…Если быть точным – 4 ноября 1794 года Суворов взял Прагу. (Так называлось варшавское предместье – и этот штурм в Польше до сих пор именуют «Пражской резнёй»). Именно за подавление польского восстания 65-летнего полководца отметят фельдмаршальским жезлом – и в отечественной историографии это событие не слишком афишировалось...
…Позже появится байка, согласно которой Александр Васильевич отписал императрице: «Ура! Варшава наша!»; на что та ответствует: «Ура! Фельдмаршал Суворов!» На самом деле, подданные (включая даже Суворова) своим монархам в таком легкомысленным стиле, конечно, не отчитывались – а тем им эхом не отвечали. Но Суворов действительно написал своему непосредственному начальнику, Румянцеву: «Сиятельнейший граф, ура! Прага наша». А рескрипт императрицы звучал так: «Господин генерал-фельдмаршал граф Александр Васильевич. Поздравляю вас со всеми победами и со взятьем прагских укреплений и самой Варшавы. Пребывая к вам отлично доброжелательна, Екатерина». Впрочем – по порядку.
…Суворов впервые появится в Польше ещё во время кампании 1769–72 годов (кстати, здесь он получит генерал-майора) – и так наподдаст конфедератам, что его надолго запомнят. (До такой степени, что после Измаила будет пущен слух, что непобедимый командующий убит – в 90-х поляки первое время будут считать, что имеют дело с однофамильцем).
…С тех пор случатся два раздела Польши – и Французская революция. А в 1794-м начнётся восстание, которое возглавит Костюшко. (Этот неутомимый бунтарь поспешно прибыл из Америки – там местные борцы за освобождение произвели его в бригадные генералы – а на родине он, не мелочась, станет уже генералиссимусом). В апреле произойдёт так называемая «Варшавская заутреня» – внезапно напав на расслабленный русский гарнизон, поляки вырежут около четырёх тысяч человек; как говорят – многих прямо в храме, во время Пасхальной заутрени. Такая же судьба постигнет русских в Вильно; по всей стране начнутся военные действия – и, после ряда неудач, Екатерина вызовет Суворова. (До этого императрица приберегала генерала на случай вполне возможной войны с турками; однако те активности не проявляли, а польские события приобретут опасный размах – причём на фоне упомянутой революции во Франции. Отметим, что генералиссимус Костюшко за участие в восстании обещал крестьянам личную свободу).
…Суворов прибывает – в своей обычной манере в нескольких сражениях громит превосходящие силы поляков (мы опустим подробности, хотя там присутствуют такие шедевры, как сабельная атака спешенной кавалерии в лесу) – и подступает к Варшаве.
Город защищали около тридцати тысяч при ста орудиях, под командой генерала Вавжецкого. (Костюшко уже попал в плен: он будет томиться в Петропавловской крепости – правда, в комендантском доме – потом его отпустит Павел). Суворов располагал меньшими силами – к тому же у него не было осадной артиллерии, в то время как поляки успели укрепить Прагу – помимо рва, вала и прочего, русских ожидали сюрпризы вроде шести рядов волчьих ям!..
…Впоследствии Суворов скажет: «Дело сие подобно Измаильскому…» Гарнизон сопротивлялся яростно – и в течение трёх часов упорного боя будет уничтожен… причём это происходило на глазах жителей собственно Варшавы – предместье располагалось на другом берегу Вислы. События этого дня и получат уже упомянутое название «Резни».
…Как это обычно и бывает, источники противоположных сторон расходятся полярно. Поляки говорят о беспощадном избиении двадцати тысяч человек, включая женщин и детей – а Суворова изображают палачом, приказавшим, среди прочего «…отрубить кисти рук шести тысячам пленных»… Что же там было на самом деле?..
…Будущий герой Двенадцатого года Денис Давыдов признавал: «Во время штурма Праги остервенение наших войск, пылавших местью за изменническое побиение поляками товарищей, достигло крайних пределов». Другой участник штурма писал: «В нас стреляли из окон домов и с крыш, и наши солдаты, врываясь в дома, умерщвляли всех, кто им ни попадался…»
Одним словом, та часть Суворовского приказа, в которой говорилось: «Неприятеля, просящего пощады, щадить, безоружных не убивать, с бабами не воевать; малолеток не трогать», отчасти выполнена не будет – тем не менее, он отчитается о почти тринадцати тысячах пленных. (Половину, кстати, генерал тут же отпустит).
…На следующий день победитель продиктует подавленным парламентёрам условия капитуляции – прямо на усеянном трупами берегу Вислы.
Варшава сдастся без боя – вскоре с восстанием будет покончено, а Польшу разделят в третий раз…
…Подводя итог, спросим – бросает ли это событие тень на репутацию Суворова?.. (Эксцессы, безусловно, были – не случайно будущий фельдмаршал сначала запретит преследовать бегущих, и даже распорядится разрушить мост – а потом прикажет входящим в сдавшуюся Варшаву войскам разрядить оружие… кстати, говорят, что полки, штурмовавшие Прагу, от этого мероприятия будут отстранены). Однако… вспомним, что вскоре общепризнанный герой, Наполеон, будет расстреливать пленных тысячами – не говоря о том, что станут творить его вояки в захваченных городах…
…Тем не менее, англичане и революционные французы трогательно объединятся, крича о зверствах русских; а вот поляки, на тот момент разделятся: по крайней мере, магистрат встретит Суворова хлебом-солью и преподнесёт золотую табакерку с надписью «Варшава – своему избавителю». Екатерина осыплет победителя дарами; прусский король наградит его орденом Красного Орла и Большого Черного Орла; австрийский император пришлёт свой портрет в бриллиантах.
P.S. …Сам Александр Васильевич впоследствии скажет примечательные слова: «…меня считали за варвара – при штурме Праги убито было семь тысяч человек. Европа говорит, что я чудовище; но я хотел бы поговорить об этом с людьми, и узнать от них: не лучше ли кончить войну гибелью семи тысяч человек, чем тянуть дело и погубить сто тысяч?..»
…Ответ, вроде бы, очевиден – но мало у кого хватит смелости, чтобы произнести его вслух… Впрочем, это – совсем другая история.