До того времени, как власти Нью-Йорка озаботились регулярным вывозом мусора (поначалу его просто сбрасывали в Гудзон или Ист-Ривер) функцию мусорщиков в городе выполняли обычные свиньи. Они бесконтрольно шлялись по кварталам и жрали разнообразные пищевые отходы выкидываемые из окон горожанами (тогда это было нормальной практикой). Чистоты это, само собой, не приносило, но значительно уменьшало количество гниющих и разлагающихся отходов, а значит и неприятных запахов.
Для владельцев свинарников такое положение дел было крайне выгодным, так как позволяло не тратить денег на откорм разводимой ими скотины, которую они потом с большой выгодой продавали мясникам.
Свиней на улицах было так много, что часть Мидтауна в районе Шестой и Седьмой авеню в народе именовали «Свинным городом» или «Городом вони».
Крайне недовольными оставались жителей приличных (и более чистых районов) так же страдавших от набегов свиней. Это приводило к различным запретительным мерам, штрафам и попыткам полностью убрать свиней с улиц города.
Концом эпохи стал 1859 год, когда власти Нью-Йорка направили целую армию инспекторов и полицейских на борьбу с владельцами свинарников поставив их перед простым выбором: либо они избавятся от свиней, либо их конфискует город. Тем не оставалось ничего другого, как подчинится требованию властей и со свиньями на улицах было покончено. До создания Департамента по уборке улиц оставалось еще долгих 22 года.
В «Американских заметках» Чарльза Диккенса есть пара абзацев посвященных нью-йоркским свиньям-мусорщикам:
«Давайте снова пойдем по веселым улицам. Опять Бродвей! Те же дамы, одетые в яркие цвета, прогуливаются взад и вперед, парами и в одиночку, а чуть подальше — тот самый голубой зонтик, который раз двадцать проплыл мимо окон отеля, пока мы там сидели. Вот тут мы перейдем улицу. Осторожно — свиньи! Вон за экипажем бегут рысцой две дородные хавроньи, а избранная компания — с полдюжины хряков — только что завернула за угол.
Они — городские мусорщики, эти свиньи. Ну и безобразная же, надо сказать, скотина: по большей части у них костлявые бурые спины, похожие на крышки старых сундуков, из обивки которых торчит конский волос, и сплошь покрытые какими-то весьма неаппетитными черными пятнами. Ноги у них длинные, тощие, а рыла такие острые, что, если бы уговорить одну из них позировать в профиль, никто не признал бы в ней сходства со свиньей. О них никто никогда не заботится, не кормит их, не загоняет и не ловит; с раннего детства они необыкновенную сообразительность.
Каждая свинья отыскивает свое жилье куда лучше, чем если бы ей кто-либо его указывал. В этот час, перед наступлением тьмы, можно видеть, как они десятками бредут на покой, всю дорогу, до самой послед ней минуты, не переставая жрать. Иногда какой-нибудь объевшийся или затравленный собаками юнец понуро трусит домой, точно блудный сын; но это редкое исключение: их отличительные черты — полнейшее самообладание, самоуверенность и непоколебимое спокойствие.»