Кавер-арт (оформление обложек музыкальных альбомов) сегодня воспринимается как преимущественно западное явление, стандарты которого задали, например, легендарные обложки пластинок группы Pink Floyd. Советский материал исследован гораздо хуже. Денис Бояринов, музыкальный критик и куратор одного из разделов выставки-конструктора «Центр исследований Оттепели. Эпизод III» в Центре Вознесенского, восполняет этот пробел, а также рассказывает о фирме «Мелодия» и ее роли в истории звукозаписи в оттепельный период.
После Второй мировой войны международная музыкальная индустрия вступила в новую эру: появление более совершенных технологий звукозаписи, а также использование поливинилхлорида (современного синтетического полимера) для изготовления дисков привели к появлению в 1948 году формата долгоиграющей пластинки на 33 оборота. На одну сторону такой пластинки можно было записать произведения продолжительностью до 20–25 минут. Для сравнения: на стороне грампластинки помещалось лишь три минуты звучания. Еще десятилетие спустя появилась стереофоническая запись, превратившая домашнее прослушивание пластинок в опыт, равноценный посещению концерта. Так послевоенная молодежь, прозванная впоследствии хипстерами и битниками, а в СССР — стилягами, с восторгом открыла для себя стилистически новую музыку — джаз и рок-н-ролл. Пластинки обязательно фигурировали в кино и литературе новой волны — например, герои постмодернистской «Игры в классики» Хулио Кортасара, описывающей богемный Париж 1950-х годов, по ходу действия романа только и заняты тем, что слушают и обсуждают американские джазовые записи.
Советская граммофонная промышленность в послевоенные годы тоже стремительно модернизировалась, наверстывая упущенное. В послевоенный период в Ленинграде запустился новый завод на немецком оборудовании, полученном по репарациям. В крупных городах Союза, от Калининграда до Пятигорска, грампластинки с матриц, производимых в Москве, начали печатать артели — небольшие предприятия, которые чутко реагировали на массовые вкусы. Ленинградский завод «Пластмасс» даже обзавелся собственной студией, где записывались многие местные артисты и приезжавшие в город звезды: Леонид Утесов, Клавдия Шульженко. Серийный выпуск долгоиграющих пластинок был начат в СССР в 1953 году, что символически совпало со смертью Сталина и наступлением перемен.
Обложка пластинки Муслима Магомаева «Синяя вечность» (1968)
Новый этап в жизни СССР начался с реформ правительства Георгия Маленкова. В результате экономика страны переориентировалась с военных рельс на производство товаров народного потребления, что привело к необходимости развития рекламной графики и промышленного дизайна. Если началом политической оттепели принято считать доклад Никиты Хрущева, развенчавший культ личности Сталина на XX съезде КПСС в 1956 году, то оттепель культурная наступила вместе с VI Всемирным фестивалем молодежи и студентов, который потряс Москву — а за ней и всю страну — летом следующего, 1957 года. Тогда жителям СССР впервые массово «показали» иностранцев: тысячи молодых людей из разных уголков планеты вольно перемещались по столице, свободно общались с местными и пели свои песни. Фестиваль, занесший в советский мир зарубежную культурную «флору» — рок-н-ролл, джинсы и джазовые пластинки — стал звездным билетом для многих артистов и ансамблей, впоследствии создавшим язык советской поп-музыки 1960-х годов.
Обложка пластинки Эдиты Пьехи и ансамбля «Дружба» (1963)
В оттепель страна, некогда наглухо закрытая железным занавесом, начала приоткрываться влияниям извне, что привело к стремительному развитию поп-культуры и к настоящей музыкальной революции — появлению новых стилей и новых кумиров, возрождению джазового искусства и реабилитации забытых имен. За этот яркий отрезок времени, закончившийся в период между Пражскими событиями 1968 года и воцарением в 1970-м на Гостелерадио сурового партократа-цензора Сергея Лапина, музыка в СССР поменяла свои ориентиры и установки, восприняв большое количество зарубежных явлений и породив немало самобытных феноменов. Отражая изменения в культурной и общественной жизни, конверты пластинок стали мало-помалу превращаться из сугубо функциональной упаковки в броские рекламные носители, а потом и в самостоятельные арт-объекты. Их создатели, советские художники-графики, следили за тенденциями в мировом дизайне и свободно экспериментировали с цветами и формами, рисунками и типографикой. Так в Советском Союзе появился свой кавер-арт.
