Наш романтический император и капрал на плацпараде. Дон Кихот на троне и заново родившийся Иван Грозный. Неудачный подражатель Фридриху Великому и реформатор русской армии. Сумасбродный авантюрист, чуть не изменивший ход мировой истории. Такие характеристики Павел Петрович получал при жизни, но и после смерти споры о роли и личности императора вряд ли когда-нибудь закончатся.
Царь, которого ждали
«Дворец взят штурмом иностранным войском», — заметил современник о начале царствования Павла. Действительно, в ноябре 1796 года коридоры и залы Зимнего дворца заполонили офицеры-гатчинцы, грубые и дисциплинированные — качества, несвойственные гвардии покойной царицы. Но большинство подданных, от среднего и мелкого дворянства до крестьян, вздохнули: «Наконец-то».
Фаворитизм и коррупция екатерининской эпохи утомили страну. С наследником престола были связаны смутные надежды на укрощение произвола. То и дело в отдалённых губерниях рождались слухи, будто Павел уже вступил на престол, — последний раз летом 1796 года. Сказывались предрассудки: само по себе женское правление — неправильно. Шёпотом передавалось, будто Екатерина II перед захватом власти обещала править до совершеннолетия сына, но обманула сподвижников. Поэтому намерение царицы передать своей волей власть внуку, в обход сына, было неосуществимо на практике. Россия ждала именно царя Павла, и царь Александр, при живом отце, не имел шансов.
Сильнее всех воцарения Павла желал сам Павел. Почти вся его сознательная жизнь прошла среди унижений. Фавориты матери — Орловы, Потёмкин, Зубовы — грубили ему в глаза. Пристрастия к рыцарству и шагистике в стиле Фридриха Великого были неизменным поводом для придворного зубоскальства. Павел хотел воевать на войне и управлять, но царица относилась к сыну, как к ребёнку, которому позволены лишь игрушки. Теперь игрушкой самодержца стала самая большая страна мира.
Амнистии, льготы, реформы
Новое царствование началось с масштабной амнистии. Был освобождён лидер Польского восстания 1794 года Тадеуш Костюшко. Кроме свободы, он получил от Павла 12 000 рублей. Из Сибири вернулся Александр Радищев, из Шлиссельбурга — масон и просветитель Николай Новиков. Всего же Павел помиловал почти девяносто человек.
Впервые в истории царю присягнули все сословия, в том числе и крестьяне. Впервые в XVIII веке издан указ, не ограничивавший права крепостных, а защитивший их: барщина не больше трёх дней в неделю, запрет на барщину в воскресенья и праздники. Крестьянам простили многолетнюю недоимку по подушной подати.
Впервые со времён царя Алексея Михайловича староверам позволили присоединиться к государственной церкви, сохранив прежние обряды — «Правила единоверия». Впервые власть попыталась создать канал обратной связи с обществом — ящик для прошений. В Дерпте (Тарту) открылся университет, появлялись новые институты и училища для женщин и военных сирот.
Военную реформу Павла нельзя свести только к переходу на неудобное прусское обмундирование и уставы Фридриха Великого (как уверяли советские историки). Прекратилась практика записывания дворян в полки с колыбели — сержантам-младенцам велели явиться на смотр. Реформированная артиллерия по своей мобильности не уступала наполеоновской. Началось строительство казарм, чтобы избавить обывателей от постойной повинности.
Солдаты отныне служили не пожизненно, а 25 лет. Были введены солдатские награды и шинели — первое уставное тёплое обмундирование. Было запрещено использовать рекрутов для работ в офицерских имениях, солдаты стали получать не только хлеб, но мясную и винную порции.
Офицер, допустивший смерть рядовых на переходах, наказывался. Зато командиры, которые не понесли потери, награждались. С солдатом в павловское время обращались бережней, чем при его сыновьях, особенно старшем — Александре.
Амнистия, льготы, просвещение, разумные реформы… Могло показаться, что Россия наконец-то получила доброго и заботливого царя. Остаётся понять слова Пушкина о милостивом реформаторе: «Царствование Павла доказывает одно: что и в просвещённые времена могут родиться Калигулы».
