Земля Санникова — старая, но живучая легенда, будоражившая полярных исследователей более ста лет. Многие путешественники с готовностью шли на край света, терпели ужасающие лишения и расставались с жизнью в тщетных попытках ступить на берег этой «земли-призрака». И хотя все попытки подобного рода оказались безуспешными, люди до сих пор продолжают спорить. Существовала ли эта земля в прошлом? Если да, то когда и при каких обстоятельствах она погибла? И что на самом деле произошло с легендарным племенем онкилонов? Таким образом, Земля Санникова продолжает будоражить умы по сей день — читайте статью Владимир Веретенникова об истории ее мифа.
Рождение легенды
Эта история началась в 1808 году в Иркутске, когда там появился молодой человек по имени Матвей (Маттиас) Геденштром. Будучи по рождению рижанином со шведскими корнями, он работал на таможне в Ревеле (Таллин), оказался уличен в содействии контрабандистам, попал под суд и был наказан ссылкой в Сибирь. Тамошнее начальство решило использовать недоучившегося студента Геденштрома (слушал лекции в Юрьевском университете) для исследования северных берегов Восточной Сибири. В частности, ему поручили изучить Новосибирские острова — внушительные обледеневшие куски земли, отделенные от материка проливом Дмитрия Лаптева. Эти острова на тот момент были исследованы слабо — большинство сведений о них исходило от работников купца Ивана Ляхова, в свое время получившего от Екатерины II право на монопольный сбор там ценнейшей мамонтовой кости и заготовку песцового меха.
Подбирая себе спутников для экспедиции на острова, Геденштром вышел на человека по имени Яков Санников. 59-летний Санников был опытным добытчиком (как говорили в Сибири — «промышленником») кости и мехов — и раньше уже посещал Новосибирский архипелаг. Ухватившись за столь ценного человека, Геденштром уговорил его присоединиться к экспедиции, в состав которой вошли еще двое — профессиональный землемер и геодезист. Поскольку им предстоял большой объем работы, члены экспедиции, добравшись до островов, периодически разлучались, пытаясь обследовать как можно больше территорий. Нас интересует именно Санников. Зимой 1808/09 года он посетил остров Котельный (где нашел следы пребывания каких-то старинных мореходов), затем — Новую Сибирь, где провел лето.
Весной 1810 года Санников пересек Новую Сибирь с юга на север. Стоя на берегу этого острова, он увидел на севере какую-то гористую землю. По словам Санникова, он устремился к этой земле по покрывавшему океан льду и прошел около 30 километров. Но дальнейший путь преградила гигантская полынья — и Санникову пришлось повернуть обратно.
В 1811 году он и землемер Петр Пшеницын двинулись вокруг острова Фаддеевский. В итоге они установили, что на самом деле это полуостров, соединяющийся с островом Котельный низменным песчаным перешейком. Санников назвал этот перешеек якутским именем Улахан-Кумах («Страна большого песка») — ныне это земля Бунге. С берега Фаддеевского Санников примерно в 50 километрах к северу снова увидел неизвестную землю. Яков попытался дойти до нее по льду, но снова был остановлен широкой полыньей.
Вернувшись в 1811 году на материк, к устью реки Яны, Санников разжился там ездовыми оленями. Затем он снова перешел на остров Котельный — и с северной его оконечности в третий раз увидел землю, теперь уже на северо-западе! «На северо-запад, в примерном расстоянии 70 верст, видны высокие каменные горы», — записал позднее с его слов Геденштром. В итоге Яков пришел к твердому убеждению, что к северу от Новосибирского архипелага существует обширная земля, на которую еще не ступала нога европейца. Конечно, ему очень захотелось стать первооткрывателем! По окончании экспедиции Санников в январе 1812 года прибыл в Петербург. Там он подал начальству докладную записку с изложением обстоятельств своего путешествия — и пообещал «продолжить открытие новых островов и прежде всего той земли, которую видел он на север от Котельного и Фаддеевского островов».
