По правую сторону от бурных вод Охты, у впадения её в Неву, раскинулись домики, построенные в европейской традиции, по шведскому образцу. На главной площади, перед ратушей, снуют туда-сюда сами шведы, немцы, финны, русские. Кто-то из них торопится в лютеранскую кирху, которых в городе целых две, торговцы спешат, скорее всего, в порт или на местный рынок, дети бегут в немецкую школу. Через Охту перекинут мост, который ведёт к массивным главным воротам, за ними — ощетинившаяся восемью десятками орудий, выполненная в виде неправильного шестиугольника крепость Ниеншанц. Такой её и возникший рядом шведский городок Ниен можно было увидеть, например, в конце 17-го века.
Жизнь в этих местах кипела задолго до появления Петра I: шведы, как считают современные историки, основали здесь крепость примерно в 1300 году, дав ей название Ландскрона. Её соорудили при помощи итальянских инженеров из дерева и земли, дополнив восемью башнями. Простояла Ландскрона, правда, совсем недолго — уже через полтора года новгородцы взяли её штурмом и разрушили до основания. Как бы то ни было, именно с этого времени можно с уверенностью говорить об освоении земли, на которой стоит современный Петербург. И если Ландскрона канула в Лету задолго до появления Северной столицы, то Ниен был непосредственным предшественником российского города.
Город на Охте
В самом начале 17-го века шведский король Карл IX решил построить на Неве крепость для того, чтобы защитить эти земли от вторжения русских. Высокопоставленные чиновники и специалисты по строительству поехали изучать болотистую местность Ингрии, чтобы найти лучшее место для будущей крепости. Сделать это было не так уж просто: на Неве то и дело случались наводнения, сулившие разрушить всё в округе. Поэтому ничего лучше той земли, где раньше уже располагалась Ландскрона, в итоге не нашли: в 1611 году на Охтинском мысе, который ограничен с двух сторон Невой и Охтой, началось строительство крепости Ниеншанц, или Нюенсканс, что со шведского переводится как «Невское укрепление».
Поскольку рабочих рук не хватало, из соседнего Выборга и Кексгольма шведы согнали крестьян — помогать в строительстве, которое шло достаточно медленно. На престоле даже успел смениться монарх: Карл IX скончался, а его место занял Густав II Адольф, зарекомендовавший себя как отменный военачальник. Новый правитель преподнёс основание Ниеншанца как доказательство доминирования шведов в этом регионе: в своей речи с трибуны Риксдага Густав II отметил, что «теперь без нашего позволения русские не смогут выслать ни одной лодки в Балтийское море».
К 1617 году в крепости уже проживал на постоянной основе гарнизон, около двухсот солдат и офицеров. Россия к тому времени, подписав после проигранной войны со шведами унизительный Столбовский мирный договор, окончательно лишилась прав на Ижорские земли, которые сами шведы называли по-другому — Ингерманландией. Крепость на Охтинском мысе приобрела после этого важнейшее стратегическое значение для шведской короны: Густав II решил создать там, кроме оборонительных сооружений, целый город.
Первое русское вторжение
Распоряжение шведского короля о том, что напротив крепости Ниеншанц нужно заложить город, появилось в 1632 году. План заключался не только в том, чтобы расширить гарнизон и усилить оборонительные сооружения. Шведы задумали построить в устье Невы полноценный торговый пункт.
У перекинутого через Охту моста стали появляться дома первых поселенцев, однако шведы не торопились возводить вокруг них укрепления: если сама крепость готова была выдержать долгую осаду, то город возле неё был практически беззащитен. Генерал-губернатор Ингерманландии Густав Горн, отвечавший в том числе и за Ниеншанц, даже сообщал в то время в Стокгольм о том, что «многие люди в деревне имеют лучшие ворота перед своим двором».
Просчётом шведов воспользовался русский царь Алексей Михайлович: летом 1656 года войска под командованием Петра Потёмкина устремились к крепости. Узнав о приближении русских, шведское командование уплыло по Неве, а комендант крепости получил приказ сжечь все продовольственные склады. Потёмкин взял крепость практически без сопротивления. Дома в Ниене, как сообщают шведские источники, грабили и поджигали, а местных жителей, которые не успели скрыться, убивали на месте.
