2-го (14-го) июня 1825 года, Александр I выехал из Варшавы и через Ковну, Ригу и Ревель возвратился, 13-го (25-го) июня, в Царское Село. Однако Государь не долго оставался в Петербурге; вскоре доктора признали для Императрицы Елисаветы Алексеевны пребывание в южном климате настоятельно необходимым и для этой цели избрали Таганрог. Император Александр решил также предпринять поездку на юг России, в Крым, на Кавказ, а затем даже посетить Сибирь.
Двор начал готовиться к продолжительному отсутствию из Петербурга, а князю Волконскому поручено сопровождать Императрицу в Таганрог. Донос, полученный графом Аракчеевым, незадолго до отъезда Императора Александра, открыл правительству замыслы южного тайного общества, главные руководители которого принадлежали к составу второй армии. Донос прислан унтер-офицером 3-го Украинского полка Шервудом; он был вызван в Грузино, а затем доставлен в Петербург. Государь лично выслушал его сообщения, в присутствии графа Аракчеева, и приказал снабдить Шервуда всеми средствами к открытию злоумышленников.
Вследствие полученных этим путем сведений, Император Александр отменил смотр, назначенный войскам второй армии у Белой Церкви. Незадолго перед отъездом в Таганрог, Александр поручил князю Голицыну привести в порядок бумаги в своем кабинете. Во время этой работы завязался откровенный разговор, и князь Голицын, изъявляя несомненную надежду, что Государь возвратится в Петербург в полном здоровье, осмелился, однако, заметить, как неудобно акты, изменяющие порядок наследования престола, оставлять, при продолжительном отсутствии, не обнародованными и какая может произойти от того опасность в случае внезапного несчастья.
Александр сперва, казалось, был поражен справедливостью замечаний Голицына; но после минутного молчания, указав рукой на небо, тихо сказал: «Remettons nousen à Dieu. Il saura mieux ordonner les choses que nous autres faibles mortels». 28-го августа Карамзин имел последнюю беседу с Императором Александром и сказал ему: «Sire, vos années sont comptées. Vous n'avez plus rien à remettre, et Vous avez encore tant de choses à faire pour que la fin de Votre règne soit digne de son beau commencement». «Движением головы и милой улыбкой, — пишет Карамзин, — он изъявил согласие, прибавил и словами, что непременно все сделает: даст коренные законы России».
Императрица Елисавета Алексеевна отправилась в Таганрог 3-го (15-го) сентября. За два дня до ее отъезда, 1-го (13-го) сентября, Император Александр из Каменноостровского дворца поехал в Александро-Невскую лавру, где в начале пятого часа утра отслушал напутственный молебен, беседовал с схимником Алексием и затем отправился в дальнейший путь. Государя сопровождали генерал-адъютант Дибич и лейб-медик Виллие. 14-го (26-го) сентября Александр прибыл в Таганрог и встретил здесь 23-го сентября (5-го октября) Императрицу, благополучно совершившую переезд из Петербурга. О своем путешествии Император Александр писал, 16-го (28-го) сентября, графу Аракчееву следующее: «Благодарю Бога, я достиг до моего назначения, любезный Алексей Андреевич, весьма благополучно и могу сказать даже приятно, ибо погода и дороги были весьма хороши. В Чугуеве я налюбовался успехами в построениях. Об фронтовой части не могу ничего сказать, ибо кроме развода и пешего смотра поселенных и пеших эскадронов и кантонистов, я ничего не видел.
Орловский А.О. Портрет императора Александра I
Здесь мое помещение мне довольно нравится. Воздух прекрасный, вид на море, жилье довольно хорошее; впрочем, надеюсь, что сам увидишь». Но едва Александр отправил графу Аракчееву это письмо, как в Таганроге получено было известие о трагическом происшествии, совершившемся в Грузине. 10-го сентября дворовые люди убили домоправительницу Аракчеева, Настасью Минкину. 12-го сентября граф Аракчеев писал Императору Александру: «Случившееся со мной несчастье, потерянием верного друга, жившего у меня в доме 25 лет, здоровье и рассудок мой так расстроило и ослабило, что я одной смерти себе желаю и ищу, а потому и делами никакими не имею сил и соображения заниматься. Прощай, Батюшка, вспомни бывшего тебе слугу; друга моего зарезали ночью дворовые люди, и я не знаю еще, куда осиротевшую свою голову преклоню; но отсюда уеду».
