В городском парке Нерехты (Костромская область) возле детской площадки стоит небольшой памятник с надписью: «Нерехта — родина первого русского воздухоплавателя Крякутного, который в 1731 году впервые в мире поднялся в воздух на воздушном шаре». Что это такое? Какой Крякутный? Ведь все отлично знают, что первый полёт на воздушном шаре совершили Жан-Франсуа Пилатр де Розье и маркиз Франсуа Лоран д’Арланд 21 ноября 1783 года в районе Булонского леса; конструкторами шара выступили братья Жозеф-Мишель и Жак-Этьенн Монгольфье.
История Крякутного — это классический пример исторической фальсификации, призванной возвысить одну нацию над другой и «застолбить» первенство в определённой области. Этого человека в первой половине XIX века выдумал известный авантюрист и фальсификатор исторических текстов Александр Иванович Сулакадзев. Родился Александр Иванович в семье обычного рязанского чиновника, потом женился, перебрался в Петербург, занимался там разной канцелярщиной и имел оригинальное хобби. Он очень любил историю и коллекционировал вырезки из газет и журналов, связанные с русскими открытиями в различных научных областях, информацию о развитии ремёсел, живописи, театра и так далее. Вот только многие вещи он не просто вырезал, а переписывал.
Накопив должное количество фактов о воздухоплавании на Руси (в основном мифических), Сулакадзев решил их систематизировать и выписал в отдельную тетрадь под названием «О воздушном летании в России с 906 лета по Р.X.». Каждый факт он обязательно снабжал ссылкой на первоисточник. Например: «1724 года в селе Пехлеце Рязанской провинции: приказчик Перемышлева фабрики Островков вздумал летать по воздуху. Сделал крылья из бычачьих пузырей, но не полетел… — Из записок Боголепова». Сулакадзев работал аккуратно, старательно, и его труд вызывал доверие. Многие выписки Сулакадзева действительно имеют ценность, к примеру, культурологическую — так, он систематизировал сведения о полётах различных Горынычей и прочих сказочных персонажей.
В 1832 году Сулакадзев умер, а спустя семьдесят лет его тетради нашёл в частной коллекции знаменитый историк авиации и популяризатор науки Александр Алексеевич Родных. Он дважды публиковал работы Сулакадзева, в том числе фототипическим методом, то есть рисунками с сохранением оригинального почерка. Именно во втором издании 1910 года читатели заметили взбудоражившую всех запись:
1731 года в Рязане при воеводе подьячей нерехтец Крякутной фурвин сделал как мячь большой, надул дымом поганым и вонючим, от него зделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше берёзы, и после ударила его о колокольню, но он уцепился за верёвку, чем звонят, и остался тако жив, его выгнали из города, он ушёл в Москву и хотели закопать живого в землю, или сжечь. Из записок Боголепова.
Фрагмент той самой записи Сулакадзева о немце Фурцеле, позже «переименованном» в Крякутного
Так появилась легенда. Ещё до революции Крякутного начали считать первым в истории воздухоплавателем, а уже в советское время, сразу после Великой Отечественной, ввели «факты» о нём в школьную программу. Начали розыск подробностей о полёте — поскольку Крякутного за его полёт выгнали из города, в церковных записях должны были сохраниться сведения о наложенной на него анафеме.
В нерехтских былях и небылицах короткая запись из старинной рукописи разворачивается в эпическое сказание. Жил в городе Нерехте чудак-человек. Засмотрится, бывало, в небо и обо всем на свете позабудет. А ходил он в заплатанной одежонке, из лаптей лыко торчало. Cмеялись над ним, но больше жалели – на Руси чудаков любят.
Птиц он очень любил, все их повадки знал, умел свистеть по-птичьи. Звали его, бывало, на охоту: «Пойдем уток стрелять!» Он отказывался: «Нет, братцы, я птиц убивать не буду, грех это. Птица, она совершенней человека, маленько до ангела не дотянулась». «Ладно, будешь тогда селезнем крякать, уток из камышей выманивать».
Придут они на речку Нерехту, на запруду, охотники оружие наизготовку держат, а чудак наш в камышах крякает. Только не селезнем-щеголем, а уточкой-серошейкой: «Сидите смирно, детушки, охотники близко!» Охотники ждут-пождут, да уйдут ни с чем. А мужичка того прозвали Крякутным за его усердное кряканье. Настоящее имя забылось, а прозвище запомнилось.
