих теплых уютных и исключительно подверженных возгоранию одежках. Причем опять девочкам доставалось хуже мальчиков.

Например, в период с 1906 по 1911 год от ожогов погибли 389 мальчиков и 1427 девочек в возрасте от пяти до десяти лет. 

«Девочкам приходится хуже всего, – пишет доктор того времени. – Прежде всего, на них надеты плотная нательная рубашка и громоздкая сорочка из байки. Ниже – байковые панталоны, закрепленные чем-то вроде корсета, часто на косточках. Затем два или три слоя присборенных или плиссированных подъюбников. <…> Поверх всего этого надевается объемистое платье, тоже часто собранное в складки, и передник. <…> Кажется, не существует более огнеопасного одеяния, чем это, состоящее из нескольких слоев непрочной ткани, разделенных воздухом. Загорись только краешек передника, и в мгновенье ока маленькая жертва охвачена огнем. С другой стороны, степень огнеопасности костюма для мальчиков, состоящего из полотняных бриджей и вязаной кофты или куртки, гораздо ниже.»

Разумеется, разрабатывались противопожарные пропитки для тканей и для бытового использования, но они смывались при каждой стирке и прачка должна была специально учиться наносить новый слой состава на свежевыстиранное вещи. Старший сын уже знакомого вам химика Перкина, Уильям Перкин-младший, придумал несмывающийся противопожарный состав, которым пропитывали байку, делая ее «негорючей байкой Перкина». Это изобретение спасло немало малышей в Англии и за ее пределами.

Она не боится сгореть, потому что ее огнеупорная ночнушка одобрена судебными врачами

Изобретение первого пластика – целлулоида – откроет новую главу пожароопасных модных вещей: начиная от гребней, вспыхивавших от слишком долгого нахождения на солнце, и кончая блестками, которыми расшивали модные платья начала XX века. Эти блестки горели с температурой выше 500 С. 
Some like it hot, allright...