Для новой экспедиции требовались средства. Запиской Санникова заинтересовался генерал-губернатор Сибири Иван Пестель, но тут началось нашествие Наполеона на Россию, после отражения которого в Европе разгорелась Война шестой коалиции. Начальству стало резко не до неизведанных северных земель. Санников умер в 1825 году в 76-летнем возрасте — и разрешить мучившую его загадку так и не смог.
Однако рассказ Санникова о таинственной земле не затерялся в архивах — он стал достоянием нового поколения исследователей. В 1820 году в те края отправляется новая экспедиция. Ее начальник, лейтенант российского флота Петр Анжу получил приказ описать берег между устьями рек Лена и Индигирка, еще раз обследовать Новосибирские острова и, между прочим, отыскать землю, увиденную Санниковым. Этот пункт инструкции Анжу выполнить не удалось — хотя он всё время помнил о рассказе Санникова и очень хотел найти открытую им землю.
5 апреля 1821 года лейтенант вышел на северное побережье Котельного, но дальше ничего не увидел, хотя горизонт был чистый. Анжу взял пробы донного грунта — это оказался «жидкий ил». Глубина моря в этом месте составляла около 34 метров — и на близость суши ничто не указывало.
В отличие от Санникова у Анжу были хорошие подзорные трубы — в них он тоже ничего не увидел. В итоге Анжу пришел к выводу, что его предшественник видел «туман, похожий на землю».
Впрочем, посетив в 1822 году Фаддеевский, с его северо-западного мыса Анжу усмотрел «на 20° синеву, совершенно подобную видимой отдаленной земле». Он отправился туда, прошел около 20 километров и убедился, что то была не земля, а нагромождение торосов. Тем не менее лейтенант отметил странный факт: находясь на мысе Бережных, являющемся крайней северо-западной оконечностью Фаддеевского, он видел там следы нескольких диких оленей, терявшиеся в направлении виденной им синевы. Анжу удалось проследить их почти на всем своем пути по льду. Но куда могли вести эти следы? Наверное, только туда, где животные могли найти достаточно корма… Впрочем, впоследствии опытные промышленники объяснили Анжу, что в зимнее время дикие олени часто в поисках соленой воды уходят по припайному льду далеко от берегов.
Так или иначе, окончательно вопрос Земли Санникова лейтенант Анжу не закрыл. Спустя шесть десятилетий о ней вновь вспомнили.
Таинственные онкилоны
С загадкой Земли Санникова оказалась тесно связана и другая тайна — народа онкилонов, судя по всему, жившего когда-то на северных берегах Сибири. Кто они, каково их этническое происхождение — до конца непонятно. Относительно онкилонов бесспорно — скорее всего! — известно только то, что этот народ когда-то существовал. Жили они на севере Чукотки. Когда? Видимо, вплоть до начала XVII века. Онкилоны отличались от соседствовавших с ними чукчей телосложением, одеждой и языком.
«Говорят, что язык сего народа был непонятен кочующим оленным чукчам и много сходствовал с наречием оседлых чукчей на берегах Берингова пролива, доселе живущих в землянках, устроенных на китовых ребрах с одним только входом сверху. Впрочем, достаточно доказано, что оседлые чукчи составляют с алеутами и гренландцами одно поколение, распространенное таким образом по берегам Ледовитого моря, от восточных краев Америки до Шелагского мыса», — передавал российский путешественник Фердинанд Врангель, в 1824 году путешествовавший по Чукотке и собиравший местные предания.
В свою очередь, англичанин на российской службе Джозеф Биллингс, посетивший эти места за 33 года до Врангеля, писал, что язык онкилонов имел много общего с наречием алеутов, обитавших на острове Кадьяк у берегов Аляски.
