«Кумир наших психопаток». Вырезка из газеты. 1910-е годы
К 150-летию со дня рождения Леонида Витальевича Собинова (1872–1934).
С именем Л. В. Собинова связана блестящая эпоха в истории русского оперного искусства. Его тенор — явление уникальное, отличающееся тем, что именуется «звуковой прелестью». Пение Собинова было «аполлоническим», солнечным, дающим почти физическое ощущаемое наслаждение. Блестящему представителю «bel canto» на русской почве, ему открылся секрет овладения «всем явным и тайным в мелодии», скрывающимся «где-то между нот, по ту сторону нот».
Это особенно ясно ощущалось при исполнении им партий итальянского репертуара. Столь совершенной итальянской манеры в России не было больше ни у кого. Критик Э. Старк, пытаясь объяснить феномен Собинова, признавал: искусство таких певцов таит в себе чары, не поддающиеся анализу, и добавлял: «Собинов случайно родился в России».* * *
Случайно или нет, но произошло это в Ярославле. В самом центре города, в двух шагах от городского театра на старой узкой улочке, называвшейся когда-то Срубной, а ныне носящей имя Л. В. Собинова, стоит небольшой особняк с мезонином, построенный в конце XVIII — начале XIX века. В этом доме обитали несколько поколений собиновской семьи, в нем прошли детство и юность Леонида. Здесь он слушал пение матери — Екатерины Федоровны — и начал петь сам: сначала в семейном кругу, затем в гимназическом хоре. Отсюда после окончания гимназии с серебряной медалью уехал в Москву, ставшую для него родным городом. С Москвой, с Большим театром была связана большая часть жизни Собинова. В Москве рос и созрел его чудесный талант, начиналась слава, ждали первые триумфы, пришло поклонение публики; в Москве он обрел многочисленных преданных друзей, пережил счастливые моменты личной судьбы — любовь, рождение детей. Созданные им сценические образы, пленительное искусство и необычайный человеческий магнетизм — все это сделало Леонида Витальевича любимцем Первопрестольной.
* * *
Осенью 1890-го Л. В. Собинов начал обучение на юридическом факультете Императорского Московского университета и сразу поступил в университетский хор — старейший любительский хор России, организованный в 1775 году. «Проба голоса сошла очень удачно, — сообщал он в одном из писем, — я был выбран первым тенором. “Нечего его и спрашивать”, — сказал наш капельмейстер, едва я издал звук”»1. Хор постоянно участвовал в традиционных ежегодных университетских концертах в Большом зале Благородного собрания. Здесь 14 ноября 1890 года состоялось публичное «певческое крещение» Л. В. Собинова: в перечне хористов, выступавших тогда на благотворительном представлении в пользу нуждающихся студентов, находим и его имя. Помимо «универсантов», в концертах безвозмездно принимали участие лучшие голоса Москвы, в том числе Ф. Литвин и А. Фострём. Молодежь, в свою очередь, платила им самой искренней привязанностью и восторженным поклонением. И Леонид Витальевич уже в пору артистической славы никогда не отказывался выступить с хором своей alma mater.
* * *
В год поступления Л. В. Собинова в университет повысилась плата за обучение. Частное благотворительное Общество для пособия нуждающимся студентам Московского университета не могло удовлетворить огромного числа просьб о материальной помощи. В поисках заработка многие давали уроки, позировали художникам, разъезжали на дачных поездах контролерами, распространяли рекламу, устраивались статистами и хористами в театры, певчими в церкви, играли в ресторанных оркестрах. Собинову удалось получить место репетитора в семействе состоятельного купца. На втором курсе его освободили от платы за учебу; как один из лучших студентов, он стал получать стипендию; кроме того, Общество платило ему двадцать пять рублей в месяц.
