Тайна этой дуэли будоражила умы современников и не утихла до сих пор. Ибо четверо блестящих мужчин России дрались из-за не менее блестящей женщины – танцовщицы Авдотьи Истоминой, воспетой самим великим Пушкиным.
Дуэль оказалась уникальной – четверной и растянутой во времени. Результаты поразительны: гибель одного участника, позор другого, приход к движению декабристов третьего и… создание комедии «Горе от ума» четвертым дуэлянтом.
Танцовщица и кавалергард: «Не обещайте деве юной…»
За кулисами всегда – странные нравы. В глаза говорят комплименты друг другу, а за глаза такое услышать можно!
На что уж Дуня привыкла к театральным нравам с раннего детства, но и у нее до сих пор сердце бешено колотится, когда вспоминается случайно услышанный разговор. «Дунька Истомина совсем возгордилась! – зло шептала одна балетная фигурантка другой. – Мало того что весь зал только ей и хлопает, цветы корзинами несут, так теперь покровители к ней валом повалили. А она – нос воротит! Не хочу, говорит, ни у кого быть на содержании. Да кто она такая, чтоб богатых поклонников отвергать?»
Неизвестный художник. Портрет Авдотьи Ильиничны Истоминой. 1815–1820
В самом деле – кто она такая? Дуня никогда не сможет ответить на этот вопрос. Когда ей было 6 лет, какой-то неизвестный музыкант-«флейтщик» привел ее в театральное училище. В списках театральной конторы ее записали дочерью полицейского прапорщика Ильи Истомина. Кто он был – этот Илья Истомин? Дуня не помнила. Помнила только, что мама ее к тому времени уже умерла.
В театральном училище учили всему: петь, танцевать, декламировать стихи и играть роли. По окончании обучения кто-то шел в певцы, кто-то – в драматические актеры. Дуня стала «танцоркой». Но не простой! Еще в училище она участвовала в балетных постановках, да так удачно, что сразу же, минуя традиционный для выпускниц кордебалет, была признана не просто балериной – первой танцовщицей!
И разве справедлив упрек, который она услышала: «Представляешь, – снова шептала та же девица, – год с небольшим на сцене, а уже прыткая какая! Постановщик Дидло ее обожает, директор восемь саженей дров дал на зиму, даже конторские помогли ей квартиру снять. А уж на квартире этой у нее с утра до вечера дым коромыслом – поклонники, почитатели. И сама она – все по званым вечерам да по балам с маскарадами!»
Хорошо бы по балам да маскарадам! Только когда все успеть? В театре утром и днем репетиции, вечером спектакли, на Дуне же почти весь репертуар. Конечно, и повеселиться хочется. Кому не хочется в восемнадцать-то лет? Вот стукнет тридцать, станет Дуня старушкой, тогда и придется тихо сидеть, вязать что-нибудь за кулисами. И что плохого в поклонниках? Разве она виновата, что хороша собой? Разве сама сказала, что у нее черные огненные глаза и необыкновенная легкость в движениях? Нет, так считает Александр Сергеевич Грибоедов. Он – умный, приятный, уже автор известных водевилей. Дуня любит его, как брата, ходит с ним на балы и доверяет во всем. Правда, больше, чем на балах, Дуня любит бывать в литературных салонах. Там много обаятельной и озорной молодежи – вот недавно Саша Пушкин читал свои лирические стихи. Честное слово, стихи и размышления лучше, чем закулисные сплетни.
Ну почему все имеют право обсуждать личную жизнь актрис? Вот уже несколько месяцев Петербург судачит о том, что Истомина, у которой уйма поклонников, сделала неудачный выбор. Высший свет шокирован: офицер Шереметев заговорил как-то о неравных браках. Не себя ли с балериной Истоминой имеет в виду?! Товарки по театру притворно жалеют приму – Шереметев хоть и знатного рода, но не богач, наследства не ожидает. И все лезут с советами и предупреждениями! Будто Дуня сама не знает, что кавалергард Василий Шереметев никогда не женится на актриске. А уж в качестве друга сердца Вася Шереметев – совсем сомнительный выбор: характер у него взрывной, безумно ревнивый. Правда, и Дуня обидчива, легкомысленна. Она привыкла к всеобщему обожанию, ей нравится кокетничать с мужчинами. Да, все у них с Васей непросто! Только вдруг это и есть – любовь?..
Дуэль первая. Шереметев – Завадовский: «Кавалергарда век недолог…» Вчера ссорились. Сегодня – опять. А вечером – спектакль. Дуня должна танцевать юную Галатею в балете Дидло «Ацис и Галатея». А как танцевать прекрасную нимфу с заплаканными глазами и синяком на руке? Вчера Вася так схватил…
А после спектакля Грибоедов просит заехать. Он живет у друга – графа Александра Завадовского, тоже офицера, как и Вася. Правда, этот Завадовский, известный ловелас, давно пытается приударить за Истоминой. Но ведь там будет Грибоедов, почти брат. Попьют втроем чайку всего-то. Васе это, конечно, не понравится. Но будет знать!
Истомина тайком пересела из театральной кареты в сани, присланные Завадовским. Кто мог знать, что ослепленный безумной ревностью Шереметев увидит это, притаившись за аркой гостиного двора? Кто мог предположить, что он бросится к своему ближайшему приятелю – бретеру и забияке Якубовичу? И кому в дурном сне могло бы пригрезиться, что этот завзятый дуэлянт уговорит незлобивого Васю стреляться?!
Домой Дуня вернулась поздно. Измученный ревностью Шереметев уже ждал ее. Дуня пыталась объясниться. Рассказать, что не была с Завадовским наедине, что там присутствовал Грибоедов, что просто пили чай. Шереметев уже ничего не слушал.