Чукчи рассказывали Врангелю, что их предки яростно воевали с онкилонами. Чукчи были свирепыми и умелыми воинами, сумевшими в свое время нанести поражение и остановить даже русских завоевателей. В случае же с онкилонами силы оказались неравны. И в какой-то момент онкилоны под напором теснивших их беспощадных врагов оставили материк и отправились на лежащие к северу от него острова. Если верить легендам, последними на Чукотке держалась группа под началом онкилонского вождя Крехая. Врангель, путешествуя в поисках острова, названного впоследствии его именем, записал о Крехае, что вождь онкилонов «долгое время скитался и наконец скрылся на м. Ир-Кайпи, где доселе видна природная стена, за которой он поселился». Но молодой чукча Еррим, «жаждая мщения за смерть отца своего, нашел средство ворваться туда…». Еррим убил сына Крехая, а тот ночью бежал в море на лодке. Сначала Крехай остановился на маленьком острове Шалаурова (Врангель открыл этот островок в 1823 году, назвав его в честь путешественника Никиты Шалаурова), где собрал всех рассеянных чукчами онкилонов. Потом они на пятнадцати байдарах уплыли на остров, который люди видели с чукотского мыса Якан. Позже на тот остров самостоятельно переселилась еще группа онкилонов с Чукотки.
Заинтересовавшись легендой, Фердинанд Петрович попытался сам добраться до земли, на которую ушли онкилоны, — но безуспешно. В 1867 году этот остров обнаружил американский китобой Томас Лонг, назвавший его в честь своего предшественника Врангеля…
Некоторые материальные доказательства существования онкилонов собрал шведский путешественник Нильс Адольф Эрик Норденшельд, в 1878–1879 годах впервые прошедший на своем суденышке «Вега» Северным морским путем — от Гетеборга до Берингова пролива. Летом 1879 года Норденшельд достиг Чукотки и посетил, в частности, упомянутый Врангелем мыс Рыркайпий (Ир-Кайпи, Иркайпий), где обнаружил любопытнейшие артефакты.
«На косе, связывающей Иркайпий с материком, находилось при нашем посещении стойбище, состоявшее из 16 яранг. Мы увидели тут даже руины, т. е. остатки множества древних жилищ, принадлежавших народу, называвшемуся онкилоны и жившему в старину в этих местах. По преданию, чукчи несколько сот лет тому назад изгнали отсюда онкилонов на острова, лежащие далеко в Ледовитом океане. Д-р Альмквист и поручик Нордквист занялись раскопками в этих древних жилищах с целью собрать материал для этнографии этого легендарного народа. Жилища были отчасти построены из китовых костей и наполовину помещались под землей. В кучах с отбросами вблизи развалин находились кости различных родов китообразных, в том числе белух, а также тюленей, моржей, оленей, медведей, собак, песцов и различных видов птиц», — пишет Норденшельд.
По его словам, кроме этих остатков охотничьего промысла, попадались предметы из камня и кости: в частности, каменные топоры, пролежавшие, по оценке Норденшельда, под землей два с половиной века, но всё еще крепко сидевшие на деревянной или костяной рукоятке.
«Самые ремни, которыми топор был привязан к топорищу, также прекрасно сохранились. Моржовые клыки являлись для прежних жителей, как и для современных чукчей, материалом, успешно заменявшим кремень. Из этих клыков изготовлялись наконечники для рогатин, стрелы для охоты на птиц, крючки для рыбной ловли, топоры для разрубания льда и т. д. Поэтому при раскопках нашли в большом количестве более или менее обработанные моржовые клыки. Китовая кость также имела широкое применение, но крупных кусков мамонтовых бивней мы здесь не нашли; это доказывает, что народ этот не находился в оживленных сношениях с жителями областей, лежавших к западу и богатых мамонтовой костью. Во многих местах древние жилища онкилонов были превращены чукчами в ледники для хранения ворвани, а в других местах в кучах с отбросами производились, по-видимому, раскопки для добычи моржовой кости», — отмечает норвежский исследователь, добавляя, что чукчи неодобрительно отнеслись к этим раскопкам.
