11 марта 1853 года в Большом театре случился пожар, полностью уничтоживший старое здание.
На месте, где сейчас величественно возвышается Государственный академический Большой театр оперы и балета, некогда стояло другое здание, которое именовалось Петровским театром Медокса. Это был первый в Москве постоянный театр, в котором ставились музыкальные и драматические спектакли.
История Большого театра началась в 1776 году, когда Екатерина II дала тогда еще частному театру князя Петра Урусова 10-летнюю привилегию на возможность ставить спектакли, организовывать балы и маскарады. Театр получил название Петровский в честь улицы Петровки, в начале которой он располагался.
Старая Москва часто горела. Пожары, происходившие повсеместно, были для деревянного города обычным делом. Театр тоже горел много раз. Согласно сохранившимся в Главархиве (ГБУ «Центральный государственный архив города Москвы» - С.И.) документам, это происходило и в XVIII веке, и в середине XIX века.
В 1825 году Петровский театр был отстроен в камне. В строительстве участвовали известные архитекторы Осип Бове и инженер-генерал-майор Лев Карбоньер, занимавшийся возведением Манежа. Возведение театра обошлось в огромную по тем временам сумму — почти два миллиона рублей. Тогда же театр стали называть «Большим» — новое здание в разы превышало по размеру предыдущие постройки.
В таком виде театр простоял почти 30 лет, до пожара 1853 года.
«11 марта в половине 10-го утра с каланчи Тверского частного дома усмотрен был сильный дым, выходящий из здания Большого театра, почему тотчас же отправилась туда пожарная команда Тверской части и был выкинут на каланче сигнал для сбора пожарных команд всех частей города. По прибытии на место найдено, что театр горит внутри и пламя, быстро распространившееся по всем направлениям внутренности театра, вылетает громадной массой в окна и на крышу оного, и, несмотря на все усилия действий пожарных команд, собравшихся на месте пожара, прекратить огонь и даже ослабить силу его не было никакой возможности и вся внутренность здания театра, кроме боковых зал в бельэтаже и комнат в нижнем этаже, в каких помещалась контора, касса и буфет, полностью сгорела»,
- писали «Московские ведомости» 14 марта 1853 года.
Очевидец - писатель Иван Федорович Горбунов вспоминал:
«11 марта сгорел Большой Московский театр. Пожар начался утром. Шел маленький снежок. Я был на этом пожаре. (...) Зрелище пожара было внушительно. Странно было смотреть, как около этого объятого пламенем гиганта вертелись пожарные со своими «спринцовками». Брандмайор, брандмейстеры, пожарные неистово кричали осиплыми, звериными голосами: «Мещанская, качай!». Пожарные трубы Мещанской части начинают пускать из своего рукава струю воды толщиной в указательный палец. Две-три минуты покачают - воды нет.
- Воды! - кричит брандмейстер. - Сидоренко! В гроб заколочу!
Сидоренко, черный как уголь, вылупив глаза, поворачивает бочку.
- Сретенская! Берегись!
- Публика, осадите назад!
Никто не трогается с места, да и некуда было тронуться: все стоят у стен Малого театра. Частный пристав это так скомандовал, для собственного развлечения. Стоял, стоял, да и думает: «Дай крикну!» - и крикнул... Все лучше... (…)
- Назад, назад! Осадите назад! - вежливо-презрительным тоном покрикивает, принимая на себя роль полицейского, изящно одетый адъютант графа Закревского. Все стоят молча. Адъютант начинает сердиться.
— Я прикажу сейчас всех водой заливать! - горячится адъютант.
- Вода-то теперича сто целковых ведро! Киятру лучше прикажите заливать, - слышится из толпы. Хохот.
— Два фонтана поблизости, из них не начерпаешься. На Москву-реку за водой-то гоняют. Скоро ли такой огонь ублаготворишь?
- Смотри, смотри! Ух!
Крыша рухнула, подняв кверху мириады искр и облако густого дыма.
А гигант все горит и горит, выставляя из окон огромные пламенные языки, как бы подразнивая московскую пожарную команду с ее «спринцовками». К восьми часам вечера и начальство, и пожарные, и лошади - все выбились из сил и стояли».
(цитируется по кн. «Сочинения И.Ф. Горбунова». Санкт-Петербург. 1904-1910 гг.).
Первым пожар обнаружил машинист театра Дмитрий Тимофеев. Утром, в день пожара, готовясь к вечернему концерту, он открыл дверь чулана, чтобы положить тулуп, и, увидев в нем огонь, закричал: «Пожар! Пожар!», затем бросился на сцену. На его крик сбежались несколько рабочих, но потушить огонь они не сумели. Тимофеев получил сильные ожоги.
Причину пожара установить не удалось. Известно лишь, что он начался в чулане, где хранились разные инструменты и вещи театральных плотников и столяров.
Декорации и занавес были быстро охвачены пламенем, убранство театра сгорело уже к двум часам дня.