Хотелось Крякутному на мир посмотреть. Рассказал ему как-то один купец-рязанец: «У нас в Рязани – грибы с глазами, их едят – они глядят!» «Забавный какой город, – решил Крякутной, – надо пойти посмотреть». Грибов с глазами, правда, не видал, зато работу себе нашел. Взяли его подьячим в приказ, то есть писцом в городскую управу.
Вот раз зимой, рано утром, поспешал Крякутной на службу. Мороз стоял знатный, во всех домах печи растопили, дымки из труб столбами в небо поднимались. Посмотрел Крякутной на клубы дыма и встал как вкопанный. В эту минуту все в одно сошлось – отчего дым из трубы вверх идет и почему искры от костра ввысь летят… Не пошел он в приказ, а явился к начальству за расчетом. На полученные деньги накупил он ткани-парусины, крепких ниток и сел за шитье. Долго шил, до самой весны.
А когда снег растаял, затащил Крякутной на крышу своей избушки огромный мешок. Надел горловину мешка на печную трубу и начал мешок дымом наполнять. Народ собрался: «Пошто дым в мешок собирает?»
Наконец мешок будто ожил – бока его округлились, шар стал тянуться вверх. Крякутной плотно завязал горловину веревкой, смастерил петлю, сел в нее – и отпустил шар на волю. «Лечу, братцы, лечу-у!» – заголосил подьячий. Толпа внизу ахнула. Одни крестились, другие бранились: непорядок это, человеку летать не положено.
Об эту колокольню [якобы] ударился шар Крякутного. На снимке - церковь Воскресения Сгонного (до 1929 года она находилась на площади Свободы).Рязань
Тут поднялся ветер и понес шар прямо на колокольню. В это время на звонницу поднялся пономарь. Как многие звонари, он был глух, как тетерев, оттого и не слышал ничего. Вдруг видит – человек в воздухе висит. «Ты откуда?» – не нашел он ничего лучшего как спросить. «Оттуда!» – не нашел ничего лучшего как ответить Крякутной. И тут начал падать. Пономарь бросил ему веревку от языка колокольного, Крякутной уцепился за нее и повис снаружи, под перилами звонницы, а колокол ударил так звучно, как разве только на Пасху звонил…
С тех пор житья не стало Крякутному. По вечерам в его окна летели камни, доброхоты советовали убираться из города, обещались избушку его спалить. Однажды Крякутной собрал пожитки и сам запалил свою избушку с четырех углов, словно сжигал всю прошлую жизнь. Когда пламя занялось, он уже шагал по московской дороге. С тех пор след его надолго затерялся.
…Прошло немало лет. Однажды появился в городе Нерехте странник с котомкой за плечами и с посохом в руке. Никто его не узнавал, но он шел по городу уверенно, словно бывал здесь когда-то. В одной улочке он остановился перед заколоченным домиком. Потом на кладбище поплакал над чьей-то могилкой. К вечеру постучался в ворота одного монастыря. Так появился в Нерехте еще один монах. Он часто поднимался на колокольню и подолгу смотрел ввысь. Когда он звонил в колокола, горожане останавливались, заслушавшись, иные говорили: «Ах ты, Господи, точно крылья за спиной вырастают!..» Если есть у человека душа, есть и крылья, а они всегда в небо тянут
Крякутный попал в одно из изданий БСЭ и вообще стал совершенно официально существовавшей личностью; 225-летию его полёта даже посвятили почтовую марку. Но в начале 1950-х годов по указу Партии началась подготовка большой энциклопедии «Воздухоплавание и авиация в России до 1917 г.», и в ходе работы над книгой были извлечены из архивов оригиналы тетрадей Сулакадзева.
Советская марка, выпущенная к 225-летию полёта Крякутного
Тут-то и обнаружили, что в записи про Крякутного три слова — «нерехтец Крякутной фурвин» — написаны позже другими чернилами поверх затёртой надписи. Слово «фурвин» до того принималось за название шара. Изначальную запись восстановили и прочли: «немец крщеной Фурцель». Исправление в рукопись Сулакадзева внёс Родных — прочтя про «крещёного немца», он решил аккуратно подправить надпись, сделав первым воздухоплавателем своего соотечественника.
Но никакого Фурцеля тоже не существовало. Первоисточником Сулакадзев называл некие «записки Боголепова», а Боголепов якобы был его дедом по матери и служил в Рязани полицмейстером. Только вот никаких Боголеповых среди рязанских чиновников не было, да и записок, судя по всему, не существовало. Сулакадзев выдумал все факты, ссылающиеся на данный источник.
