Игнаций Лукасевич и Ян Зех
Эксперименты с нефтью тем временем идут буквально по всей планете. В начале 1850-х годов два помощника аптекаря Петра Миколяша, владельца заведения с пафосным и непонятным названием «Под золотой звездой» в провинциальном городке Австро-Венгрии Львове, проводят эксперименты с нефтью. Их опыты имеют медицинскую направленность — они в курсе мировой славы «Целебного петролеума Кира» и мечтают найти более масштабные способы применения нефти в изготовлении лекарств и косметики.
Помощников аптекаря зовут Игнаций Лукасевич и Ян Зех. Судьба Лукасевича — судьба обычного польского интеллигента тех лет. Отец его, Юзеф, мелкий шляхтич и судебный чиновник, воевал в армии Костюшко и всю жизнь с гордостью носил перстень с надписью «Родина — ее защитнику». Сын придерживался тех же взглядов, за что два года провел в тюрьме, учился в Ягеллонском университете, а закончил образование в Вене. Во Львов попал случайно — был выслан туда после двух лет, проведенных в тюрьме за свои патриотические взгляды, под надзор полиции без права выезда из города. Во Львове ему повезло найти работу по специальности и обрести друга и единомышленника в лице Зеха, окончившего тот же Венский университет, выходца из семьи аптекаря.Дела аптеки «Под золотой звездой» идут хорошо, и в 1852 году ее владелец устраивает в пристройке-сарае лабораторию, оснащенную по последнему слову техники (оборудование везут из Германии). Лукасевич и Зех, экспериментируя с дистилляцией нефти, получают керосин. Его получение должно было стать промежуточным результатом в запланированном ими эксперименте, но у исследователей хватило ума и чутья оценить свойства полученной жидкости — да, это был тот самый волшебный керосин, о котором они уже знали из газетных и научных публикаций. Он горел ярко, давал ровный, а не мерцающий свет, не коптил, не портил воздух — словом, была получена идеальная горючая жидкость для освещения.
Совсем не факт, что Лукасевич и Зех в тот момент понимали, насколько простой, удобный и дешевый способ получения керосина нашли, вряд ли они также понимали, что за джинна, а скорее — монстра, выпускают из бутылки, и уж точно не предполагали, что их эксперимент в провинциальном сарае откроет эру углеводородов.
Важно, что Лукасевич и Зех сразу после своего открытия перешли к следующей, очень практической задаче — керосину нужна была лампа. Старые масляные лампы и все их модификации, известные во Львове на тот момент, были отвергнуты. В итоге родилась конструкция, которая практически без изменений дожила до нашего времени — с удобной емкостью для керосина, подкруткой фитиля, регулирующей яркость света, поддувом для доступа воздуха и стеклянным колпаком. К реализации идеи и ее воплощению в металле друзья привлекли жестянщика Адама Браткевича. Вскоре конструкция была готова (какое-то время еще экспериментировали с формой стеклянного колпака, пока не нашли вариант, который сочли оптимальным), ее опробовали, продемонстрировали всем любопытствующим и выставили в аптеке пана Миколяша.
Кажется, сначала все отнеслись и к лампе, и к керосину как к некой диковинке, задача которой — потешать публику, но 31 июля 1853 года лампу срочно затребовала местная больница, где хирург Заорский проводил ночью экстренное удаление аппендикса.
Собственно, именно этот день остался в истории как день рождения керосиновой лампы, и именно это событие заставило понять увлеченных своими аптекарскими делами Лукасевича и Зеха, что они создали что-то гораздо более важное, чем аттракцион для посетителей аптеки.
Пути Лукасевича и Зеха на этом расходятся — по той простой причине, что у каждого из них было собственное видение того, как реализовывать открытие. Лукасевич ловит журавля в небе, Зех же предпочитает синицу в руках. Зех открывает во Львове предприятие, по сути ту же лабораторию, в которой они с Лукасевичем нашли способ получения керосина из нефти. Называется его компания «Камфинфабрика» — называть вырабатываемое вещество керосином нельзя, это слово охраняется патентом Геснера. Зех, кстати, патентует способ получения керосина (патент выдан только на его имя).
