Знаменитый актер, снявшийся в более ста фильмах, вполне успешный, обласканный фортуной и властью, всегда улыбающийся красавчик и любимец женщин – с фотографий за 6 советских копеек, продающихся в каждом киоске. Однако мало, кто знает, что на самом деле в СССР не было более «несоветского» актера, чем он – Лев Прыгунов. Многие годы, почти не скрываясь, он дружил и общался с такими же вольнодумцами из числа творческой интеллигенции, даже выучил английский, чтобы в подлиннике читать запретную литературу.
А «самое страшное» – периодически прилюдно высказывался в тонах и словах, «порочащих гордое звание советского человека». Естественно об этом все, кому надо, знали и реагировали. Гнобить не гнобили, но жизнь отравляли основательно. В результате, можно только гадать, в скольких хороших картинах, ему не дали себя проявить.Сам Лев Георгиевич свое «советское кинотворчество» оценивает критически: «порой снимался во всяком дерьме». «Треть своих картин я вообще ни разу не видел!» Но как истинный профессионал, он ни от одной своей роли не отказывается – всегда выкладывался по полной и оставлял частичку себя.
Его время пришло с развалом СССР, когда пал «железный занавес», открыли границы, пришла свобода… Прыгунов навестил Бродского в Америке, два раза по полгода жил в Англии. Вернулся. Развал российского кинематографа актер перенес философски. Пока «кина не было», ушел с головой в живопись, занимался реставрацией старых картин. О 1990-х он говорит кратко: «Живопись меня спасла». Кстати, по собственному признанию, одно из самых мощных потрясений от «загнивающего запада» состояло в том, что за десяток проданных в Америке своих картин он заработал в шесть раз больше, чем за 28 лет своей профессиональной актерской деятельности. Не менее сильное потрясение случилось еще через несколько лет, когда выставка «главного антисоветчика советского кино» прошла, не где-нибудь, а в Музее Революции. На фасаде этого исторического здания на Тверской улице висел его пятиметровый портрет – увеличенное фото из сериала, где он сыграл криминального авторитета, идущего в мэры. Он не скрывал, что от этой трагикомичной ситуации испытывал особо «острые» чувства.
В актерство его вернул Голливуд: начиная с 1995-го Прыгунов снялся в десятке крупных заокеанских проектов – «Экспресс до Пекина», «Святой», «Сумма всех страхов»… Российская пресса его тут же окрестила «нашим Джеймсом Бондом». А вскоре и «новое русское кино» появилось.
В последние годы Лев Георгиевич снимается нечасто. Зато пишет прекрасные картины, издал несколько сборников стихов и чудесную книгу мемуаров «Сергей Иванович Чудаков и др.» - о ярких личностях советской эпохи, о том времени и себе. По-прежнему серьезно увлекается восточной философией и китайской гимнастикой тай цзи цюань. Да и правдоискательского своего духа не утратил: при каждом удобном случае жестко высказывается о наболевшем. Например, о том, что «Россия никогда не будет мировой кинодержавой, уж слишком мы отстали от мировой культуры за последние десятилетия». Плюс коррупция, жадность и воровство продюсеров в этом самом «новом кино».
В преддверии 84-летия Льва Прыгунова (23 апреля) предлагаю его откровенное интервью, записанное у него на даче в 2018 году. Все фотографии из личного архива актера.
МАМА ЖИЛА С КЛЕЙМОМ "ПОПОВСКОЙ ДОЧЕРИ"
- Лев Георгиевич, сразу хочется спросить. Откуда корни такого неприятия советского образа жизни и всего того, что было в СССР?
- Мой дед по матери был священник, имел приход в селе Красногорское Тюменской области. Умер он мученически - в 1919-ом красные его за волосы тащили через все село по грязи - на расстрел. Но его отбили верующие. После этого дед занемог и через неделю умер. Моя мама была 14-я, последняя дочь в семье. И «клеймо поповской дочери» висело над ней всегда.
- Как это проявлялось?
- Ее пытались арестовать дважды. В 1928-ом, когда ей было 18 лет, ее «взяли», кинули в погреб. Но влюбленный в нее какой-то парнишка ночью взломал замок, вывел ее из погреба, посадил в лодку… Выкрал! Маме удалось проплыть 60 км по реке, потом сесть в поезд и уехать в Ташкент, куда к тому времени перебралась вся ее семья. А парня того поймали и расстреляли.
- Даже так!