Кстати, на остатки быта онкилонов набредали и позднейшие исследователи. Писатель Виталий Шенталинский приводит свой разговор с геологом Леонидом Громовым, в свое время проводившим изыскания на острове Врангеля.
«В тридцать седьмом году, — вспоминал он, — добрался я до Блоссома (мыс на острове Врангеля. — Авт.). Там в это время охотился эскимос Айнафак. Он говорит: „Начальник, я землянку нашел“. — „Какую землянку?“ — „Старую, — говорит, — наверно, эскимосскую“. Чудит, думаю, человек. Ну, какая старая землянка на Врангеле? Здесь и люди-то поселились лет десять с небольшим. Утром повез он меня на мыс Фомы. Там свернули в тундру и действительно наткнулись на остатки какого-то полуподземного жилья. Ровная площадка, из мха куски бревен торчат — полусгнившие, трухлявые. Копнули мы их. Вещи стали попадаться: наконечник копья из моржового клыка, лопатка весла, кости животных, костяной гарпун. Одним словом, правду Айнафак сказал: землянка древняя, по типу эскимосских нынлю. И еще одна загадка. Нашел я там бусинку. Голубого цвета… А ведь бусы — привозной для Чукотки предмет, туда бусы попали, по всей вероятности, только с приходом русских. Так кто же обитал в этой землянке? Может быть, онкилоны?» — предположил Громов.
Шенталинский закономерно у него поинтересовался: а где теперь эти находки? Громов развел руками:
«Не знаю. Тогда же сдал их на полярную станцию. Вскоре я уехал в Москву и по свежим следам напечатал статью об этом в „Проблемах Арктики“. Потом война, после войны — новые дела. Я часто вспоминал о голубой бусинке, да руки все не доходили. Не знаю, куда она теперь закатилась…» Этот рассказ взволновал Шенталинского. Он размышлял: «Почему землянка находилась в таком удалении от берега? Может, с той поры, когда здесь жил человек, море отступило? Значит, это было очень давно, несколько столетий назад. Голубая бусинка, скорее всего, попала на Чукотку не раньше XVII века. А онкилоны, по легенде, оставили материк в первой половине XVII века… Выходит, могли быть и они».
Впрочем, сам Шенталинский, несколько раз побывавший на острове Врангеля в 1960–1970-х годах, никаких следов онкилонов там уже не нашел…
Писатель Александр Кондратов в 1983 году опубликовал книгу «Была земля Арктида», в которой доказывал, что онкилоны, скорее всего, являются эскимосами. С его точки зрения, остатки онкилонских жилищ, как их описывали позднейшие исследователи, очень схожи с эскимосскими.
Впрочем, Кондратов признает, что есть еще одна народность, которая может считаться претендентом на родство с онкилонами, — юкагиры. Есть мнение, что это самый древний народ из живущих ныне на территории России. По данным последних переписей, их осталось полторы тысячи человек — но прежде юкагиров было гораздо больше. И занимали они обширную территорию от реки Лены на западе до реки Анадырь на востоке, от отрогов Верхоянского хребта на юге до побережья Северного Ледовитого океана на севере. Еще стоит добавить, что, по некоторым сведениям, онкилоны на острове Врангеля не задержались — и ушли оттуда на лежащие к западу Новосибирские острова. Что неудивительно — суровейший климат острова Врангеля не способствовал проживанию на нем. Массовых захоронений людей на острове Врангеля не обнаружено — значит, гипотеза о том, что они все умерли там от холода и голода, не подтверждается. Впрочем, на Новосибирских островах кости онкилонов тоже не нашли.
Логично, что у исследователей XIX века возникло предположение: а не перебрались ли онкилоны на землю, которую видел Яков Санников? В научно-популярном виде эту гипотезу изложил на страницах своего знаменитого романа академик Владимир Обручев. По его мнению, онкилоны увидели, что Новосибирские острова — тоже место, плохое для жизни: мало зверя, а птицы год от году будет меньше в результате охоты на нее.