«Фабрика», конечно, слишком громкое название для небольшого помещения, в котором работает сам Зех и два-три нанятых рабочих, тем не менее этого вполне достаточно, чтобы обеспечить самому Зеху и его семье безбедную жизнь. Даже не безбедную, а богатую, хотя и сам Зех, и вся его семья, что называется, пристроены к делу — так практичнее. Зех занят на производстве в сарае, его жена и другие домочадцы работают в примыкающей к дому и сараю лавке. В год эта кустарная мастерская перерабатывала в среднем около 250 центнеров нефти — довольно много по тем временам. Во всяком случае, жителям Львова производимого керосина хватало, и всё шло так хорошо, что Зех даже не задумывался об увеличении объемов производства.
В 1858 году происходит трагедия, случившаяся, судя по всему, из-за дырявой бочки, из которой вытекал керосин. Он загорелся от случайной искры, пламя перекинулось на лавку и уничтожило и дом, и завод. В пожаре погибли жена Зеха и ее 17-летняя младшая сестра, они находились в тот момент в лавке. Только год спустя Зех займется восстановлением производства. Через 15 лет он женится повторно, на сестре своей жены, кроме производства во Львове откроет аптеку в Бориславе, где также будет производить керосин и другие продукты переработки нефти, в частности асфальт и смазочные материалы, которые станет экспортировать в Германию.
Памятник Лукасевичу во Львове. На самом деле в этой скульптурной композиции нашлось место и Яну Зеху (его изображение расположено выше, он как бы выглядывает из окна и машет Лукасевичу рукой), но не существует ракурса, с которого изобретателей можно увидеть вместе. Забавно, что когда керосиновая лампа стала продаваться во Львове, ее называли «венской лампой» — даже львовяне не знали, что это их местное изобретение. Со временем понимание, конечно, пришло. Странно, что никто так и не придумал называть лампу «львовской»Лукасевич пошел другим путем. Он понимал, что за переработкой нефти большое будущее и кустарные мастерские не смогут удовлетворить растущие потребности. С трудом вырвавшись из-под полицейского надзора, запрещающего ему покидать Львов, Лукасевич отправляется в Галицию — район, известный тем, что там издавна находилась нефть. Денег у помощника аптекаря немного, он ищет инвесторов и с огромным трудом, но находит их.
В 1854 году Лукасевич начинает в Галиции добычу нефти, и это первая промышленная добыча. Часто пишут, что Лукасевич пробурил там первую нефтяную скважину, но это неверно: первую скважину в Баку поручик Воскобойников пробурил еще в 1846 году (промышленного значения она не имела, а вот технологическое было велико и будет востребовано через два десятка лет, когда в Баку начнется нефтедобыча). Лукасевич скважин не бурил — хватало более примитивных технологий: он добывал нефть из раскопов. Когда этот, по современным понятиям, варварский метод себя исчерпал, в Галиции стали добывать нефть в колодцах, до скважин дело дойдет еще очень не скоро.
Первоначально нефть превращали в керосин в мастерских наподобие той, что устроил Зех, но нефтеперерабатывающий завод был заложен сразу после того, как инвесторы расщедрились. Он вошел в строй в 1856 году и стал первым в мире предприятием будущей нефтяной отрасли. Если сами раскопы выглядели жутковато (обмазанные черной густой маслянистой жидкостью с головы до ног люди ведрами черпали нефть, стоя по колено в этой жиже, переливали ее в бочки, которые лошади увозили к заводу), то сам завод производил ошеломляющее впечатление чистотой, простором и выглядел для современников Лукасевича прорывом в будущее.
Заметим, что Лукасевич был человеком самых либеральных взглядов, за что его, мягко говоря, не любили и жесточайшим образом критиковали в Вене. Рабочие на его производствах получали весьма большие деньги, вдвое превышавшие среднюю зарплату в Австро-Венгрии, работали не более 10 часов в день (тогда нормой для Европы было 12), а Лукасевич еще имел наглость цитировать своего соотечественника, философа XVII века Яна Амоса Коменского, утверждавшего, что нормальное распределение дня — это 8 + 8 + 8, то есть время в сутках должно поровну делиться между сном, работой и досугом. Из-за этого возмутительного либерализма и явной опасности Лукасевича для общества полиция до конца жизни так и не отстанет от него, негласный надзор за Лукасевичем продолжится и тогда, когда он уже будет одним из богатейших людей империи.