Месть обобщённому «Клавдию»
Когда наследник престола под именем графа Северного посещал Европу, венский актёр заслужил благодарность императора шуткой: если Павел окажется в театре, когда представляют «Гамлета», то один Гамлет будет на сцене, а второй — в ложе. По этой аналогии мать Павла одновременно являлась и Гертрудой, и Клавдием — похитителем короны. И всё же сильнее всего Павел ненавидел обобщённого «Клавдия» — гвардейское офицерство, свергнувшее и убившее отца.
С первых дней нового правления началась беспощадная месть. В пику матери Павел даже выпустил арестованных ею просветителей.
Но главное — с неистовой энергией боролся с самим стилем прежнего правления. В гневном сознании Павла распущенность двора, гвардии, всего офицерского корпуса, а также республиканское влияние Французской революции сплелись в один узел, который следовало разрубить.
Последовал символический расчёт с прошлым. Пётр III был перезахоронен в Петропавловском соборе, а перед этим — коронован (при жизни этого не случилось). В день погребения Алексей Орлов, один из самых активных участников переворота 1762 года, возможно, и убийца царя, шествовал с короной в руках.
Павел прекратил войну с Персией (армию возглавлял Валериан Зубов). Был отменён «греческий проект» Екатерины — стремление к захвату и разделу Османской империи. Города, основанные матерью, получили другие имена — например, Севастополь следовало именовать Ахтиаром, по названию татарской деревни, существовавшей на этом месте.
Не только на гвардию и офицерство, но и на дворянство вообще обрушились самые неожиданные запреты. Нельзя было танцевать вальс. Мужчинам не разрешалось носить круглые шляпы и бакенбарды, а дамам — синие сюртуки с белой юбкой. От репрессий за «неправильную» одежду не спасал даже дипломатический статус: посланник Сардинского королевства был выслан из-за круглой шляпы.
Также запретили очки — тот, кто не мог без них обходиться, был обязан уйти в отставку.
Цензурные гонения времён поздней Екатерины II уже скоро показались золотым веком свободы слова. При Павле I закрывались типографии, под запрет подпала новейшая литература, в первую очередь французская.
Были и другие неприятные нововведения, коснувшиеся всего привилегированного сословия: подати с дворян, сокращения полномочий выборных органов. Лишённый дворянства по суду отныне мог подвергнуться телесному наказанию — нарушение одного из самых важных пунктов «Жалованной грамоты дворянству».
Кнут и Сибирь
Короткое правление Павла I по масштабу репрессий, в абсолютных цифрах, оказалось сопоставимо с екатерининским. За предыдущие 35 лет Тайная экспедиция рассмотрела 862 дела, а за четыре с половиной павловских года — 721.
При власти Павла I далеко не все дела заканчивались ссылкой. Но именно в его правление в Западной Европе окончательно сформировался имидж Российской империи как страны, где по ничтожному поводу, а то и вовсе без оного, можно быть наказанным knut и отправиться в страшную Sibir.
Портрет Павла I с семьёй. Герхард фон Кюгельген, 1800 год. Источник: «Дилетант»Интересен пример Августа фон Коцебу. Этот немецкий драматург и чиновник, живший некоторое время в России до воцарения Павла I, решил посетить страну ещё раз. Однако гостя арестовали по подозрению в «якобинстве» и сослали сперва в Тобольск, а затем в Курган. Пока Коцебу возили по Сибири, император прочёл драму «Лейб-кучер Петра III» и столь восхитился, что помиловал сочинителя. Драматурга вернули из ссылки, а царь подарил ему поместье в Лифляндии и табакерку с бриллиантами. После смерти Павла I Коцебу покинул Россию и больше не рисковал приезжать вновь.
Тяжелее всего пришлось офицерству. Ранее подпоручики, капитаны, майоры знали, что могут попасть под арест лишь за прямой заговор (вроде дела Мировича, пытавшегося возвести на престол Иоанна Антоновича) или переход на сторону Пугачёва. Теперь же офицеров арестовывали за личную оплошность на параде или сбившегося с ноги солдата.
Увидев такое, Павел не пытался сдержать свой гнев, иногда добавляя к ругани рукоприкладство, и выносил приговор за проступок, который во времена его матери даже не повлёк бы замечание.