Но этим граф Аракчеев не ограничился; в такое тревожное время, названное им даже «бурным», этот «верный слуга» нашел для себя, однако, возможным, под впечатлением личного горя, самовольно передать командование поселенными войсками — генералу Эйлеру, а вверенные ему гражданские дела — статс-секретарю Муравьеву. В предписаниях этим двум лицам от 11-го сентября, такое распоряжение оправдывается одной и той же причиной, а именно: «по случившемуся со мной несчастью и тяжкому расстройству моего здоровья, так что я никакого соображения не могу делать по делам мне вверенным».
Известие, сообщенное графом Аракчеевым, и распоряжения его крайне огорчили и встревожили Императора Александра. По свидетельству Дибича, Государь полагал, что убийство в Грузине совершено из ненависти к графу Аракчееву, для того чтобы его удалить от дел. 22-го сентября Император Александр поспешил ободрить и утешить графа Аракчеева и писал: «Твое положение, твоя печаль, крайне меня поразили. Даже мое собственное здоровье сильно оное почувствовало... Приезжай ко мне: у тебя нет друга, который бы тебя искреннее любил. Место здесь уединенное. Будешь ты жить, как ты сам расположишь. Беседа же с другом, разделяющим твою скорбь, несколько ее смягчит. Но заклинаю тебя всем, что есть свято, вспомни отечество, сколь служба твоя ему полезна, могу сказать необходима, а с отечеством и я неразлучен. Ты мне необходим... Вспомни, сколь многое тобой произведено, и сколь требует все оное довершения».
11-го (23-го) октября, Государь на несколько дней отправился в Землю Войска Донского и посетил Новочеркасск, Аксайскую станицу и Нахичевань. 15-го (27-го) октября Александр возвратился в Таганрог. Между тем из южных поселений прибыл генерал граф Витт и сообщил Государю весьма важные сведения, как относительно последних замыслов тайных обществ, так и лиц, руководивших этим движением. Император приказал графу Витту продолжать открытия свои, и затем, в сопровождении генерала Дибича, отправился 27-го октября (8-го ноября) в Крым.
Неизв. худ. Смерть императора Александра I в Таганроге.Бумага, литография, 1825 г.
Во время поездки по южному берегу, Императору Александру особенно понравилось местоположение Орианды; Государь купил ее и предполагал выстроить здесь дворец. «Я скоро переселюсь в Крым, — сказал Александр, — и буду жить частным человеком. Я отслужил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку. Приближаясь к Севастополю, Александр, в 6 часов пополудни, верхом, совершенно один, в сопровождении только одного татарина, отправился без шинели, в мундире, в Георгиевский монастырь. К вечеру стало холодно, поднялся ветер; не подлежит сомнению, что здесь Государь простудился, и потому эту поездку следует признать исходной точкой поразившего его смертельного недуга.
Прибыв в 8 часов вечера в Севастополь, Александр, против обыкновения, отказался от обеда и удалился в кабинет. Тем не менее, Государь произвел подробный осмотр флота, укреплений и посетил госпиталь и морские казармы; только 30-го октября, в Бахчисарае он признался Виллие, что страдает расстройством желудка. Затем, по прибытии в Мариуполь вечером 4-го (16-го) ноября, Государь потребовал к себе Виллие, который нашел его, по словам Тарасова, «в полном развитии лихорадочного сильного пароксизма». 5-го (17-го) ноября последовало возвращение в Таганрог. Виллие записал в своей памятной книжке: «La nuit mauvaise. Refus de médecine. Il me désole. Je crains que cette opiniâtreté n'ait des suites mauvaises un jour ou l'autre». 8-го (20-го) ноября Виллие определил болезнь: «febris gastrica biliosa». 10-гo (22-го) ноября Виллие пишет: «C'est depuis le huit que je remarque que quelque chose l'occupe plus que sa guérison et qui lui tourmente l'esprit. Il est plus mal aujourd'hui».