- Это мне мама рассказывала. В Ташкенте она тяжело заболела тифом. И это ее спасло, потому что ее опять пришли арестовывать энкавэдэшники. Увидев, что девчонка при смерти, махнули рукой: «Да она все равно сдохнет!» Испугались сами заразиться – в Ташкенте свирепствовала эпидемия тифа, и ушли. А мама выжила! С отцом они познакомились раньше, его прислали в сельскую школу, где она преподавала литературу, – на практику. И он в нее влюбился! Когда узнал, что она в Ташкенте, поехал туда, не зная адреса, и каким-то чудом нашел. А потом они уехали в Алма-Ату, где я и родился.
- Чем занимался ваш отец?
- Он был биолог-практик, орнитолог и потрясающий таксидермист - делал великолепные чучела из любой птицы. Он и меня научил. К сожалению, он погиб, когда мне было десять лет.
Вообще это очень темная история... Не верю, чтобы отец, прошедший две войны, способный неделями жить в горах, вдруг оступился со скалы и разбился. Я это исключаю совершенно! Отец оставил мне два ружья, прекрасную библиотеку по биологии. Каждый день я вставал в шесть утра и уходил в горы. Один или с ребятами. У нас была компания парней, из которой все потом стали биологами, кроме меня. Мы могли узнать любую синицу, дрозда, дубоноса или урагуса по звуку или траектории полета.
- Почему же вы не продолжили семейную традицию?
- После школы я поступил в пединститут и два года отучился на биолога. Но за эти два года многое в моей жизни изменилось. Во-первых, я оказался невероятно влюбчивым, а во-вторых, встретил компанию, которая была умнее всех в городе, и в первый же день понял, что я был полный идиот. Ну просто полный!
- В каком смысле?
- Я внешне был хорош собой, очень резкий, думал, что очень остроумный. Один день я продержался на своих «штампах», а потом этого стало не хватать… Я жил как Маугли – целыми днями в горах, стихов не знал. А это были студенты филфака - интеллектуальная молодежь. Любители джаза, стиляги, все – естественно - пижоны. Но главное - блестящие знатоки литературы, поэзии, истории, кино, музыки, причем в основном западной. Когда я стал общаться с этой компанией, я прочитал несметное количество книг - открыл для себя Бунина, Куприна, всего Бальзака перелопатил, всерьез увлекся импрессионистами, которые по тем временам считались «врагами народа» наравне с фашистами и империалистами. И я совершенно сошел с ума от их живописи. Примерно к этому времени я понял, что из меня педагог никудышный, и надо искать что-то свое. Спасло то, что я все быстро схватывал, впитывал как губка. Еще повезло - видно через гены передалось – я всегда сторонился пионерии, комсомолии. Мол, я занимаюсь птичками, и оставьте меня в покое. И меня не трогали.
Правда, забыл сказать: еще в 12 лет произошло событие, перевернувшее мое представление о жизни. Моя тетушка купила самый по тем временам лучший радиоприемник «Балтика». И я, гостив у нее, поймал и ночи четыре подряд слушал «голос Америки». Помню, у меня волосы дыбом встали от того, какие там страшные вещи говорили про Сталина и про Советский Союз. Но самое ужасное, что я мгновенно понял: все это - чистая правда. Поэтому, когда в 1953 году умер Сталин (я очень хорошо этот день запомнил: уроки отменили, мы пошли в парк, где услышали знаменитую речь Маленкова), я смотрел, как все рыдают, и боялся не сдержать смеха или улыбку. Такой переворот уже произошел в моей душе. Клянусь, говорю это абсолютно искренне.
- Лев Георгиевич, да вы с детства диссидентом были!
- Хуже – я был «махровый антисоветчик».
МАЛЬЧИК ПЛЮНУЛ В ПОРТРЕТ СТАЛИНА
- Неужели для этого достаточно было послушать «вражеские голоса»?
- Этого было достаточно, чтобы открыть глаза и ясно все увидеть. Никогда не забуду, как в 1950-ом мальчик-казах, у которого расстреляли родителей, на уроке встал и плюнул в портрет «вождя народов». Он учился в пятом классе нашей школы. Об этом случае сразу узнал весь город, а мальчик вдруг исчез неизвестно куда. Еще через неделю умер «от разрыва сердца» наш любимый директор школы. А я до сих пор уверен, что его убили – ему было сорок лет всего. Потом в течение пары месяцев в каждом классе на задней парте сидел энкаведист в штатском, и из школы один за другим вскоре «пропало» несколько учителей.
Через два года Алма-Ату потрясла другая трагедия: «звезда» соседней школы, отличник-девятиклассник по имени Роберт застрелил начальника областной милиции и одного из чекистов, пришедших его арестовывать.
- За что он их?