История о полке, отправленном в Сибирь, является легендой. Но гвардейский полковник Николай Саблуков вспоминал, что офицеры перед парадом заранее клали в карманы мундира ассигнации: в случае внезапной царской опалы и ссылки им просто не позволили бы взять деньги и вещи. По словам Карамзина, Павел I «отнял стыд у казни, у награды — прелесть».
Все Безбородки
«В этом безумии есть метод», — говорил царедворец Полоний, когда Гамлет имитировал сумасшествие. В гневных поступках Павла, казавшихся современникам «затмением», тоже был свой метод, если не доктрина. «В России нет важных лиц, кроме того, с кем я говорю и пока я с ним говорю», — заявил император шведскому послу, удивлённому тем, что царь обозвал «дураком» Александра Нарышкина, обер-гофмаршала (то есть человека с наивысшим придворным чином).
Если Нарышкин был титулованным царедворцем, то канцлер Александр Безбородко отличался уникальными административнодипломатическими талантами. К тому же, по слухам, он оказал неоценимую услугу Павлу — уничтожил завещание матери. «У меня в России все Безбородки», — безразлично заметил царь, узнав о смерти человека, которому, вероятно, обязан троном.
Казалось, исключение будет сделано для Суворова. После Итальянского похода и относительно благополучного спасения из швейцарской ловушки Павел оказал почёт и пожаловал недавно опальному фельдмаршалу наивысший чин — генералиссимуса. Но царская немилость проявится после смерти: Суворова похоронят с минимумом почестей, как одного из заурядных генералов. То ли Павел позавидовал суворовской популярности, то ли не смог простить насмешки над прусскими мундирами.
Даже Кутузову, чьи царедворческие таланты не уступали военным, пришлось пережить обиды: царь то отправлял его послом в Берлин, то инспектировать укрепления в Финляндию, то отсылал в Голландию (возглавить русский корпус). С дороги — в Литву, военным губернатором, потом сразу обратно в Петербург. Царю вряд ли приходило в голову, что человеку, перенёсшему два почти смертельных ранения, такие путешествия тяжелы.
И Нарышкин, и Безбородко, и Суворов, и Кутузов, согласно методу Павла, являлись взаимозаменяемыми деталями государственного механизма. Это была модель упрощённого абсолютизма, напоминавшая театр марионеток, в котором есть лишь один актёр-кукловод — царь.
Дойти до Ганга
Царствование Павла началось с того, что он велел армии вернуться из Персии. Закончилось — походом в Индию, тоже прекращённым на следующий день после его кончины. Этому предшествовала Русско-французская война: поход Суворова в Италию, итогом которого стало досрочное возвращение русской армии с театра военных действий и ссора Павла с Веной. Наполеон отпустил русских пленных, обмундировав их за счёт французской казны. Царь восхитился благородством «корсиканского выскочки» и заключил с ним мир.
В свою очередь, захват Англией Мальты, которую Павел считал своим владением, привёл к созданию русско-французского союза, направленного против Британии. Было решено изгнать англичан из Индии, и Павел послал казачьи полки в степи Средней Азии. Русская и французская пехота должна была двигаться путём Александра Македонского.
При этом не был продуман маршрут и не было договорённостей о проходе войск с турками и персами. Однако, даже если допустить, что русская армия смогла бы совершить триумфальный поход, оставалось непонятным, какие выгоды принесло бы стране взятие Калькутты, кроме мести за Мальту?
Поход в Индию сопровождался и другими действиями. Павел требовал от королей определиться между Наполеоном и Англией. Например, 11 марта 1801 года в Берлин отправился курьер с ультиматумом: если Фридрих Вильгельм III не вторгнется в Ганновер, Россия объявит войну Пруссии. Возможно, смерть Павла I предотвратила события, на фоне которых путешествие русскофранцузского контингента в Индию осталось бы второстепенным эпизодом большой европейской войны.
Заговор, которого ждали
К вечеру 12 марта в столичных лавках не осталось шампанского. Общество ликовало. Такие люди, как Николай Саблуков, хоть испытавшие царскую опалу, но считавшие убийство императора гнусным и недопустимым делом, составляли незаметное меньшинство.