«Полёт Крякутного», иллюстрация из детской книги середины 1950-х
А Крякутный таким образом стал результатом двойной фальсификации — сперва Сулакадзев придумал Фурцеля, а затем Родных исправил его на Крякутного. Уже в середине 1950-х в учебники вернулись братья Монгольфье, хотя имя Крякутного продолжает периодически всплывать то тут, то там.
История Крякутного — это классический пример исторической фальсификации, призванной возвысить одну нацию над другой и «застолбить» первенство в определённой области. Этого человека в первой половине XIX века выдумал известный авантюрист и фальсификатор исторических текстов Александр Иванович Сулакадзев. Родился Александр Иванович в семье обычного рязанского чиновника, потом женился, перебрался в Петербург, занимался там разной канцелярщиной и имел оригинальное хобби. Он очень любил историю и коллекционировал вырезки из газет и журналов, связанные с русскими открытиями в различных научных областях, информацию о развитии ремёсел, живописи, театра и так далее. Вот только многие вещи он не просто вырезал, а переписывал.
Накопив должное количество фактов о воздухоплавании на Руси (в основном мифических), Сулакадзев решил их систематизировать и выписал в отдельную тетрадь под названием «О воздушном летании в России с 906 лета по Р.X.». Каждый факт он обязательно снабжал ссылкой на первоисточник. Например: «1724 года в селе Пехлеце Рязанской провинции: приказчик Перемышлева фабрики Островков вздумал летать по воздуху. Сделал крылья из бычачьих пузырей, но не полетел… — Из записок Боголепова». Сулакадзев работал аккуратно, старательно, и его труд вызывал доверие. Многие выписки Сулакадзева действительно имеют ценность, к примеру, культурологическую — так, он систематизировал сведения о полётах различных Горынычей и прочих сказочных персонажей.
В 1832 году Сулакадзев умер, а спустя семьдесят лет его тетради нашёл в частной коллекции знаменитый историк авиации и популяризатор науки Александр Алексеевич Родных. Он дважды публиковал работы Сулакадзева, в том числе фототипическим методом, то есть рисунками с сохранением оригинального почерка. Именно во втором издании 1910 года читатели заметили взбудоражившую всех запись:
1731 года в Рязане при воеводе подьячей нерехтец Крякутной фурвин сделал как мячь большой, надул дымом поганым и вонючим, от него зделал петлю, сел в нее, и нечистая сила подняла его выше берёзы, и после ударила его о колокольню, но он уцепился за верёвку, чем звонят, и остался тако жив, его выгнали из города, он ушёл в Москву и хотели закопать живого в землю, или сжечь. Из записок Боголепова.
Фрагмент той самой записи Сулакадзева о немце Фурцеле, позже «переименованном» в Крякутного
Так появилась легенда. Ещё до революции Крякутного начали считать первым в истории воздухоплавателем, а уже в советское время, сразу после Великой Отечественной, ввели «факты» о нём в школьную программу. Начали розыск подробностей о полёте — поскольку Крякутного за его полёт выгнали из города, в церковных записях должны были сохраниться сведения о наложенной на него анафеме.
В нерехтских былях и небылицах короткая запись из старинной рукописи разворачивается в эпическое сказание. Жил в городе Нерехте чудак-человек. Засмотрится, бывало, в небо и обо всем на свете позабудет. А ходил он в заплатанной одежонке, из лаптей лыко торчало. Cмеялись над ним, но больше жалели – на Руси чудаков любят.
Птиц он очень любил, все их повадки знал, умел свистеть по-птичьи. Звали его, бывало, на охоту: «Пойдем уток стрелять!» Он отказывался: «Нет, братцы, я птиц убивать не буду, грех это. Птица, она совершенней человека, маленько до ангела не дотянулась». «Ладно, будешь тогда селезнем крякать, уток из камышей выманивать».
Придут они на речку Нерехту, на запруду, охотники оружие наизготовку держат, а чудак наш в камышах крякает. Только не селезнем-щеголем, а уточкой-серошейкой: «Сидите смирно, детушки, охотники близко!» Охотники ждут-пождут, да уйдут ни с чем. А мужичка того прозвали Крякутным за его усердное кряканье. Настоящее имя забылось, а прозвище запомнилось.
Хотелось Крякутному на мир посмотреть. Рассказал ему как-то один купец-рязанец: «У нас в Рязани – грибы с глазами, их едят – они глядят!» «Забавный какой город, – решил Крякутной, – надо пойти посмотреть». Грибов с глазами, правда, не видал, зато работу себе нашел. Взяли его подьячим в приказ, то есть писцом в городскую управу.