Утром Якубович передал графу Завадовскому записку от Шереметева, который требовал удовлетворения. «За танцорку Истомину я не дерусь! – беспечно ответил граф. – Она Шереметеву не сестра, не дочь и, тем более, не жена!» Наверное, именно такой ответ и подстегнул Шереметева. Его резануло, что Завадовский не считает танцовщицу Истомину равной себе.
Оскорбленный за друга, Якубович послал свой вызов. Но не Завадовскому, а Грибоедову, которого считал более виноватым. Грибоедов вызов принял.
Через несколько дней Шереметев, поняв, что Завадовский не будет драться из-за Истоминой, оскорбил его публично. Выведенный из себя граф выплеснул мороженое прямо в лицо Шереметеву. И Шереметев наконец сумел его вызвать.
12 ноября 1817 года в два часа пополудни на Волковом поле началась первая дуэль – Шереметева с Завадовским. Секундантами выступали Якубович и Грибоедов. Вторая дуэль – между ними – должна была состояться после первой.
Шереметев выстрелил. Пуля просвистела на три вершка от уха Завадовского. Завадовский удовлетворенно хмыкнул. «Пусть становится к барьеру! – прокричал он. – Я его даже не оцарапаю!»
Но пуля, просвистев, вонзилась в грудь Шереметева. Все разом бросились к нему. Завадовский отчаянно оправдывался. О дуэли Якубовича и Грибоедова не могло быть и речи.
Умирающего Шереметева привезли на квартиру к Истоминой. Так он просил. Через три дня он умер на руках у Дуни. А Дуня слегла в горячке.
Дуэль вторая. Якубович – Грибоедов: «Не стреляйте в пианиста…» Через пять месяцев Якубович и Грибоедов встретились в Тифлисе. На Грибоедова кровавый финал дуэли повлиял роковым образом – каждую ночь ему снился умирающий кавалергард, заступившийся за честь свою и танцовщицы Истоминой. Но Якубович не знал о раскаянии Грибоедова и потому повторил вызов.
Место выбрали за городом. Первым выпал жребий стрелять Грибоедову. Он намеренно выстрелил мимо. «Шалишь, дружище! – засмеялся Якубович. – Ты вот музыкант, любитель играть на фортепиано – ну, больше играть не будешь!» И Якубович выстрелил в ладонь Грибоедову. Пуля задела мизинец. Позже Грибоедов разработал палец. Но играл теперь действительно редко. Да и не до игры стало. Появился замысел «Горя от ума».
Эпилог: «Блистательна, полувоздушна…» По «следствию о происшествии, случившемся между штаб-ротмистром Шереметевым и камер-юнкером Завадовским» были «отобраны объяснения» и от «танцорки Истоминой». Полиция пришла прямо в театр. На глазах всей труппы бедную Дуню, едва живую после случившегося, сопроводили в Контору дирекции императорских театров и продержали там дотемна.
Впрочем, на отношение публики к любимой танцовщице это не повлияло. По-прежнему один ее выход на сцену гарантировал фурор. Но в жизни Истоминой произошел крутой перелом. Над кроватью ее появился медальон, подаренный когда-то Васей. И имя ее никогда уже не связывали ни с одним определенным поклонником. Более того – единственная из всех балерин, Истомина никогда не была ни у кого на содержании. Нет, она не стала затворницей – при актерской профессии это невозможно. Но ее сердце словно замерло. Сцена стала ее единственной страстью.
Последнее выступление Истоминой состоялось 30 января 1836 года. К тому времени она уже перешла на второстепенные роли и крошечное жалованье. Покинув театр, Истомина вообще удалилась от петербургского света. В 1837 году она тихо вышла замуж за скромного драматического актера Павла Экунина – первого исполнителя роли Скалозуба в грибоедовском «Горе от ума».
…После эпидемии холеры 1848 года на кладбище Большой Охты появилась скромная доска: «Авдотья Ильинична Экунина, отставная актриса». Муж пережил ее всего на несколько месяцев.
Отставная актриса! А ведь когда-то ее звали русской богиней танца – пленительной, очаровательной, неподражаемой. Ее имя осталось во всех мемуарах того времени. Ее образ у Пушкина в «Евгении Онегине»:
Короткое послесловие об участниках дуэли
Василий Васильевич Шереметев, смертельно раненный на дуэли, умер 15 ноября 1817 года. Ему было 27 лет. Отец его, возмущенный «глупостию дуэли сына своего из-за танцорки», признал его виновным в собственной смерти и лично просил императора Александра I не наказывать Завадовского.
Александр Петрович Завадовский (1794–1856) был тихо отправлен за границу. Однако по возвращении друзья-офицеры не приняли его. Единственным занятием графа стала карточная игра. Он бесчестно и жестоко жульничал. В конце концов им занялась полиция. Но снова выручили родственники. Еще показательно: отец Завадовского оказался похоронен рядом с могилой Шереметева. Так что, приходя к отцу, Завадовский всегда натыкался на могилу убитого им кавалергарда.
Александр Иванович Якубович (1792–1845) за участие в кровавой дуэли был сослан на Кавказ. Именно там он понял, что пора перестать выказывать никому не нужную бесшабашную храбрость и заняться «делом». Таким делом оказались события 14 декабря 1825 года. За них он и был осужден на 20 лет каторжных работ.
Александр Сергеевич Грибоедов (1795–1829) был вынужден в 1818 году покинуть Петербург и отправиться в Персию секретарем дипломатической миссии. На это место мало кто зарился, но после дуэли Грибоедову не пришлось выбирать. В 1829 году он был растерзан в Тегеране обезумевшей толпой.