Первые два года молодой человек квартировал неподалеку от университета — в Староживодёрном переулке (ныне — улица Красина), получившем название по располагавшейся ранее на этом месте Живодёрной слободе, жители которой занимались убоем и разделкой скота. К моменту поступления Собинова в университет переулок по просьбе жителей переименовали во Владимиро-Долгоруковскую улицу (в честь 25-летия «состояния в должности» московского генерал-губернатора князя В. А. Долгорукова), но москвичи еще долго по привычке называли ее прежним неблагозвучным именем. К концу XIX века улицу застроили небольшими двух- и трехэтажными каменными домами, где традиционно селилась студенческая молодежь. Затем какое-то время до женитьбы Собинов обитал в общежитии «Романовка» — четырехэтажном здании на углу Малой Бронной улицы и Тверского бульвара (№ 2/7), принадлежавшем московскому рантье Романову. Здесь размещались дешевые меблированные комнаты, чаще всего занимаемые студентами консерватории и учащимися Московского училища живописи, ваяния и зодчества. Позже Леонид Витальевич вспоминал о «Романовке»: «Удобств никаких. Даже шкапа не полагалось».
Собинов-певец никогда не замолкал в Собинове-студенте. На второй год жизни в Москве у него уже четко определилась потребность «поучиться петь». Отправляясь в университет, он шел по улице Большой Никитской и каждый раз невольно задерживался около старинного приземистого двухэтажного особняка, в котором помещалось филармоническое училище, — с тайной мыслью зайти и «попросить, чтобы поучили петь». Останавливало отсутствие средств. Однако судьба ему улыбнулась. 3 ноября 1891 года в Благородном собрании проходил очередной благотворительный концерт московского студенчества. Кроме университетских хора и оркестра, в концерте принимали участие певица М. Н. Климентова-Муромцева, французский тенор Шевалье, щеголявший необычайно высокими нотами, а также пианист П. А. Шостаковский — основатель и директор филармонического училища. В этот вечер состоялось судьбоносное, по признанию Леонида Витальевича, его знакомство с Шостаковским. Тот сказал, что в 1891/92 учебном году в качестве экзаменационного спектакля собирается ставить оперу П. Масканьи «Сельская честь». Требовался большой мужской хор, и Петр Адамович предложил Собинову и ряду других студентов принять участие в постановке. Собинов с восторгом согласился, надеясь, что это станет первым шагом к осуществлению его цели. Так и случилось: в августе 1892 года после успешной пробы он был принят на вокальное отделение филармонического училища в класс педагога А. М. Додонова.
С третьего курса Собинову приходилось делить время между юриспруденцией и вокалом. Тогда Леонид Витальевич не помышлял о большой сцене и не раз подчеркивал, что только хотел учиться петь, быть причастным искусству, не оставляя, однако, университета, на который им делалась «главная жизненная ставка».
* * *
В филармоническом училище Л. В. Собинов познакомился с Марией Федоровной Каржавиной — родом из Тулы, из дворянской семьи. Оба они занимались в классе А. М. Додонова. Мария обладала драматическим сопрано, мечтала о сцене, но артистической карьеры не сделала. Можно сказать, этому помешали два обстоятельства — природная застенчивость, которую девушка так и не сумела преодолеть, и раннее замужество. В 1893 году неожиданно для всех Собинов подал прошение о разрешении вступить в брак. Родители Марии не возражали. А вот отец жениха — Виталий Васильевич — считал, что о женитьбе можно думать не ранее окончания университета. Но так долго ждать пара не могла — Мария была в положении. Венчание состоялось 10 ноября 1893 года на родине невесты, в Сретенской церкви города Тулы.
Молодые поселились в скромной квартире в Палашевском переулке, неподалеку от Патриарших прудов. Первенец — Борис — родился в 1894 году, но, к большому горю отца и матери, умер. 17 мая 1895 года появился на свет сын, которого также назвали Борисом, а 1 июня 1897-го — Юрий.
Это было сложное время для обоих. Учеба, нехватка средств, двое маленьких детей… Трудно сказать, что в конце концов послужило причиной расставания, сам Леонид Витальевич никогда не давал объяснений по сему поводу, но брал ответственность за принятое решение на себя. Он обожал сыновей; любовь к ним стала основой, на которой со временем Леонид Витальевич и Мария Федоровна смогли выстроить близкие отношения. Супруги разошлись, однако церковный брак был расторгнут только в 1915 году. Уйдя от жены, Собинов поселился в меблированных комнатах «Малый Париж» на углу Тверской улицы и Козицкого переулка, где прожил до 1907 года (по некоторым данным, до 1909-го).
