Полковнику в отставке Ивану Алексеевичу Малиновскому 96 лет, он родился 6 ноября 1922 года. Его биография типична для того времени. В 1940-м, по окончании средней школы, он был призван в ряды Красной армии и направлен на службу в войска НКВД. Иван Малиновский – участник Великой Отечественной войны, парада на Красной площади 7 ноября 1941 года и Парада Победы 24 июня 1945 года. С марта 1946-го по июнь 1953 года он был сотрудником группы охраны Берии. Вплоть до выхода на пенсию служил в структурах КГБ СССР
– Каким был распорядок дня у члена Политбюро ЦК ВКП(б) Лаврентия Берии?
– В особняке на Малой Никитской улице Лаврентий Павлович вставал часов в десять утра, делал зарядку. У него там были спортивные снаряды – штанги, гири, эспандеры, все никелированные. Это все находилось в спальне. И на даче «Сосновка» под кроватью тоже были гантели. После обязательной зарядки – душ.
В городе, если намечалось совещание, Берия просыпался иногда и раньше, в девять часов. Это когда в Кремль ехать надо было. Заседание Политбюро обычно начиналось в двенадцать или в час дня, ему до Кремля – 10 минут. На Малую Никитскую на обед приезжал часа в четыре дня, отдыхал. При Сталине работали по ночам. Рабочий день начинали в двенадцать или в час, потом днем поспят, опять уезжали, и уже до утра. Тяжело было, ночью работали, и днем все спали.
Мы часто удивлялись, почему у государственных руководителей такой график работы. Начальник охраны Берии Рафаэль Саркисов нам объяснял, что многие из них были профессиональными революционерами и тогда большую часть работы выполняли по ночам. Такой же график был у них в тюрьмах и ссылках. Сталин, к примеру, по ночам работал, а днем спал. Привычка – вторая натура. Как правило, его рабочий день длился до трех-четырех часов ночи. К этому графику Сталина приноравливались все. И Лаврентий Павлович приезжал на работу в основном к часу дня.
– Были ли у него вредные привычки? Он курил, выпивал?
– Нет, не курил и не пил. Даже когда на волейбольной площадке ребята курили, он не любил. Говорил: «Иди туда, в кусты, кури». Если выпивал, то редко и немного, предпочитал вино «Хванчкара».
– Берия дружил со спортом?
– Лаврентий Павлович редко ходил на лыжах. Хотя лыжи у него были, с ботинками. Егор Федорович Сугробов, наш начальник группы охраны, вначале лыжные ботинки сам надевал и разнашивал, а затем передавал их Берии. Так что все было готово к лыжным прогулкам. Но в зимнее время Берия любил пешком гулять по лесу, да и то не часто. В теплое же время он больше занимался волейболом.
Каждое воскресенье (а это был мой выходной) во время волейбольных матчей я был судьей. Судил честно и справедливо, маршалу [в 1945 году Берии было присвоено звание маршала Советского Союза. – «Историк»] не подыгрывал. В одно из воскресений я все-таки взял выходной. Берия спрашивает: «Где справедливый судья, где Малиновский?» – «Он выходной». – «Что значит выходной?! Выходной пусть в другие дни гуляет!» Больше летом выходных дней по воскресеньям у меня практически не было.
Лаврентий Павлович очень интересно подбирал команду. Он набирал себе партнеров покрепче – тех, кто хорошо играл. В его команду обязательно входили его супруга Нина Теймуразовна и их невестка Марфа. Сын Берии, Серго, всегда играл против этой тройки. Лаврентий Павлович любил выигрывать. Он был очень доволен и гордился своей волейбольной командой.
Особняк на Малой Никитской улице в Москве, в котором с 1938 по 1953 год жил Лаврентий Берия
Дополнительная нагрузка
– Сталин часто приезжал к Берии?
– Они часто приезжали друг к другу во время отпуска. Один раз, в сентябре – первой половине октября 1951 года, Сталин приезжал к нам на рыбалку в Гагры, там река есть мелкая с названием Бзыбь. Сталин приехал на рыбалку в четыре часа утра. Иосифа Виссарионовича сопровождал начальник Главного управления охраны МГБ СССР Николай Сидорович Власик. Было тепло. Форель не удочками ловили, а бросили тротиловые шашки. Рыбу доставали сачками. Речка была мелкой, и Сталин и Берия были в резиновых сапогах. Сварили уху. Мы заранее приехали на место и были в охране в отдалении. Когда они окончили отдых и отбыли на дачу, то, что осталось на столе, а в основном это водка специальная хлебная и грузинская чача, – все это мы употребили по назначению. Потом мы должны были грузить лодки, а также отвезти много вещей на дачу.
– Вы были знакомы не только с Берией, но и с членами его семьи?
– Нина Теймуразовна летом жила на даче «Сосновка». В остальное время там появлялась наездами. Я с хозяйкой занимался на даче утренней зарядкой. Как лето наступало, Саркисов мне говорил: «Малиновский, учти, тебе дополнительная нагрузка». Я к восьми утра приезжал на дачу – к этому времени Нина Теймуразовна вставала. Утром бегали трусцой, потом разные упражнения, днем на велосипеде катались, когда была хорошая погода. Специально у дежурного стояли два велосипеда. Но никто из охраны, кроме меня, не желал ехать на прогулку, а некоторые и ездить не умели. Кто-то нес службу на посту, а другие находились в резерве, и они отдыхали. А если хозяйка выходила на велосипедную прогулку, то ее надо было сопровождать. Она меня весной, летом и осенью всегда приглашала: «Ты поезжай». Совершала, в особенности летом, многокилометровые прогулки по лесу.