«Перспектива голода должна была гнать их дальше, а птицы, пролетавшие большими стаями на север, показывали им, что там должна быть земля, гораздо более богатая дичью. Предположим, что как раз в это время был холодный период, выпало несколько особенно суровых зим и море замерзло. Ранней весной, когда дни уже длиннее, онкилоны благополучно перебрались на Землю Санникова», — излагает Обручев.
Полярная одержимость
Повод вновь вспомнить про Землю Санникова появился в 1882 году, когда на берега Сибири высадились уцелевшие участники экспедиции, организованной американским мореплавателем Джорджем Вашингтоном Де-Лонгом. Де-Лонг, девятью годами ранее участвовавший в экспедиции в море Баффина по поиску пропавшего полярного путешественника Чарльза Френсиса Холла, вывез из нее мечту о достижении Северного полюса. А как раз в ту пору бытовала гипотеза, что в районе полюса находится чистое ото льдов море — надо лишь суметь пробиться к нему через ледяной барьер. Де-Лонг сумел убедить спонсоров в осуществимости этого плана и снарядил судно «Жанетта», на котором отплыл в Арктику. Кроме того, Де-Лонг намеревался найти Норденшельда и «Вегу», считавшихся на тот момент пропавшими.
Экспедиция Норденшельда завершилась благополучно, а вот Де-Лонга постигла трагедия — к северу от Чукотки «Жанетта» вмерзла во льды. Дрейфующее судно, на борту которого было тридцать два человека, несло вместе со льдами на северо-запад. Дрейф, начавшийся 5 сентября 1879 года, продолжался до 12 июня 1881 года. Но менее чем за месяц до катастрофы, 17 мая, вахтенные заметили на горизонте неизвестный доселе остров, а 25 мая — еще один. Это был архипелаг, находящийся к северо-востоку от Новосибирских островов и получивший имя Де-Лонга. Американцы даже сумели высадиться на один из островов открытого ими архипелага — и объявили его владением США.
После гибели судна американцам пришлось перенести кошмарные испытания. Сначала они нашли временное убежище на бесплодном острове Беннетта, входящем в архипелаг Де-Лонга, потом двинулись в сторону Новосибирских островов, откуда рассчитывали добраться до материка. Американцы разделились на три партии: они шли то пешком, волоча шлюпки со скарбом, то пересаживались и плыли в них, когда в пути попадались разводья.
В итоге выбраться к людям и спастись сумели лишь тринадцать человек — остальные, включая самого Де-Лонга, погибли от холода и голода или пропали без вести.
Отдавая должное героическим американским полярникам, ученые особое внимание обратили на открытие Де-Лонга. Императорское Русское географическое общество выпустило альманах, содержавший статью за авторством секретаря ИРГО Александра Григорьева. Он предположил, что обнаруженные Де-Лонгом острова и были загадочной Землей Санникова — именно Григорьев первым ввел этот термин в употребление. А через несколько лет в Арктику попал барон Эдуард Васильевич фон Толль. Имя это отныне и до скончания веков будет неотделимо от Земли Санникова. Толль, по происхождению остзейский немец, закончил естественно-научный и исторический факультеты Университета в Дерпте (ныне Таллин), после чего отправился в Алжир, где изучал тамошнюю геологию, флору и фауну. Труды Толля привлекли внимание Александра Бунге, вставшего во главе экспедиции, отправленной Императорской Академией наук для изучения Новосибирских островов. Бунге предложил многообещающему молодому таланту войти в состав этой экспедиции, на что тот с радостью согласился.
Бунге и его люди очень плодотворно поработали на Новосибирских островах, собрав там богатейшие геологические, зоологические и ботанические коллекции. А 13 августа 1886 года в жизни Толля произошло событие, определившее всю его дальнейшую судьбу. Стоя на северном берегу острова Котельного, в устье ручья Могур, он своими глазами увидел по азимуту 14–18 градусов некую неизвестную землю.