Забрав с собой вражеские пушки, русские войска вскоре покинули Ниеншанц, а крепость вновь заняли шведы. Ингерманландия в итоге войны всё равно осталась за ними, однако шведы обязались не притеснять на этой территории русское население.
Шведская идиллия
В «Медном всаднике» Пушкин рисует перед читателем яркий образ финского рыболова, который живёт на месте, где потом появится Петербург. Местный житель у Пушкина — это «печальный пасынок природы», который в одиночестве бросает свой ветхий невод в неведомые воды. На самом деле жизнь на берегу Невы и Охты протекала несколько по-другому: грустить финским, шведским, немецким и любым другим рыболовам, равно как ремесленникам или простым крестьянам, особенно не приходилось. Разве что во время кровопролитных войн, поскольку Ниен стоял не передовых рубежах шведского государства.
Напротив крепости начали селиться зажиточные люди, самыми богатыми в городе обычно считались немцы. Шведские монархи способствовали тому, чтобы переселенцы не чувствовали нужды. Так, с 1638 года Ниен получил право принимать у себя суда из-за границы и посылать свои корабли в другие страны. Шведская королева Кристина ввела для города большие налоговые послабления и запретила заниматься в округе ремесленничеством, чтобы не создавать конкуренцию местным жителям. У Ниена со временем даже появился свой герб — лев с мечом, стоящий между двух рек.
Город, возникший на месте русского селения Невское устье, жил по-европейски. В ратуше, окна которой выходили на главную площадь, еженедельно собирались бургомистры, составлявшие Магистрат, — главный орган городского самоуправления. Успешные торговцы, год за годом увеличивавшие своё состояние, возводили в Ниене шикарные усадьбы и покупали себе новые корабли. В город ежегодно заходило более сотни торговых судов: там, кроме русских и шведов, часто гостили немцы, голландцы и англичане. Летом в Ниеншанце даже проводилась специальная ярмарка, на которую съезжались купцы из соседних городов. В трактире путешественников могли угостить местными яствами, в центре самого города перед ними были всегда открыты двери кабаков, где водилось вкуснейшее пиво. Дело в том, что южнее города на полях выращивали хмель, который использовали потом в пивоварении. Более того, в Ниене был даже собственный госпиталь, где на деньги, полученные с пожертвований, ухаживали за бедными и больными людьми.
По приблизительным оценкам историков, население шведского города на правом берегу Охты могло достигать 2,5 тыс. человек. Кажется, что это не очень много, однако во всей Финляндии было лишь два города, Выборг и Або, которые превосходили Ниен по этому показателю. Долгое время шведы планировали расширить крепость Ниеншанц, чтобы переселить горожан на сам Охтинский мыс, укрыв дома за толстыми крепостными стенами. Впрочем, этим планам так и не суждено было сбыться из-за начавшейся Северной войны.
Ниеншанц — в руках Петра I
Когда в ходе Северной войны русская армия взяла соседний город Нотеборг, в России более известный под названием Шлиссельбург, местное население бежало оттуда прямиком в Ниеншанц. Прибытие в крепость измученных и раненых людей привело к панике: в спешке люди бежали из Ниена, по приказу шведского командования городские постройки попросту сожгли. Гарнизон в крепости до сих пор оставался, поэтому военные боялись, что каменные сооружения Ниена используют русские войска.
Крепость пала чуть позже, после недельной осады в 1703 году. Есть разные мнения по поводу того, что стало с Ниеншанцем после того, как он оказался в руках Петра I. Согласно сообщениям иностранцев, которые передавали сведения с чьих-то слов, крепость просто взорвали в следующем году после взятия. Впрочем, многие историки все-таки настаивают на том, что она частично сохранилась. Как бы то ни было, история Ниеншанца и города, расположившегося поблизости, в начале 18-го века подошла к концу.