Обложка пластинки «Джаз-67. IV Московский фестиваль молодежных джазовых ансамблей» (1967)
На излете правления Никиты Хрущева, весной 1964 года, была создана Всесоюзная фирма «Мелодия», объединившая основные мощности по записи, производству и дистрибуции грампластинок: пять заводов — Апрелевский, Ногинский, Ташкентский, Рижский и Ленинградский, пять студий грамзаписи в Москве, Ленинграде, Риге, Вильнюсе и Таллине, а также торговые сети, раскинувшиеся по всей стране. Знаменитый логотип «Мелодии» — пластинка, раскручивающаяся в букву «М», которая взмывает космическим спутником, — был придуман пионером российской айдентики Андреем Дионисьевичем Крюковым. Все издания фирмы помечаются так до сих пор. Как художественный руководитель крупнейшей в стране специализированной организации, Московской творческой мастерской прикладной графики Худфонда РСФСР, Крюков занимался и дизайном обложек пластинок — его архиву посвящен один из разделов третьего эпизода выставки «Центр исследований Оттепели».
Обложка пластинки «Джаз 68» (1968)
Будучи государственным звукозаписывающим монополистом и одним из подразделений Министерства культуры, «Мелодия» не случайно называлась «фирмой». С одной стороны, она несла все родовые травмы советского предприятия. К ним относится ригидное планирование, громоздкая оргструктура, нехватка качественных материалов, бюрократия и жесткая идеологическая цензура. С другой, она отчасти функционировала как западный рекорд-лейбл, хотя и находилась в условиях отсутствия конкуренции и свободного рынка. Главным критерием эффективности фирмы был неизменный рост количества проданных пластинок. Определяя план издания на год, репертуарная комиссия «Мелодии» ориентировалась на музыкальные тенденции и привязанности слушателей, а значит, пыталась продвигать новых любимцев публики, чтобы не печатать исключительно работы членов Союза композиторов. Кроме того, компания проводила исследования рынка: торговые предприятия ее сети вели учет бестселлеров и опрашивали покупателей об их интересах, что напрямую влияло на тиражи пластинок. Редакторы «Мелодии» — меломаны, державшие руку на пульсе мировых музыкальных тенденций, — в известном смысле обладали свободой действий, но, разумеется, в пределах допустимого. Например, в 1967 году они не побоялись «протащить» на пластинку серии «Музыкальный калейдоскоп» песню The Beatles, которую в центральной советской прессе тогда еще критиковали, — хотя и выдали ее за народную.
Обложка пластинки «Избранные песни и танцы народов СССР» (1967)
В оформлении пластинок «Мелодии» тоже было немало творческой свободы. Большая проблема, однако, состояла в том, что чаще всего обложки с оригинальным дизайном печатали первым ограниченным тиражом (как правило 25 тыс. экземпляров), а последующие издания упаковывали в стандартные обложки с нейтральными пейзажными фотографиями или типовым оформлением. Именно поэтому «дизайнерские» конверты 1960-х годов сохранились еще хуже, чем сами пластинки. Сейчас, спустя полвека, первые издания альбомов советских оттепельных звезд, дошедшие до нас в целости от конверта до собственно винила, — большая коллекционная редкость.
«Мелодия» делала пластинки не только для СССР. Через внешнеторговую организацию «Международная книга» записи советских музыкантов распространялись по всему миру. К середине 1980-х дистрибуционная сеть фирмы раскинулась на девяносто стран. Зарубежного слушателя пытались заинтересовать русской классикой в исполнении Святослава Рихтера и Давида Ойстраха, песнями и танцами народов СССР, а также эстрадными и джазовыми записями. Чтобы не затеряться на прилавках зарубежных магазинов, «экспортные» издания «Мелодии» оформлялись в соответствии с мировым уровнем дизайна и полиграфии. Эти пластинки ярко выделялись на фоне своих аналогов, производившихся для внутреннего рынка.
Финал советских «длинных шестидесятых», которые историки обычно определяют в промежутке с 1957 по 1973 год, был ознаменован выпущенными «Мелодией» первыми советскими концептуальными альбомами: саундтреком Александра Градского к фильму Андрея Кончаловского «Романс о влюбленных» (1974) и рок-сюитой композитора-хитмейкера Давида Тухманова «По волне моей памяти» (1976). Концептуальный альбом (concept album) — крупная музыкальная форма, все составные части которой, от сюжета и структуры записи до оформления обложки, подчинены единому авторскому замыслу. Такие альбомы получили распространение в конце 1960-х годов благодаря развитию технических возможностей студийной записи, помноженному на распространение формата «долгоиграющей пластинки» (лонгплея) и рост творческих амбиций поп- и рок-музыкантов. По мнению исследователей, прообразы концептуальных альбомов можно найти и в 1940-е, и в 1950-е годы — например, у Вуди Гатри и Фрэнка Синатры. Но основной импульс интереса к ним дали уже ставшие классикой записи: Pet Sounds коллектива Beach Boys (1966) и Sergeant Pepper's Lonely Hearts Club Band группы The Beatles (1967).