Вот раз зимой, рано утром, поспешал Крякутной на службу. Мороз стоял знатный, во всех домах печи растопили, дымки из труб столбами в небо поднимались. Посмотрел Крякутной на клубы дыма и встал как вкопанный. В эту минуту все в одно сошлось – отчего дым из трубы вверх идет и почему искры от костра ввысь летят… Не пошел он в приказ, а явился к начальству за расчетом. На полученные деньги накупил он ткани-парусины, крепких ниток и сел за шитье. Долго шил, до самой весны.
А когда снег растаял, затащил Крякутной на крышу своей избушки огромный мешок. Надел горловину мешка на печную трубу и начал мешок дымом наполнять. Народ собрался: «Пошто дым в мешок собирает?»
Наконец мешок будто ожил – бока его округлились, шар стал тянуться вверх. Крякутной плотно завязал горловину веревкой, смастерил петлю, сел в нее – и отпустил шар на волю. «Лечу, братцы, лечу-у!» – заголосил подьячий. Толпа внизу ахнула. Одни крестились, другие бранились: непорядок это, человеку летать не положено.
Об эту колокольню [якобы] ударился шар Крякутного. На снимке - церковь Воскресения Сгонного (до 1929 года она находилась на площади Свободы).Рязань
Тут поднялся ветер и понес шар прямо на колокольню. В это время на звонницу поднялся пономарь. Как многие звонари, он был глух, как тетерев, оттого и не слышал ничего. Вдруг видит – человек в воздухе висит. «Ты откуда?» – не нашел он ничего лучшего как спросить. «Оттуда!» – не нашел ничего лучшего как ответить Крякутной. И тут начал падать. Пономарь бросил ему веревку от языка колокольного, Крякутной уцепился за нее и повис снаружи, под перилами звонницы, а колокол ударил так звучно, как разве только на Пасху звонил…
С тех пор житья не стало Крякутному. По вечерам в его окна летели камни, доброхоты советовали убираться из города, обещались избушку его спалить. Однажды Крякутной собрал пожитки и сам запалил свою избушку с четырех углов, словно сжигал всю прошлую жизнь. Когда пламя занялось, он уже шагал по московской дороге. С тех пор след его надолго затерялся.
…Прошло немало лет. Однажды появился в городе Нерехте странник с котомкой за плечами и с посохом в руке. Никто его не узнавал, но он шел по городу уверенно, словно бывал здесь когда-то. В одной улочке он остановился перед заколоченным домиком. Потом на кладбище поплакал над чьей-то могилкой. К вечеру постучался в ворота одного монастыря. Так появился в Нерехте еще один монах. Он часто поднимался на колокольню и подолгу смотрел ввысь. Когда он звонил в колокола, горожане останавливались, заслушавшись, иные говорили: «Ах ты, Господи, точно крылья за спиной вырастают!..» Если есть у человека душа, есть и крылья, а они всегда в небо тянут
* * *
Крякутный попал в одно из изданий БСЭ и вообще стал совершенно официально существовавшей личностью; 225-летию его полёта даже посвятили почтовую марку. Но в начале 1950-х годов по указу Партии началась подготовка большой энциклопедии «Воздухоплавание и авиация в России до 1917 г.», и в ходе работы над книгой были извлечены из архивов оригиналы тетрадей Сулакадзева.
Советская марка, выпущенная к 225-летию полёта Крякутного
Тут-то и обнаружили, что в записи про Крякутного три слова — «нерехтец Крякутной фурвин» — написаны позже другими чернилами поверх затёртой надписи. Слово «фурвин» до того принималось за название шара. Изначальную запись восстановили и прочли: «немец крщеной Фурцель». Исправление в рукопись Сулакадзева внёс Родных — прочтя про «крещёного немца», он решил аккуратно подправить надпись, сделав первым воздухоплавателем своего соотечественника.
Но никакого Фурцеля тоже не существовало. Первоисточником Сулакадзев называл некие «записки Боголепова», а Боголепов якобы был его дедом по матери и служил в Рязани полицмейстером. Только вот никаких Боголеповых среди рязанских чиновников не было, да и записок, судя по всему, не существовало. Сулакадзев выдумал все факты, ссылающиеся на данный источник.
«Полёт Крякутного», иллюстрация из детской книги середины 1950-х
А Крякутный таким образом стал результатом двойной фальсификации — сперва Сулакадзев придумал Фурцеля, а затем Родных исправил его на Крякутного. Уже в середине 1950-х в учебники вернулись братья Монгольфье, хотя имя Крякутного продолжает периодически всплывать то тут, то там.