К возмутительному потаканию «рабочей скотинке», так бесившему австро-венгерскую аристократию и промышленную верхушку, позже добавилось еще два вызывающих шага: Лукасевич придумал давать отпуск (неделю каждый год) и ввел медицинское страхование и страхование жизни — так до него вообще никто и никогда не делал.
Это вызвало очередную волну гнева — отпусков тогда не существовало вообще, разве что боевые офицеры могли его себе выхлопотать, но и то исключительно с личного согласия императора. А про медицинскую страховку никто даже не слышал. Но занимался Лукасевич не только своими предприятиями — он строил по всей Галиции школы и больницы, дороги и мосты, много занимался благотворительностью, оказывал огромную финансовую поддержку Польскому восстанию 1863–1864 годов, в котором сторонники независимости потерпели поражение, после которого Лукасевич укрывал восставших и оплачивал лечение раненых.
В Австро-Венгрии таких не жалуют. Правитель Франц-Иосиф на троне находится так долго (всего он будет управлять страной 68 лет), что, кажется, давно потерял связь с реальностью и чувство времени. Для сложных проблем ищутся простые решения — например (как всегда случается перед распадом империй), виноватыми во всех проблемах страны объявляются либералы. А уж Лукасевич — либерал из либералов, поведения он, с точки зрения властей, не самого примерного, настоящий смутьян, тюрьмой ему угрожают всю жизнь. Частично от неприятностей его уберегает орден от папы римского и титул папского камергера — Рим отмечает его, в частности, за то, что он бесплатно поставляет керосин в костелы.
Что касается производств Лукасевича, то часть из них постепенно переводится на выпуск асфальта, смазочных масел и битума, на которые как раз образуется большой и устойчивый спрос. Транспортировка керосина из Галиции, находящейся в центре Европы, удаленной от портов и железных дорог, затруднена, а относительно небольшие месторождения нефти не могут насытить подсевшую к тому времени на керосин Европу. Впрочем, керосиновая лампа резко раздвинула границы потребляющего мира, и Лукасевич, умерший в 1882 году, и Зех, доживший до 1897-го, успели увидеть настоящий триумф и керосина, и керосиновой лампы.
После смерти Лукасевича, который не оставил наследников (он женился на своей племяннице, единственная их дочь умерла во младенчестве), принадлежавшая Лукасевичу доля в бизнесе делится между родственниками, больше никто не доставляет империи беспокойства своими либеральными «выходками» и все прогрессивные начинания Лукасевича медленно, но верно убиваются. Это касается не только социальной сферы, но и разработки месторождений — время раскопов прошло, более того, они изрядно испортили доступ к нефти. Пришло время бурения, благо к этому моменту был накоплен большой опыт по этой части в Пенсильвании и на Апшероне. Сам Лукасевич запустить бурение не успел, а его компаньоны от таких задач отказались — из соображений экономии. То же касалось и транспорта: без железных дорог и трубопроводов галицийская нефть и керосин оказались мало кому нужны, мировые гранды даже не учитывали эти ставшие маломощными местечковые месторождения в своих планах на мировое господство.
Возможно, могло бы сказать свое слово правительство Австро-Венгрии, но этого не случилось и не могло случиться — империям не интересна экономика, у империй другие приоритеты.
После смерти Лукасевича Зех (он пережил коллегу на 15 лет) сам пробует вкладываться в добычу и переработку нефти в Галиции, но успеха не достигнет — золотые времена галицийской нефти остались в прошлом. Правда, Зех, человек осторожный, денег умудряется не потерять.
Добыча нефти в ГалицииКстати, высказывается множество гипотез, почему Лукасевич и Зех так и не защитили патентом керосиновую лампу — ведь если бы они сделали это, то, наверное, стали бы самыми богатыми людьми своего времени. Не станем перебирать эти гипотезы (диапазон велик — от версии про желание сделать «подарок человечеству» до ссоры, кому именно принадлежит эта идея, хотя о ссорах между ними ничего не известно), просто констатируем отсутствие патента у самих изобретателей на лампу как факт.
Зато патент получил Карл Рудольф Дитмар из Вены, владелец небольшого предприятия, производившего и чинившего масляные лампы. Очень быстро его мастерская стала полноценным заводом, на котором работало больше 400 человек и применялись самые современные — поточные — методы производства, а Дитмар открыл предприятия в Варшаве, Милане и Зноймо в Чехии (последнее специализировалось на лампах из художественной керамики), создал большую торговую сеть, охватившую весь мир, в том числе Китай и Индию. Кроме того, Дитмар всю жизнь занимался усовершенствованием конструкции ламп (и получил около 40 патентов), он же создал самую совершенную и самую популярную лампу, названную им Fledermaus («Летучая мышь»).
