На Берегу Маклая
19 сентября 1871 г. молодой учёный Николай Николаевич Миклухо-Маклай (1846 — 1888) добрался до цели — огромного острова к северу от Австралии: «Около 10 ч. утра показался наконец, покрытый отчасти облаками, высокий берег Новой Гвинеи». Русский корвет «Витязь» высадил его на северо-восточном побережье острова, в заливе Астролябии. Столяры и плотники «Витязя» помогли сколотить свайный домишко на мысу Уединения (как его назвал Николай Николаевич). Капитан Назимов приказал окружить хижину забором и минами на случай нападения местных дикарей, снабдил Маклая и двух его помощников (Боя и Ульсона) провизией, и 27 сентября корвет покинул Новую Гвинею.
С собой Маклай взял немало научного оборудования и нехитрые дары для аборигенов: стеклянные бусы, цветные ленты, гвозди, табак, бутылки… Он вовсе не собирался прибегать к минам и другому оружию. Он хотел подружиться с папуасами и изучить их, хотя Русское географическое общество поддержало его экспедицию скорее ради метеорологических наблюдений и зоологических исследований. Но Маклая больше всего интересовали люди — обитатели нетронутого цивилизацией заповедника первобытности.
Он специально выбрал для строительства хижины место, расположенное недалеко от деревни аборигенов — Горенду. Правда, знакомство с ними потребовало огромного терпения. Когда Маклай впервые пришёл в поселение, оказалось, что там… никого! Жители всё бросили и попрятались в джунглях, подальше от пришельца. Вдруг один папуас выскочил из кустов, но, увидев незнакомца, бросился бежать. Пришлось Маклаю его догнать и вручить ленту в качестве подарка. Когда тот понял, что пришелец не хочет его убить, состоялся первый разговор:
- Маклай!
- Туй!
Туй потом стал лучшим другом Николая Николаевича на острове. Скоро жители вернулись в деревню. После обмена подарками Маклай пришёл в свою хижину с бананами, кокосами и поросятами. Даров было так много, что их притащили несколько папуасов.
Однако радости первой встречи оказались обманчивы. Прошло ещё немало времени, прежде чем учёному удалось по-настоящему сблизиться с папуасами. Казалось бы, вопреки всякому благоразумию он всегда приходил к ним без оружия, хотя люди каменного века неизменно держали в руках копья и луки и поначалу смотрели на Маклая враждебно. Но потом они успокоились, оружие отложили, и началось общение, в котором обе стороны проявляли друг к другу внимание и огромный интерес. Туй учил Маклая языку папуасов (и тот составил первый словарь) и рассказывал про остров, жители Горенду, Гумбу и Бонгу разрешили делать их портреты и смотреть, как они живут, дарили продукты. Взамен учёный, который прошёл в Германии курс медицины, лечил их, одалживал инструменты, давал им вещи, полезные в быту (например, куски стекла, которыми папуасы брились), мастерил и раздаривал украшения.
«Человек в футляре» становится «человеком с Луны»
Сначала они называли его «человеком в футляре» или «человеком в одежде», но потом стали называть «каарам тамо» — «человеком с Луны». Дело было не только в белой коже Маклая, но и в его суперспособностях, которые дали понять аборигенам, что он если не бог, то по крайней мере человек со сверхъестественными силами. С луной его стали ассоциировать после того, как в темноте Маклай зажёг фальшфейер, и папуасы решили, что он «запустил в небо луну». Ещё больше его авторитет в их глазах возрос, когда он поджёг спирт (а им показалось — воду), и туземцы стали умолять его не поджигать море. Маклая даже просили стать родственником папуасов, ему предложили взять кого-то из их девушек в жёны, но он отказался.
Прошло больше года, прежде чем его забрал с острова клипер «Изумруд» и закончилась первая экспедиция. За это время Маклай узнал очень много нового о первобытных людях. Он ими восхищался: «Можно было подивиться предприимчивости и трудолюбию туземцев, тщательной обработке земли»; «Я часто удивлялся, как быстро и целесообразно всё приготовлялось, без всякой толкотни и крика»; «Рассматривая их постройки, пироги, утварь и оружие и убеждаясь, что всё это сделано каменным топором и осколками кремня и раковин, нельзя не поразиться терпением и ловкостью этих дикарей». Он увидел, что папуасы жили земледелием, рыбалкой, охотой и животноводством (выращивали ямс, бананы, бобы, таро, батат, сахарный тростник, пальмы, разводили свиней, собак и кур), что они практически лишены алчности и делят все продукты по принципу равенства. Пожалуй, только охота, споры из-за женщин и нападения каннибалов-горцев могли заставить их взяться за оружие. Это были изобретательные, милые, добрые и по-своему разумные люди, даже некоторые их странные обычаи не заставляли в этом сомневаться (к примеру, женщины кормили грудью поросят и никогда не ели вместе с мужчинами).
«Добром и истиной»
Неслучайно команда «Изумруда», подплыв к заливу Астролябии в декабре 1872 г., очень удивилась, что Маклай жив. Все думали, что аборигены очень воинственны и кровожадны (дикари же!), что европейцу там так долго не выжить. Но первая экспедиция продемонстрировала, что представления жителей Европы о людях каменного века совершенно ошибочны. Л. Н. Толстой совершенно справедливо писал Миклухо-Маклаю в 1886 г.: «…вы первый несомненно доказали, что человек везде человек, т. е. доброе общительное существо, в общение с которым можно и должно входить только добром и истиной, а не пушками и водкой».