Виллие не ошибся в своем предположении, что какие-то заботы смущают его ум. Действительно, сведения о заговоре отравляли последние дни жизни Государя. 10-го (22-го) ноября Александр сделал последние распоряжения по этому делу и приказал Дибичу отправить полковника л.-гв. Казачьего полка Николаева в Харьков, для содействия Шервуду в его розысках. 11-го (23-го) ноября Виллие записал: «Quand je lui parle de saignée et de purger, il est furieux, et ne daigne pas me parler». — 12-го (24-го) ноября: «Il n'y а pas de puissance humaine qui pourra rendre cet homme raisonnable. Je suis malheureux». — Замечательна отметка Виллие против 14-го (26-го) ноября: «Tout est bien mal, quoiqu'il n'а pas de délire. J'avais envie de donner l'acide muriatique dans la boisson, mais j'ai eu du refus comme à l'ordinaire. «Allez vous en». J'ai pleuré et le voyant il me' dit: «mon cher ami, j'espère que vous ne m'en voulez pas pour cela. J'ai mes raisons».
15-го (27-го) ноября Государь исповедался у протоиерея Федотова и причастился Св. Тайн, после того как Виллие возвестил ему в присутствии Императрицы: «sa dissolution prochaine». В заключение священник умолял Государя исполнить предписания врачей. Александр согласился. «Tout me paraît trop tard», пишет Виллие 16-го (28-го) ноября, и присовокупляет 18-го (30-го) ноября: «Aucune espérance pour sauver mon adorable maitre». При таком безнадежном положении Государя, находившимся при нем сановникам представился вопрос, кого следует признать преемником. О существовании акта, назначавшего Великого Князя Николая Павловича Наследником престола, при жизни Императора Александра, никто не знал, за исключением трех лиц: графа Аракчеева, князя А.Н. Голицына и архиепископа Филарета.
Похороны императора Александра I
К несчастью, ни один из них не находился в Таганроге. Князь Волконский обратился в присутствии генерала Дибича к Императрице Елизавете Алексеевне с вопросом, к кому, в случае несчастья, следует относиться начальнику главного штаба? «Разумеется, что в несчастном случае надобно будет относиться к Константину Павловичу», — ответила Императрица. Мучительная агония продолжалась почти двенадцать часов. В четверг 19-го ноября (1-го декабря) 1825 года в 10 часов 50 минут, великий монарх испустил последний вздох. Императрица, не отходившая от августейшего больного, закрыла глаза его и, сложивши свой платок, подвязала ему подбородок, а затем удалилась в свои покои. Опочивший Император не открыл своего царственного завета и на смертном одре, а потому генерал-адъютант Дибич донес о печальном событии в Варшаву.
Двор начал готовиться к продолжительному отсутствию из Петербурга, а князю Волконскому поручено сопровождать Императрицу в Таганрог. Донос, полученный графом Аракчеевым, незадолго до отъезда Императора Александра, открыл правительству замыслы южного тайного общества, главные руководители которого принадлежали к составу второй армии. Донос прислан унтер-офицером 3-го Украинского полка Шервудом; он был вызван в Грузино, а затем доставлен в Петербург. Государь лично выслушал его сообщения, в присутствии графа Аракчеева, и приказал снабдить Шервуда всеми средствами к открытию злоумышленников.
Вследствие полученных этим путем сведений, Император Александр отменил смотр, назначенный войскам второй армии у Белой Церкви. Незадолго перед отъездом в Таганрог, Александр поручил князю Голицыну привести в порядок бумаги в своем кабинете. Во время этой работы завязался откровенный разговор, и князь Голицын, изъявляя несомненную надежду, что Государь возвратится в Петербург в полном здоровье, осмелился, однако, заметить, как неудобно акты, изменяющие порядок наследования престола, оставлять, при продолжительном отсутствии, не обнародованными и какая может произойти от того опасность в случае внезапного несчастья.
Александр сперва, казалось, был поражен справедливостью замечаний Голицына; но после минутного молчания, указав рукой на небо, тихо сказал: «Remettons nousen à Dieu. Il saura mieux ordonner les choses que nous autres faibles mortels». 28-го августа Карамзин имел последнюю беседу с Императором Александром и сказал ему: «Sire, vos années sont comptées. Vous n'avez plus rien à remettre, et Vous avez encore tant de choses à faire pour que la fin de Votre règne soit digne de son beau commencement». «Движением головы и милой улыбкой, — пишет Карамзин, — он изъявил согласие, прибавил и словами, что непременно все сделает: даст коренные законы России».