«Горизонт совершенно ясный. В направлении на северо-восток ясно увидели контуры четырех столовых гор, которые на востоке соединялись с низменной землей. Таким образом, сообщение Санникова подтвердилось полностью. Мы вправе, следовательно, нанести в соответствующем месте на карту пунктирную линию и написать на ней: „Земля Санникова“», — отметил Толль в дневнике.
Отныне и до конца жизни он страстно «заболел» этой землей, не отпускавшей его ни на мгновение. Он решил попасть туда любой ценой, чего бы ему это ни стоило.
В 1893 году Толль возглавил новую экспедицию Академии наук на берега Восточно-Сибирского моря. В ходе нее он изучал местную географию, искал останки мамонтов, пытаясь объяснить их вымирание с научной точки зрения, устраивал продовольственные склады, которые могли бы пригодиться его хорошему приятелю Фритьофу Нансену, задумавшему добраться до Северного полюса на своем судне «Фрам». Одновременно Толль прикидывал: как бы ему в будущем достичь Земли Санникова?
Кстати, Нансен тоже внес свою лепту в поиски этой земли. 20 сентября 1894 года знаменитый норвежец («Фрам» тогда находился на 77°44’ северной широты) записал в дневнике:
«Придерживаясь кромки льда, продвинулись вперед в северо-западном направлении; хотелось знать — нет ли впереди какой-нибудь земли? Что-то удивительно много стало попадаться разных птиц. Встретилась стайка куликов, она сопровождала нас некоторое время и потом повернула к югу. Вероятно, они летели с какой-нибудь земли, лежавшей севернее. Однако из-за тумана, который постоянно держится надо льдом, ничего нельзя разглядеть. Позже пролетела еще стая маленьких куличков, что также, по-видимому, указывало на близость земли. На следующий день прояснилось, но земли не было видно. Мы находились значительно севернее того места, где, по мнению Толля, должен был лежать южный берег Земли Санникова, но примерно на той же долготе. По всей вероятности, эта земля — лишь небольшой остров, и во всяком случае она не может заходить далеко к северу».
1899-й — судьбоносный год в жизни Толля. Он сопровождал адмирала Степана Макарова на борту первого в мире ледокола океанского класса «Ермак» в путешествии к Шпицбергену. Это путешествие обогатило Эдуарда Васильевича полезным опытом относительно плавания на судне средь арктических льдов. И в том же году Толль после долгих уговоров добился от российской Академии наук выделения денег на новую экспедицию на Новосибирские острова. Для того чтобы достичь этого результата, он развернул активную кампанию в печати, выступал в научных сообществах, рьяно убеждая их в необходимости «организовать экспедицию для открытия архипелага, лежащего на север от наших Новосибирских островов, и исполнить ее так, чтобы результаты были и счастливы, и плодотворны». Толль убеждал в полной возможности достичь Земли Санникова по морю — в период, когда оно освобождается ото льда.
Последней каплей стали сообщения о том, что экспедицию к Земле Санникова собираются организовать канадцы. По мнению же Толля, захвата не дававшей ему покоя земли каким-нибудь из иностранных государств нельзя было допустить ни в коем случае! Ведь это, как считал Эдуард Васильевич, не просто какой-нибудь бесплодный и бесполезный кусок земли.
В свое время люди Де-Лонга обнаружили на острове Беннетта залежи бурого угля — и Толль был уверен, что Земля Санникова тоже изобилует этим стратегическим ресурсом.
Поскольку в России уже тогда задумывались об освоении Северного морского пути — особенно горячим приверженцем этой идеи являлся тот же адмирал Макаров, — то наличие запасов судового топлива, которым могли бы снабжаться идущие по СМП суда, было весьма кстати.
Помимо сугубо практических, Толль руководствовался и научными соображениями.