Маклай сделал абсолютно верный ход, когда решил проявить безусловное доверие к папуасам и лишь в случае реальной угрозы демонстрировать им свою силу. Это работало практически всегда и везде, а путешествовал он в общем и целом 12 лет: возвращался в Новую Гвинею на Берег Маклая (так он прозвал место, в которое прибыл в сентябре 1871 г.), бывал в Индонезии, на Филиппинах и в Меланезии. Так, исходя из своего природного такта и понимания психологии, Маклай изобрёл метод этнографического исследования, который называют «вежливостью этнографа»: учёный должен вести себя деликатно, заслужить доверие изучаемых им людей и ни в коем случае не вмешиваться в их жизнь даже из благих намерений, не пытаться навязать им цивилизацию. Маклай, к примеру, серьёзно повлиял только на мифологию папуасов (которые до сих пор из поколения в поколение передают истории о «человеке с Луны») и привнёс в их язык несколько русских слов: «тхапорр» (топор), «бик» (бык)… Но быт их он оставил нетронутым. Это позволило сохранить уникальный образ жизни аборигенов и исследовать его без ущерба для их культуры.
Опровержение расизма
Почему ещё работа Миклухо-Маклая оказалась так важна для науки? В конце концов, ну, изучил он папуасов, ну, описал их быт, устройство общества и обычаи. Какой в этом прок? Что-то подобное делали десятки этнографов в разных уголках мира. Сделал ли он какой-то особенный научный вклад или славой своею обязан тому, что просто привлекает внимание авантюрно-приключенческим характером своих экспедиций, экзотикой Новой Гвинеи? Конечно, притягательная сила романтики исследований Маклая несомненна. Но гораздо важнее, что он стал одним из антропологов, кто убедительно опровергал ошибочные расистские научные представления того времени (а расизм к середине 19-го века был культурным фоном Европы и Нового Света, чем-то совершенно очевидным и верным для большинства современников).
Антропологи 19-го столетия ещё спорили о том, произошли все человеческие расы от одного предка или от разных, и детерминируются ли этим их культурные достижения и особенности. В конечном счёте все дискуссии сводилось к тому, можно ли назвать европейцев высшей расой, а другие расы уподобить животным и тем самым наделить европеоидов правом угнетать и управлять.
Полигенисты (сторонники гипотезы о разных предках рас) искали доказательства в антропометрических показателях, в различиях строения черепа и мозга. Маклай изучал черепа папуасов и доказал, что жители тихоокеанских островов никаких принципиальных отличий в этом отношении от европейцев не имеют — и череп такой же, и мозг, и даже волосы. Прежде учёные обращали внимание, что волосы папуасов будто бы растут пучками, но оказалось, они просто приняли их причёски за биологическую характеристику, а волосы растут примерно так же, как у европеоидов.
Маклай горячо спорил даже со своим учителем Эрнстом Геккелем; Геккель отстаивал подход «научного расизма» к папуасам, согласно которому те были уже не обезьянами, но ещё не людьми. Один из его аргументов — якобы слабая икроножная мускулатура темнокожих, что означает, что они недостаточно продвинулись по пути эволюции, так как только недавно стали прямоходящими. Маклай проверил эту гипотезу и сразу написал Геккелю, что это «ложь»: «Икроножная мускулатура развита у папуасов вполне нормально. (…) Все ваши утверждения о принадлежности папуасов к особому виду человека, резко отличному от других людей, антинаучны, вздорны».
Конечно, вполне покончить с расизмом один учёный (пусть даже очень известный) не мог, но Маклай многое сделал для того, чтобы уже через несколько десятилетий нацистская расовая теория для настоящих людей науки выглядела жалкой пропагандистской чушью.
***
В последние годы жизни Маклай пытался уберечь папуасов от колонизации. Великие державы заканчивали передел мира, и было ясно, что Папуа-Новая Гвинея, которой долго везло, тоже будет кому-то подчинена. Ещё с 1875 г. учёный просил царя взять Берег Маклая под российский протекторат; а в 1886 г. предлагал Александру III основать там русскую колонию (желающих поселиться рядом с папуасами нашлось более 2 тыс. человек) — на частные средства, но под дипломатической защитой России. Вместе с тем он собирался помочь аборигенам объединиться в союз. Император не возражал, но министры посоветовали этого не делать — ни к чему империи ввязываться в конфликты из-за бесполезного клочка земли на другом конце света, и так всегда есть из-за чего поссориться и с Великобританией, и с Германией.
В результате Новую Гвинею в 1885 г. поделили между собой немцы и британцы. Маклай не сдался и не оставил план русской колонии, но не успел его реализовать. Путешествия подорвали его здоровье: ревматизм, невралгия, малярия, мучительная лихорадка… В 1888 г. Николай Николаевич Миклухо-Маклай скончался от рака челюсти, не дожив и до 42 лет. Он запомнился как находчивый, умный, человеколюбивый, преданный науке антрополог и «человек с Луны».