Императрица Елисавета Алексеевна отправилась в Таганрог 3-го (15-го) сентября. За два дня до ее отъезда, 1-го (13-го) сентября, Император Александр из Каменноостровского дворца поехал в Александро-Невскую лавру, где в начале пятого часа утра отслушал напутственный молебен, беседовал с схимником Алексием и затем отправился в дальнейший путь. Государя сопровождали генерал-адъютант Дибич и лейб-медик Виллие. 14-го (26-го) сентября Александр прибыл в Таганрог и встретил здесь 23-го сентября (5-го октября) Императрицу, благополучно совершившую переезд из Петербурга. О своем путешествии Император Александр писал, 16-го (28-го) сентября, графу Аракчееву следующее: «Благодарю Бога, я достиг до моего назначения, любезный Алексей Андреевич, весьма благополучно и могу сказать даже приятно, ибо погода и дороги были весьма хороши. В Чугуеве я налюбовался успехами в построениях. Об фронтовой части не могу ничего сказать, ибо кроме развода и пешего смотра поселенных и пеших эскадронов и кантонистов, я ничего не видел.
Орловский А.О. Портрет императора Александра I
Здесь мое помещение мне довольно нравится. Воздух прекрасный, вид на море, жилье довольно хорошее; впрочем, надеюсь, что сам увидишь». Но едва Александр отправил графу Аракчееву это письмо, как в Таганроге получено было известие о трагическом происшествии, совершившемся в Грузине. 10-го сентября дворовые люди убили домоправительницу Аракчеева, Настасью Минкину. 12-го сентября граф Аракчеев писал Императору Александру: «Случившееся со мной несчастье, потерянием верного друга, жившего у меня в доме 25 лет, здоровье и рассудок мой так расстроило и ослабило, что я одной смерти себе желаю и ищу, а потому и делами никакими не имею сил и соображения заниматься. Прощай, Батюшка, вспомни бывшего тебе слугу; друга моего зарезали ночью дворовые люди, и я не знаю еще, куда осиротевшую свою голову преклоню; но отсюда уеду».
Но этим граф Аракчеев не ограничился; в такое тревожное время, названное им даже «бурным», этот «верный слуга» нашел для себя, однако, возможным, под впечатлением личного горя, самовольно передать командование поселенными войсками — генералу Эйлеру, а вверенные ему гражданские дела — статс-секретарю Муравьеву. В предписаниях этим двум лицам от 11-го сентября, такое распоряжение оправдывается одной и той же причиной, а именно: «по случившемуся со мной несчастью и тяжкому расстройству моего здоровья, так что я никакого соображения не могу делать по делам мне вверенным».
Известие, сообщенное графом Аракчеевым, и распоряжения его крайне огорчили и встревожили Императора Александра. По свидетельству Дибича, Государь полагал, что убийство в Грузине совершено из ненависти к графу Аракчееву, для того чтобы его удалить от дел. 22-го сентября Император Александр поспешил ободрить и утешить графа Аракчеева и писал: «Твое положение, твоя печаль, крайне меня поразили. Даже мое собственное здоровье сильно оное почувствовало... Приезжай ко мне: у тебя нет друга, который бы тебя искреннее любил. Место здесь уединенное. Будешь ты жить, как ты сам расположишь. Беседа же с другом, разделяющим твою скорбь, несколько ее смягчит. Но заклинаю тебя всем, что есть свято, вспомни отечество, сколь служба твоя ему полезна, могу сказать необходима, а с отечеством и я неразлучен. Ты мне необходим... Вспомни, сколь многое тобой произведено, и сколь требует все оное довершения».
11-го (23-го) октября, Государь на несколько дней отправился в Землю Войска Донского и посетил Новочеркасск, Аксайскую станицу и Нахичевань. 15-го (27-го) октября Александр возвратился в Таганрог. Между тем из южных поселений прибыл генерал граф Витт и сообщил Государю весьма важные сведения, как относительно последних замыслов тайных обществ, так и лиц, руководивших этим движением. Император приказал графу Витту продолжать открытия свои, и затем, в сопровождении генерала Дибича, отправился 27-го октября (8-го ноября) в Крым.
Неизв. худ. Смерть императора Александра I в Таганроге.Бумага, литография, 1825 г.