«Что влекло Эдуарда Толля на Север? Он искал разгадку тайн недавнего геологического прошлого Арктики: существовал ли материк в районе современных Новосибирских островов? Когда и почему он распался? Почему вымер „мамонтовый комплекс“ млекопитающих? Толль стремился добраться до первопричины явлений, а это счастье и мука подлинного исследователя», — размышлял много десятилетий спустя геолог Владимир Иванов, работавший начальником экспедиции Научно-исследовательского института геологии Арктики на Новосибирских островах.
Так или иначе, на сторону Толля стали многие выдающиеся ученые того времени, в том числе Дмитрий Менделеев, Петр Семенов-Тян-Шанский, — и он получил финансирование, необходимое для поисков Земли Санникова.
На сей раз Толль отплыл в Арктику на борту парусно-паровой шхуны «Заря», специально переоборудованной для ведения научно-исследовательских работ в условиях Арктики. Его сопровождали девятнадцать человек — шесть членов научной группы и тринадцать членов экипажа. В составе научной группы числился никому тогда не известный лейтенант флота Александр Васильевич Колчак, исполнявший обязанности гидрографа, гидролога, магнитолога, гидрохимика и картографа. Капитаном «Зари» стала тоже примечательная личность — лейтенант Николай Коломейцев, впоследствии герой Русско-японской войны (в разгар Цусимского сражения спас с погибающего броненосца «Князь Суворов» русского флагмана Рожественского), будущий адмирал и будущий эмигрант.
8 июня 1900 года «Заря» покинула Санкт-Петербург и отправилась в плавание, вернуться из которого суждено было не всем его участникам. Уже после отплытия Толль размышлял: где та точка, положившая начало его неудержимому стремлению на Север?
«Когда же именно было положено начало? Было ли это в 1886 г., когда я видел Землю Санникова, было ли это в 1893 г., когда, находясь на Новосибирских островах, я мысленно представил себе возможность достигнуть с острова Котельного Земли Санникова быстрым переходом на собачьих нартах? Было ли это после опубликования моего плана в 1896 г. или же начало было положено, когда я прошлой весной передал президенту Академии наук свой отчет о плавании на „Ермаке“?» — записывал путешественник в дневнике.
Отдал жизнь ради мечты
Когда «Заря» огибала Скандинавский полуостров, судно на некоторое время бросило якорь в Христиании (Осло), где Толль встречался и советовался с Нансеном. В ходе дальнейшего плавания выяснилось, что Толль не сошелся характерами с Коломейцевым. Они ссорились буквально из-за всего: из-за разграничения полномочий и обязанностей, из-за того, как поддерживать дисциплину в экипаже (Толль, как человек мягкого характера, решительно возражал против жестких методов Коломейцева). Эти ссоры омрачили всю первую половину экспедиции. В сентябре 1900 года экспедиция добралась до берегов Таймыра, где осталась на зимовку — чистая вода исчезла, а нагромождение льдов сделало дальнейшее плавание невозможным. Участники занимались активными научными исследованиями, изучая здешние малоизученные места, разъезжали по окрестностям на собачьих упряжках. К тому моменту конфликт Толля и Коломейцева достиг апогея — и Толль воспользовался своими полномочиями начальника экспедиции, чтобы отделаться от ненавистного офицера. Он отправил Коломейцева и матроса Степана Расторгуева доставить почту с «Зари» — и те, пройдя по тундре 839 километров, добрались-таки до ближайшего сельца Гольчиха. Но вернуться на свое судно Коломейцев уже не смог…
«Заря» освободилась из ледового плена лишь в августе 1901-го и возобновила движение на восток. Близ острова Котельный путь к предполагаемой Земле Санникова преградили льды. Тогда Толль распорядился двигаться к острову Беннетта, чтобы встать там на зимовку. Но добраться туда помешал пояс льда шириной до двенадцати миль, окружавший остров. Пришлось возвращаться на Котельный и вставать на зимовку там. В ходе второй своей зимовки путешественники объездили Котельный и близлежащие острова, а в апреле 1902 года Толль отправил на север на поиски Земли Санникова гидрографа Федора Матисена. Но тот вскоре наткнулся на обширную полынью и повернул назад.