- Его отца – генерала Красной Армии – расстреляли в Москве сразу после начала войны, потому что он был немец. А его жену, знаменитого профессора-венеролога, вместе с сыном сослали в Алма-Ату, где она лечила от сифилисов и гонорей всю верхушку правительственную и энкаведистскую. Роберт и его мать погибли в перестрелке, а в газете потом написали, что этот 16-летний юноша «возглавлял вооруженное до зубов подполье, целью которого было убийство Сталина». Но все в городе понимали, что это полная чушь. На самом деле его пришли арестовывать потому что он был слишком хорош, не такой как все, и этим выбивался из общей серой массы.
Рассказываю еще одну потрясающую историю – одну из самых ярких в нашем институте, когда он раскололся на две части. В Алма-Ату приехал знаменитый красавец актер Михаил Кузнецов. И вдруг в деканат звонят. Оказывается, дежурная гостиницы «Алатау», где он остановился, видела, как из его номера на рассвете выходила студентка КазПИ - Казахского пединститута. В этот же день в громадном актовом зале собрали общее комсомольское собрание, вызывали ее. Накинулись: «Что ты делала ночью в гостиничном номере?» Девушка ответила: «Какое ваше дело?!» «Если ты сейчас не раскроешь всю правду, мы тебя исключим из института и из комсомола!» «Мне плевать на ваш институт и ваш комсомол!» Встала и ушла. Конечно, ее выгнали и исключили. Вот это был поступок – такого я никогда не забуду...
Но что делать – тогда все были «под колпаком», на многих было досье. Когда я поступил в Ленинградский театральный институт, - туда следом дошло мое досье тоже. Суть его была в том, что я «крайне неблагонадежен».
- Откуда вы это узнали?
- Случайно. Не буду рассказывать, как, но, когда после окончания вуза меня брали к себе два хороших театра в Ленинграде, а меня отправили в Якутск, я не удивился. Правда, в Якутск я естественно не поехал, а укатил сниматься в Москву - в главной роли в картину «Утренние поезда».
АВТОГРАФ ДЛЯ ТАТЬЯНЫ САМОЙЛОВОЙ
- Мы перескочили момент, почему вы вдруг решили стать артистом.
- Просто понял, что могу играть, что это мое. У меня было очень много энергии - я читал стихи, играл в спектаклях филфака, и многие говорили: «Ты должен стать артистом». Я сначала отвечал: «Какая сцена, когда у меня бентамские курочки королевские?!» А потом созрел.
Между прочим, Алма-Ата в смысле творческой атмосферы был прекрасный город. Там было много сосланных – очень много русских, немцев, жила потрясающая интеллигенция. Во время войны туда эвакуировали МХАТ, «Мосфильм»… Я видел, как Александр Файнциммер снимал «Котовского». Вот как интересно! В моей жизни было три мощные параллели. Первая - как раз с Файнциммером. Мне было года три, когда на моих глазах по Березовой аллее (знаменитое место под Алма-Атой) несся Котовский на тройке. Став постарше, я знал наизусть файнциммеровского «Овода» - с молодым Стриженовым и гениальным Симоновым. А годы спустя я снимусь у Александра Михайловича в одной из самых моих любимых ролей – в фильме «Без права на ошибку». Вторая параллель – с итальянской лентой «Утраченные грезы» Джузеппе де Сантиса, где снялась самая красивая женщина того времени в мире – Сильвана Пампанини. Красоты просто безумной! Это был мой самый любимый фильм – я плакал на нем всегда. А через одиннадцать лет Де Сантис утвердит меня в картину «Они шли на Восток», которая круто изменит мою жизнь.
И наконец – Татьяна Самойлова, с которой я потом вместе работал в одном театре! «Летят журавли» я увидел в десятом классе. Она была для меня в этом фильме - ну что-то запредельное, конец света! Более мощной актрисы тогда даже близко не было никого. Когда она входила в зал, где было 100 человек, у всех мурашки бежали по коже, все цепенели! Но советская власть ее сломала, довела до психушки. В те годы на Западе ей предлагали любую роль за любые деньги, а в СССР - какая мука для такой актрисы – два года ее вообще не снимали. Я вообще не представляю, как и на что она тогда жила - абсолютно не приспособленная к жизни, не от мира сего. Прошла через неслыханные унижения. Вы можете себе представить: за ней на Венецианском кинофестивале даже в туалет ходили и не отходили ни на шаг два амбала-кагэбэшника в штатском.
- С какой целью?
- Боялись, что сбежит из СССР. Это она сама мне рассказывала! В конце концов ей разрешили сняться в «Анне Карениной» и с тех пор ни одна актриса (а я много «Анн Карениных» видел) не смогла сыграть лучше ее.
- Параллель в том, что спустя энное количество лет, она возьмет у вас автограф?