Павел ненавидел распущенность екатерининского дворянства, казнокрадство и фаворитизм. За годы гатчинского затворничества он не увидел или не осознал, что его мать заслуженно именовалась Великой, что развратные фавориты и недисциплинированное офицерство завоевали и обустроили территории, превышающие Францию. Что в начале царствования Екатерины опасность татарского набега на юге России была реальной, а в конце вероятной не больше, чем нападение викингов на современную Англию. Видел потёмкинские деревни, но если и замечал новые города, то лишь чтобы их переименовать.
Павел не заметил также негласный договор между Екатериной и дворянством: в обмен на лояльность и посильное сотрудничество царица гарантирует основные права сословия. Главным правом была уверенность, что государство репрессивно реагирует лишь на откровенный бунт, покушение на трон и участие в каком-нибудь особо вольнодумном обществе. Запрет танцевать вальс, регламентация головных уборов и наказание офицера за солдатскую ошибку на параде стали нарушением этого договора.
К концу царствования Екатерины накопились реальные проблемы, но методы их решения — репрессии за незначительные проступки и мелочная регламентация повседневной жизни — уже не соответствовали развитию русского общества. Правление Павла было и устрашающим, и унизительным для дворянства.
Поэтому утверждения современных конспирологов, что царя убили за английское золото, — поиск второстепенной причины при наличии основной. У офицеров гвардейских полков были свои резоны для беспощадной расправы.
Позже говорили, что Александр I проводил политику, оглядываясь на участь предшественника. Но невозможно представить русских дворян, которые избивали бы Александра Палыча с такой же страстной ожесточённостью, как его отца. Александра было за что не любить, а вот повода для страха и ненависти он не давал.
Правление императора Павла и, главное, его финал оказались важным уроком и для русского общества, и для самодержавия. С тех пор цари научились сдержанности — Николай I запомнился современникам взглядом василиска, но истерический гнев своего отца себе не позволял. С 1801 года и до конца династии откровенное самодурство стало уделом разного рода «диких помещиков» и персонажей Островского.
Павел I — не царский сын?
С самого рождения Павел Петрович приковывал сотни взглядов. И представители высшей знати, и зарубежные посланники при императорском дворе в Санкт-Петербурге старались угадать: на кого же наследник русского трона больше всего похож? На законного родителя Петра Фёдоровича (будущего императора Петра III) или на камергера Сергея Салтыкова? Или ещё на кого-нибудь?
Выдающийся кавалер
В 1754 году у великокняжеской четы Петра Фёдоровича и Екатерины Алексеевны (будущей императрицы Екатерины II) родился сын Павел. Появление наследника престола отмечалось с большой пышностью — ведь до этого у супругов в течение долгих лет не было детей. Но кто был настоящим отцом наследника? Многие при дворе были уверены: младенец рождён не от законного мужа, а от красавца-камергера Сергея Салтыкова. Слухи эти были не беспочвенными.
30-летний Сергей Салтыков стал первым из многочисленных фаворитов Екатерины. На начало их связи ей было 23 года. Позже в своих «Записках» она подробно рассказывала об этих отношениях. «Он был прекрасен, как день. И по рождению, и по многим другим качествам это был кавалер выдающийся… Я не поддавалась всю весну и часть лета… Я думала, что могу управлять его головой и своей, а тут поняла, что и то, и другое очень трудно, если не невозможно», — признаётся императрица.
Их роман длился с 1752 по 1754 год. За это время великая княжна трижды беременела (и это после девяти лет бесплодного брака!), пока наконец после двух выкидышей не разрешилась сыном.
Интрига императрицы
Великий князь и законный муж, казалось, не замечал адюльтера жены — или делал вид. По свидетельствам современников и самой Екатерины II, Петру III гораздо интереснее было играть в солдатики, чем исполнять супружеские обязанности. Отношения между супругами были прохладными со дня знакомства и с годами только ухудшались.
«Великий князь ложился первый после ужина и, как только мы были в постели, играл до часу или двух ночи», — писала Екатерина в мемуарах. Возможно, это было одной из причин, почему в их браке долго не было детей.