Во время поездки по южному берегу, Императору Александру особенно понравилось местоположение Орианды; Государь купил ее и предполагал выстроить здесь дворец. «Я скоро переселюсь в Крым, — сказал Александр, — и буду жить частным человеком. Я отслужил 25 лет, и солдату в этот срок дают отставку. Приближаясь к Севастополю, Александр, в 6 часов пополудни, верхом, совершенно один, в сопровождении только одного татарина, отправился без шинели, в мундире, в Георгиевский монастырь. К вечеру стало холодно, поднялся ветер; не подлежит сомнению, что здесь Государь простудился, и потому эту поездку следует признать исходной точкой поразившего его смертельного недуга.
Прибыв в 8 часов вечера в Севастополь, Александр, против обыкновения, отказался от обеда и удалился в кабинет. Тем не менее, Государь произвел подробный осмотр флота, укреплений и посетил госпиталь и морские казармы; только 30-го октября, в Бахчисарае он признался Виллие, что страдает расстройством желудка. Затем, по прибытии в Мариуполь вечером 4-го (16-го) ноября, Государь потребовал к себе Виллие, который нашел его, по словам Тарасова, «в полном развитии лихорадочного сильного пароксизма». 5-го (17-го) ноября последовало возвращение в Таганрог. Виллие записал в своей памятной книжке: «La nuit mauvaise. Refus de médecine. Il me désole. Je crains que cette opiniâtreté n'ait des suites mauvaises un jour ou l'autre». 8-го (20-го) ноября Виллие определил болезнь: «febris gastrica biliosa». 10-гo (22-го) ноября Виллие пишет: «C'est depuis le huit que je remarque que quelque chose l'occupe plus que sa guérison et qui lui tourmente l'esprit. Il est plus mal aujourd'hui».
Виллие не ошибся в своем предположении, что какие-то заботы смущают его ум. Действительно, сведения о заговоре отравляли последние дни жизни Государя. 10-го (22-го) ноября Александр сделал последние распоряжения по этому делу и приказал Дибичу отправить полковника л.-гв. Казачьего полка Николаева в Харьков, для содействия Шервуду в его розысках. 11-го (23-го) ноября Виллие записал: «Quand je lui parle de saignée et de purger, il est furieux, et ne daigne pas me parler». — 12-го (24-го) ноября: «Il n'y а pas de puissance humaine qui pourra rendre cet homme raisonnable. Je suis malheureux». — Замечательна отметка Виллие против 14-го (26-го) ноября: «Tout est bien mal, quoiqu'il n'а pas de délire. J'avais envie de donner l'acide muriatique dans la boisson, mais j'ai eu du refus comme à l'ordinaire. «Allez vous en». J'ai pleuré et le voyant il me' dit: «mon cher ami, j'espère que vous ne m'en voulez pas pour cela. J'ai mes raisons».
15-го (27-го) ноября Государь исповедался у протоиерея Федотова и причастился Св. Тайн, после того как Виллие возвестил ему в присутствии Императрицы: «sa dissolution prochaine». В заключение священник умолял Государя исполнить предписания врачей. Александр согласился. «Tout me paraît trop tard», пишет Виллие 16-го (28-го) ноября, и присовокупляет 18-го (30-го) ноября: «Aucune espérance pour sauver mon adorable maitre». При таком безнадежном положении Государя, находившимся при нем сановникам представился вопрос, кого следует признать преемником. О существовании акта, назначавшего Великого Князя Николая Павловича Наследником престола, при жизни Императора Александра, никто не знал, за исключением трех лиц: графа Аракчеева, князя А.Н. Голицына и архиепископа Филарета.
Похороны императора Александра I
К несчастью, ни один из них не находился в Таганроге. Князь Волконский обратился в присутствии генерала Дибича к Императрице Елизавете Алексеевне с вопросом, к кому, в случае несчастья, следует относиться начальнику главного штаба? «Разумеется, что в несчастном случае надобно будет относиться к Константину Павловичу», — ответила Императрица. Мучительная агония продолжалась почти двенадцать часов. В четверг 19-го ноября (1-го декабря) 1825 года в 10 часов 50 минут, великий монарх испустил последний вздох. Императрица, не отходившая от августейшего больного, закрыла глаза его и, сложивши свой платок, подвязала ему подбородок, а затем удалилась в свои покои. Опочивший Император не открыл своего царственного завета и на смертном одре, а потому генерал-адъютант Дибич донес о печальном событии в Варшаву.