Обложка альбома Александра Градского «Романс о влюбленных» (1974)
В начале 1970-х термин «концептуальный альбом» начал мелькать на страницах прессы все чаще. Жанр становился более модным, а с расцветом прог-рока и распространением рок-оперы, где он был чем-то вроде производственного стандарта, сделался еще и массовым. Концептуальные альбомы Pink Floyd, Yes, Jethro Tull, Genesis и Дэвида Боуи расходятся гигантскими тиражами. То же происходило и на территории СССР с работами отечественных пионеров этого жанра — пластинками Александра Градского и Давида Тухманова. В дополнение к новаторской музыке эти альбомы привлекали слушателей необычным оформлением. Специальный тираж «Романса о влюбленных» был издан «Мелодией» в формате гейтфолда, популярном на Западе, но редком в Союзе — эффектного раскладного конверта с текстами песен и кадрами из фильма. Обложку «По волне моей памяти» с черно-белыми фигурами нарисовал Александр Шварц. Его имя значилось на задней стороне конверта, и, судя по всему, это был первый прецедент, когда вклад художника, оформлявшего альбом, оказался признан наравне с работой композитора и исполнителей.
Обложка альбома Давида Тухманова «По волне моей памяти» (1976)
На заводах фирмы «Мелодия» выпускались пластинки и для оригинального советского медиа — звукового журнала «Кругозор», издававшегося с 1964 по 1992 год. В 1969 году его дополнило детское приложение «Колобок». В сердце каждого выпуска «Кругозора» находилась гибкая пластинка. Точнее, в номер журнала входили целых шесть так называемых «звуковых страниц» хронометражем около 7 минут на каждую сторону: аудиорепортажи о жизни страны, интервью и воспоминания деятелей науки, культуры и спорта, фрагменты классических произведений, новинки советской и зарубежной музыки. «Кругозор» был сделан таким образом, чтобы можно было слушать гибкие пластинки на проигрывателе, не извлекая их из журнала. Они пользовались такой популярностью, что многие их вырезали и хранили в личных фонотеках.
Развороты журналов «Кругозор»
Редакционная политика «Кругозора» была весьма прогрессивной для СССР. Именно на его гибких пластинках вышли дебютные записи многих советских артистов, ставших большими звездами. Журнал полностью оправдывал свое название: в нем появлялись музыканты из разных миров — от Клаудио Аббадо и Мстислава Ростроповича до группы «Аквариум» и Янки Дягилевой. Первым музыкальным редактором издания стал композитор Владимир Купревич — джазовый энтузиаст, создатель ансамбля «Джаз-балалайка» и автор композиций в джазовом духе для русских народных инструментов. Благодаря Купревичу в «Кругозоре» с самых первых лет стали публиковаться записи молодого советского джаза — например, квинтета саксофониста Алексея Козлова, только-только громко заявившего о себе в знаменитом столичном кафе «Молодежное». Для того чтобы композиция прошла худсовет и появилась в звуковом журнале, Купревичу с Козловым пришлось попасть на прием к Дмитрию Шостаковичу и получить его благословение на публикацию.
«Кругозор» был выдающимся явлением журнальной культуры также в отношении дизайна, верстки и полиграфии — единственным в своем роде не только для нашей страны, но и для всего мира. Его феномен, как, впрочем, и тема графического дизайна в целом, кавер-арта и культуры издания пластинок в СССР, только намечены и пунктирно очерчены на выставке в Центре Вознесенского. Они определенно заслуживают дальнейшего подробного изучения. Несмотря на то, что Россия является политической правопреемницей СССР, в которой многое унаследовано и сохранено (а что-то — реконструировано), советская цивилизация все сильнее превращается для современного наблюдателя в Атлантиду — миф, погружающийся в толщи исторической памяти. Пока материальные артефакты этой цивилизации окончательно не превратились в прах, драгоценна каждая возможность изучить и исследовать их беспристрастно, оставив ностальгию и другие эмоции, связанные с личными и общественными травмами, чтобы лучше разобраться в объединяющей нас истории. И советские пластинки, уцелевшие спустя тридцать лет после распада СССР, — как раз такие артефакты.
Текст: Денис Бояринов