Весть о пожаре быстро облетела город. К полудню на площади перед театром собралось почти 20 тысяч человек. На глазах у толпы трое театральных рабочих, не успевших покинуть здание, выскочили через окно верхнего этажа на крышу. Между тем, пламя уже добралось до кровли. Шансов на спасение у рабочих почти не оставалось. В отчаянии двое из них спрыгнули с крыши вниз и разбились насмерть. Задыхаясь в дыму, третий рабочий молил о помощи.
У пожарных не было ни одной лестницы, которая бы доставала до крыши театра. Собравшиеся внизу люди в оцепенении замерли в беспомощном ожидании...
В толпе находился крестьянин из Ярославской губернии Василий Марин. Ранее, решив освоить котельное дело и улучшить благосостояние семьи, кровельщик Марин отправился из родной деревни Иевлево в Петербург. В Иевлево у него остались жена и четверо детей. Работая вдали от дома, Василий Гаврилович очень скучал по родным и в конце 1852 года решил навестить семью. Зиму 1853 года он прожил в Иевлево, а в марте отправился в Петербург. Путь его лежал через Москву, где он и оказался 11 марта. До поезда в Петербург оставалось около 5 часов. Вместе с двоюродным братом Иваном Якимовым и товарищами Василий решил посмотреть город. Находясь в Охотном ряду, Марин увидел, как пронеслась пожарная команда. Оказалось, что горит Большой театр. И Василий вместе с друзьями отправился на Театральную площадь «…на пожар посмотреть...».
И вот неожиданно для всех Марин обратился к городовому за разрешением спасти погибавшего. После коротких переговоров и вмешательства флигель-адъютанта Его Величества, прибывшего на пожар, и московского полицмейстера Лужина это было разрешено.
Перекрестившись, сняв шубу и шапку, Василий Гаврилович в одной рубашке с мотком веревки стал подниматься по лестнице, достававшей только до второго этажа. Обвязав веревку вокруг пояса, далее он полез вверх по водосточной трубе. В это время пламя уже почти полностью охватило кровлю. И все же Марину удалось забраться на карниз. Он закрепил веревку за дымовую трубу. Рабочий, держась за нее, стал осторожно спускаться вслед за своим спасителем. Вскоре они оказались на земле. Оба получили множество ожогов.
Со всех сторон к Марину стали подходить люди, чтобы выразить смельчаку свое восхищение его решительностью и мужеством. Один из богато одетых очевидцев дал герою 25 рублей серебром, и сразу же из толпы ему начали протягивать деньги.
Спасенный рабочий, еще до конца не веря своему счастью, поспешил к семье, а Василия на извозчике отправили в городскую управу, где он рассказал о случившемся. Несколько часов спустя он уже ехал в Колпино, поскольку должен был приступить к работе.
Случившийся пожар сильно обеспокоил тогдашнего московского генерал-губернатора Арсения Закревского. Согласно копии депеши, сохранившейся в Главархиве, он доложил о произошедшем Николаю I. В ответной телеграмме император запросил сведения о судьбе находившихся в здании людей, захотел узнать о пострадавших и погибших.
Вскоре на имя Василия Марина пришло приглашение явиться в Петербург к обер-полицмейстеру, который сообщил о том, что государь, узнав о его подвиге, пожелал видеть героя.
Николай I принял Марина во дворце в рабочем кабинете. Выслушав рассказ крестьянина о спасении человека на пожаре, он наградил его медалью «За спасение погибавших» и дал указание выдать смельчаку 150 рублей серебром и новые сапоги.
Так Василий Гаврилович Марин прославился на всю Россию.
Убыток, причиненный казне пожаром, был исчислен в сумме 8 миллионов рублей. Вместе с прекрасным зданием театра сгорел драгоценный гардероб, в том числе и богатейшая коллекция дорогих французских костюмов.
Очевидец пожара, бывший режиссер Малого театра С.И. Соловьев вспоминал:
«В «покойном» театре ложи бельэтажа поддерживались чугунными колоннами, которые опирались на барьер бенуаров. После пожара нашли одну из этих колонн. Один ее конец был расплавлен и превращен в безобразный ком. Каков же был огонь, от которого плавился чугун? Многие артисты, совершенно потерянные и со слезами на глазах, ходили безо всякой цели около своего горевшего родного гнезда. (...)
Сгорело много музыкальных инструментов и небольшая часть театральной библиотеки. К счастью, вся библиотека находилась в Малом театре. Сильный огонь продолжался около двух суток, а весь пожар кончился не менее как недели через полторы. После пожара я входил во внутренность театра посмотреть на зрительную залу. Какая печальная и вместе величественная картина! Это был скелет, но скелет великана, внушавший невольное уважение. Эти останки громко говорили о минувшей славе, о былом величии. Говорят, что зрительная зала после пожара очень была похожа на развалины римского Колизея».
(цитируется по «Русская старина», №4 за 1888 год, «Воспоминания артиста Л.Л. Леонидова»).
Пожар был расценен как стихийное бедствие, «в коем виновных не оказалось».
Сгоревший театр разобрали, началась реконструкция. К коронации императора Александра II в 1856 году его вновь восстановили и он открылся для зрителей.
Современное здание Большого театра было построено по проекту Альберта Кавоса и неоднократно реконструировалось.