Но престолу нужен был наследник, и императрица Елизавета Петровна решилась на смелую интригу: велела подобрать для Екатерины молодого и здорового красавца. Выбор пал на Сергея Салтыкова. Об этой истории писали некоторые дипломаты, в частности, Клод Рюльер, служивший в Петербурге. В этом же в 1774 году в письме к Потёмкину признавалась сама Екатерина: «Марья Чоглокова [статс-дама, наперсница императрицы], видя, что через девять лет [брака] обстоятельствы остались те же, каковы были до свадьбы, не нашла инаго к тому способа, как обеим сторонам зделать предложение, чтобы выбрали по своей воле из тех, кои она на мысли имела».
«Бес интриги»
Сергей Васильевич Салтыков (1722−1784) — камергер великого князя Петра Фёдоровича, его товарищ и наперсник. Общительный и весёлый по характеру — «бес интриги», как называла его Екатерина II, — Салтыков считался душой «малого двора». Во время связи с будущей императрицей был женат на фрейлине Матрёне Балк (которая приходилась внучатой племянницей знаменитой Анне Монс — возлюбленной Петра I).
После рождения Павла Салтыков был удалён от двора и отправлен с поручениями за границу, где прослужил до самой старости. При этом супруга Салтыкова оставалась в Москве.
Сын Елизаветы
Воспитанием престолонаследника занялась императрица. Сразу после родов его забрали у Екатерины и впервые принесли ей лишь через 40 дней. Сына ей разрешали видеть крайне редко.
Зато в честь новорождённого при дворе устраивались пиры, маскарады, иллюминации и фейерверки. Торжества длились несколько месяцев, и их главной героиней была Елизавета Петровна. (Екатерину к празднествам почти не допускали — под предлогом слабого здоровья после родов.) Такое положение дел дало почву для новых пересудов: якобы настоящей матерью Павла была сама императрица Елизавета.
Хирургическая операция
Ещё об одной причине долгой бездетности великокняжеской четы Петра Фёдоровича и Екатерины Алексеевны писал польский историк и публицист Казимир Валишевский (1849−1935) со ссылкой на записки французского дипломата Луи де Шампо. Согласно этому источнику, Пётр имел недуг, не позволявший ему исполнять супружеские обязанности (современные исследователи полагают, что речь идёт о фимозе). Благодаря небольшой операции, предположительно обрезанию, Пётр был от этого недуга избавлен. Одним из тех, кто уговорил его согласиться на хирургическое вмешательство, был Сергей Салтыков — ближайший товарищ Петра Алексеевича.
«Салтыков стал придумывать способ убедить великого князя сделать всё, что было нужно, чтобы иметь наследников. Он разъяснил ему политические причины, которые должны бы были его к тому побудить. Он также описал ему и совсем новое ощущение наслаждения… Тут же вошёл Бургав с хирургом — и в одну минуту операция была сделана и отлично удалась. Салтыков получил по этому случаю от императрицы великолепный брильянт», — так в переводе Валишевского рассказана эта история у Луи де Шампо.
Правда, позже Салтыкова обвинили в том, что он, дескать, специально подстроил операцию — чтобы прикрыть свою роль в рождении Павла.
По Фрейду
Парадоксальным образом лучшим подтверждением законности рождения Павла I служит отношение к нему родной матери Екатерины II. Неприязнь к сыну как раз легко объясняется тем, что, повзрослев, лицом, фигурой и ростом Павел всё больше напоминал императрице ненавистного мужа Петра III. Для сравнения можно привести в пример отношение Екатерины II к Алексею Бобринскому, сыну, рождённому ею от горячо любимого Григория Орлова. Царица не только обеспечила материальное благополучие бастарда, но и просила всемерно заботиться о нём своих друзей во Франции, когда Бобринский (кутила и легко увлекающийся молодой повеса) отправился в Париж.
«Слава богу, мы русские!»
Согласно историческому анекдоту, царь Александр III, узнав, что настоящим отцом Павла I был Сергей Салтыков, воскликнул: «Слава богу, мы русские!» А когда его уверили, что отец всё же Пётр III, радостно перекрестился: «Слава богу, мы законные!».