Годовой объем выпуска ламп на заводах Дитмара, начавшись с 250 тыс. в год, всего за три года вышел на уровень 1,5 млн, причем сами лампы постоянно совершенствовались и поражали разнообразием (к 1900 году будет выпущено около 1000 моделей!) — и этих ламп миру категорически не хватало.
Несмотря на все свои старания, Дитмар был не в состоянии удовлетворить взрывной спрос на керосиновую лампу, поэтому он активно продавал лицензии. В 1857 году производство ламп Дитмара началось в Чикаго — именно их повсеместное распространение и ажиотажный спрос на них в Америке станет двигателем для разработки нефтяных месторождений в Пенсильвании, начавшейся в 1859-м.
Варшавский завод Дитмара (расположен он был в Праге, предместье Варшавы) был призван заполнить керосиновыми лампами огромную Российскую империю, которая казалась Дитмару пусть и бедным, но очень большим рынком. Надежды венского фабриканта оправдались — как и в Америке, здесь началась настоящая нефтяная лихорадка. Она обрушилась на Баку, где первое большое предприятие было создано всего на год позже, чем нефтеперерабатывающий завод Лукасевича, — в 1857 году. Керосиновых ламп производится очень много, но всегда — недостаточно. В начале 1880-х годов бакинские нефтепромышленники братья Нобели предлагают россиянам лампы по возмутительно низким ценам, в 10 раз дешевле их обычной стоимости, то есть продают (почти раздают!) себе в убыток, но эти убытки компания с лихвой покрывает меньше чем за год — за счет роста потребления производимого компанией «Братья Нобель» керосина
.
Карл Рудольф Дитмар, благодаря которому керосиновая лампа в считаные годы стала мировым хитом продаж. Он всё время совершенствовал ее, добавлял элементы, среди которых — отражатели-фокусировщики света. Вскоре лампа стала максимально безопасной — Дитмар придумал принцип «непроливайки»: опрокинутая лампа не разливала вокруг себя горящий керосин. Дитмар получил около 40 авторских свидетельств, а его завод выпускал более 1000 видов ламп
С началом массовой нефтедобычи цена на керосин колеблется, так как возникает конкуренция среди производителей — в лучшие для них (и худшие для покупателей) годы галлон стоит 0,60 доллара, что несколько выше цены камфина (0,50 доллара), но высокое качество керосина как топлива, его яркий и ровный свет, отсутствие копоти и неприятных запахов делает его незаменимым. В начале 1860-х производство керосина достигает уровня камфина, а к 1880-м вовсе уничтожает камфин, делая его дальнейшее изготовление коммерчески бессмысленным.
Человечество в итоге так и не погрузилось во тьму — его спасли польские аптекари. Попутно созданная их стараниями и стараниями еще многих сотен ученых и дилетантов по всему миру отрасль нефтедобычи и нефтепереработки начала победную поступь по миру. Об этой поступи, потрясениях и чудесах, приключениях и преступлениях, в которые вверг человечество мир углеводородов, мы продолжим говорить в следующих публикациях.
С началом массовой нефтедобычи цена на керосин колеблется, так как возникает конкуренция среди производителей — в лучшие для них (и худшие для покупателей) годы галлон стоит 0,60 доллара, что несколько выше цены камфина (0,50 доллара), но высокое качество керосина как топлива, его яркий и ровный свет, отсутствие копоти и неприятных запахов делает его незаменимым. В начале 1860-х производство керосина достигает уровня камфина, а к 1880-м вовсе уничтожает камфин, делая его дальнейшее изготовление коммерчески бессмысленным.
Человечество в итоге так и не погрузилось во тьму — его спасли польские аптекари. Попутно созданная их стараниями и стараниями еще многих сотен ученых и дилетантов по всему миру отрасль нефтедобычи и нефтепереработки начала победную поступь по миру. Об этой поступи, потрясениях и чудесах, приключениях и преступлениях, в которые вверг человечество мир углеводородов, мы продолжим говорить в следующих публикациях.