- Мы встретились на приеме в честь премьеры фильма «Они шли на Восток», где она тоже снималась, в кинотеатре «Октябрь». Вижу прямо ко мне идет сама Татьяна Самойлова. И говорит: «Дайте, пожалуйста, ваш автограф». И мы обменялись автографами. Я был счастлив!
СЕРГЕЙ ИВАНОВИЧ ЧУДАКОВ И ДР.
- Вы попали в ныне знаменитую ленинградскую литературно-поэтическую компанию тех лет. Расскажите об этом поподробнее.
- Самыми уважаемыми из поэтической богемы Питера были две компании: Бродский, Найман, Бобышев, Женя Рейн и вторая - Леша Лифшиц, Миша Еремин, Владимир Уфлянд, Володя Герасимов, Леня Виноградов, Саша Шарымов. Я в Москве познакомился с Ереминым и Виноградовым, причем через Сережу Чудакова - одну из самых уникальных личностей Москвы. О нем мало кто знает, поэтому несколько лет назад я написал о нем книгу «Сергей Иванович Чудаков и др.».
- Чем же он уникален?
- Никто так не знал кино, особенно иностранное, как знал Чудаков. Тарковский и Эфрос к нему прислушивались, Хуциев побаивался его категорических советов. И вообще это был самый остроумный человек в Москве. Кроме того, фантастический поэт! В 1972 году прошел слух, что он насмерть замерз в одном из парадных в 30-градусный мороз. Мы его три дня оплакивали, в смысле пили водку, поминали, вспоминали невероятные истории, с ним связанные. А потом, в апреле, я иду мимо Никитских ворот, а навстречу идет как ни в чем не бывало... Сережа Чудаков. Как мираж... Ха-ха-ха!!! А ведь даже Бродский купился на его «гибель» и посвятил ему гениальные стихи «На смерть друга».
- Кстати, как вы познакомились с Бродским?
- В 1963 году я попал в компанию его друзей. А в 1965-ом на третий или второй день после его возвращения из «норинской ссылки», мы встретились. Отметили его приезд в ресторане «Нева». К тому времени я уже знал все его стихи, многие наизусть, и был в Бродского влюблен как в человека и гениального поэта. Но его ближайшим другом не был, он таких людей, как я, называл «кореша». Мы были хорошими приятелями. Я его обожал, а он мне это позволял. В нашем маленьком кругу все его считали великим и называли «В.Р.» - Великий Русский.
- Согласитесь, не каждый «кореш» может похвастаться, что будущий Нобелевский лауреат подавал ему кофе в постель, первому читал свои новые стихи и однажды в Америке проехал 200 миль, чтобы посмотреть ваш фильм «Туннель»...
- Соглашусь, но все так и было. Не каждый может похвастаться, как я, что две ночи провел в его маленькой «полукомнатке», и мы с Иосифом спали на одном диване. (Смеется.) В 1972 году он эмигрировал, и увиделись мы только в феврале 1989-го, когда я поехал за Америку и три дня у него пожил. Замечательные дни были! Бродский присылал мне из Америки все свои книги с автографами. Он подарил мне свою Нобелевскую речь – их всего 300 экземпляров, у меня 33 экземпляр с шикарным автографом и отпечатком лапы его любимого кота Миссисипи. Бродский самый умный человек, которого я когда-либо встречал в жизни. У китайцев есть понятие «совершенномудрый человек», то есть тот, кто называет вещи своими именами. Я могу назвать Иосифа совершенномудрым.
- Как это проявлялось?
- Ироничный, очень смешливый, невероятно остроумный и чуткий. Он всех понимал, всех видел насквозь, и у него был железный принцип: никогда не врать. Ложь в любом ее проявлении ненавидел и всегда говорил, что думает. Кстати, очень много врагов у него из-за этого было. Меня потрясают такие его простые строчки: «Я сижу у окна. Вспоминаю юность. Порой улыбнусь, порою отплюнусь». Или «За рубашкой в комод полезешь - и день потерян», - это так точно сказано.
- Почему Бродский так рано умер – в 55 лет?
- Он очень много курил даже после двух перенесенных инфарктов. Плюс наследственность – его отец, Александр Иванович, был сердечник и тоже рано ушел. Ну и жизнь, безусловно, у него тяжелая была, а он очень все близко к сердцу принимал... Вспомнил забавный эпизод. В 70-м году Бродскому американцы подарили крутую по тем временам куртку «Wrangler». И когда мне предложили сниматься в фильме «Меж высоких хлебов», он дал мне ее на съемки. Так что самое интересное для меня сегодня в этом фильме – я в кадре в куртке Иосифа Бродского.