* * *
В 1894 году по завершении учебы в университете Л. В. Собинову предстояло отбыть воинскую повинность. Он поступил в Московское пехотное юнкерское училище, в 1895-м был выпущен в запас подпоручиком и в октябре зачислен помощником присяжного поверенного. Случай распорядился так, что этим присяжным поверенным оказался знаменитый адвокат Ф. Н. Плевако. Сам мэтр брался за крупные громкие дела, помощникам доставались мелкие. Согласно сохранившемуся реестру, за два года юридической практики Л. В. Собинов вел 59 гражданских и 17 уголовных дел, причем его больше интересовала цивилистика, чем криминалистика. В этот период он довольно часто выступал в благотворительных концертах в качестве «известного московского певца-любителя», как гласили программки. Порой случались курьезы, об одном из которых поведал сам Леонид Витальевич: «На каком-то концерте я получил первый (лавровый) венок в моей жизни. Я повесил его у себя на стене. Как-то один из моих клиентов-крестьян в то время, когда я писал ему какое-то прошение, подошел и стал внимательно рассматривать этот венок с красными лентами. “Это что же…, — спросил он грустно, — после покойничка остался?”»2.
С лета 1896 года Л. В. Собинов посещает Любимовку — подмосковную усадьбу на берегу Клязьмы, принадлежавшую промышленникам Алексеевым. К. С. Алексеев, которого весь мир знает под фамилией Станиславский, провел в Любимовке детство, здесь начинался Московский Художественный театр.
Целый ряд полуугасших фотоснимков, сделанных в Любимовке, хранится в ярославской музейной собиновской коллекции3. На них мы видим Леонида Витальевича, обитателей усадьбы и гостей — друзей братьев Алексеевых. Это о них писал Собинов: «Все были молоды, встречались, влюблялись, некоторые переженились». На одной из фотографий рядом с ним — сестра Константина Сергеевича Любовь Сергеевна, вышедшая замуж за крупнейшего шахматного мецената России конца XIX — начала XX века М. Н. Бостанжогло.
В 1897 году К. С. Станиславский готовился к открытию Московского Художественно-общедоступного театра. По финансовым причинам арендовать помещение для репетиций не представлялось возможным. На счастье, член Общества искусства и литературы Н. Н. Архипов (позже известный как режиссер Н. Н. Арбатов) предложил под репетиции большой сарай, находившийся в его имении в дачном Пушкине. Там будущие «художественники» ставили спектакли, в некоторых принимал участие и Собинов.
Со временем любимовские встречи не забылись. В мае 1933 года, когда театральной общественностью широко отмечался 35-летний юбилей сценической деятельности Л. В. Собинова, младший брат К. С. Станиславского — тоже театральный режиссер В. С. Алексеев — писал старому другу: «Помните ли вы наш дом в Любимовке, сад и Клязьму? Я как сейчас помню такую картину: гостиная, на среднем столе керосиновая лампа с абажуром, у левой стены рядом с дверью, ведущей в зал, фортепиано. Поет Оленин — “Перед воеводой” и “Песнь Гасана”. Мутин поет “Ла бандиера”. Вы очаровательно молодо, свежо поете “Зачем, зачем вы не прочли”, “Давно готова лодка”, “В тени задумчивого сада…” С реки доносятся бешеные аплодисменты с целой флотилии лодок, собравшихся со всех окрестностей слушать неизвестного певца, будущую знаменитость. Я аккомпанирую. В гостиной вам аплодируют мать моя, Станиславский <…> и все обитатели любимовского дома. На террасе, убранной растениями, ждет всех накрытый стол с шипящим самоваром, а с реки подымается и вползает в сад легкий туман. Пахнет тополями. Сколько проведено было таких вечеров! Помните ли вы все это? Ведь это было начало Вашей славы»4…