Зимой Нина Теймуразовна ходила на лыжах. Предварительно я прокладывал свежую лыжню, главным образом по равнинной местности. Хозяйка одевалась в теплую одежду, а я был в спортивном костюме. Она каталась слабо, снегу было много, так что падала часто. Я ее поднимал, помогал всячески. Бывало так, что немного постоим. «Давай покурим, ты куришь?» – «Нет, я не курю». А мне было не до этого, я сразу замерзал. Кстати, часто к нам присоединялась Марфа. Втроем на лыжне было веселей.
Иосиф Сталин и Лаврентий Берия на государственной даче. Сочи, 1930-е годы
А вот Серго в теплое время года самостоятельно бегал вокруг дачи, делал гимнастические упражнения, всегда использовал гантели и гири. К нему часто приезжал прославленный чемпион и призер первенств Москвы и Советского Союза по боксу Николай Королев. Он его систематически тренировал. Работали хорошо, и Королев Серго в ходе тренировок не жалел.
Нина Теймуразовна одевалась со вкусом, очень элегантно. У нее была своя портниха, известная в Москве, к которой она часто ездила. Это была мать Алексея Аджубея, будущего зятя Никиты Хрущева. Супруга Берии подчас говорила: «До чего дожила, у меня денег нет совсем. Лаврентий говорит, что у него тоже нет денег, не знаю, что делать». Как-то Серго, прислушавшись к ее жалобам, купил ей норковую шубу.
– Что стало с родственниками Берии после его ареста?
– Нину Теймуразовну, как и Серго, после ареста Лаврентия Павловича также поместили в тюремную камеру. Ей предъявили обвинения в том, что она, когда работала в Сельскохозяйственной академии, закупила партию чернозема, а затем ее кому-то передала. Ну сущая ерунда. Других обвинений не предъявляли. Нина Теймуразовна позже мне об этом сама рассказывала. Как и Серго Лаврентьевич, который говорил, что ему предлагали признаться в государственных преступлениях, даже водили на тюремный двор на расстрел. «А мне, – говорил он, – признаваться не в чем».
– А где жили Серго с Марфой?
– В 1940-х, насколько мне известно, жили на Малой Никитской улице, вместе с Лаврентием Павловичем. Но они часто бывали и гостили в доме Максима Горького на улице Алексея Толстого, теперь Спиридоновке. Там жила мать Марфы Максимовны – Надежда Алексеевна Пешкова [невестка Берии Марфа – внучка писателя Горького. – «Историк»]. Это была необычно красивая женщина, которую приходил рисовать художник Павел Корин. Марфа, кстати, тоже пыталась рисовать. Особенно много просьб было ко мне во время отпуска в Абхазии. Она постоянно просила меня позировать: «Малиновский, посиди». Но Нина Теймуразовна злилась и не давала меня в обиду: «Малиновский, хватит там тебе дремать, пойдем играть в теннис!»
– Вы слышали о сотнях женщин Лаврентия Павловича, которых он забирал с улиц и насиловал?
– Насчет сотен женщин, которых он изнасиловал, – это все наговоры, выдумки. Распространителем этих слухов, инициатором этого компромата был в том числе и Никита Сергеевич Хрущев. Это все его работа.
Конечно, женщины были, но не десятки и не сотни. Мы знали, что у него была одна любимая девушка. Звали ее, кажется, Ляля. Впоследствии она стала актрисой и снималась в многосерийном фильме Юрия Озерова «Освобождение», в одной из последних серий – «Битва за Берлин». Она играла в картине роль жены Йозефа Геббельса. У Ляли с Лаврентием Павловичем была дочь Марта. Об этом мне говорил и Серго.
«Иначе ты плохо кончишь»
– Расскажите о событиях 26 июня 1953 года.
– Лаврентий Павлович в этот день, а это была пятница, уезжал из «Сосновки» около полудня. Я был недалеко от выездных ворот дачи, а Берия и Нина Теймуразовна прогуливались рядом и разговаривали, причем супруга была взволнована и говорила достаточно громко. Обычно в таких случаях мы уходили в сторону, но тогда я был на посту у калитки и не мог отойти от телефона. Помню, она горячо убеждала мужа «не связываться с ними»: «Иначе ты плохо кончишь». Он пошел к машине. Вид у него был такой жизнерадостный! Пошел, пиджак держал на руке, жарко было. Конец июня…
Я не придал значения той фразе и только позднее понял ее суть. В районе шести часов вечера у нас на объекте полностью отключили связь. ВЧ, «кремлевка», городские и местные телефоны не работали. Побежали к соседям, в том числе на дачи Георгия Жукова и Лазаря Кагановича (их в то время на объектах не было). Но оказалось, что связь отключена во всем районе. Вечером (было еще светло), примерно в восемь, на дачу приехал начальник 1-го отдела 9-го управления МВД СССР Васильев (наше подразделение входило в состав этого отдела) и привез взвод солдат под командованием офицера. Васильев лично снял с постов наших сотрудников, включая меня, и заменил их солдатами. Пришли к дежурному по даче, а там уже наши коллеги с резервного отделения. Сдали закрепленное за нами оружие: автоматы, пистолеты, боеприпасы, ножи. Нас привели в служебный класс, где до этого проводились занятия, сказав, чтобы мы отдыхали. Васильев все это время был с нами, запретив выходить из служебного здания.
Стало понятно, что случилось что-то серьезное, а я вспомнил разговор хозяина с супругой. Мы пробовали звонить домой и на соседние дачи, но все было отключено. Кое-кто из моих товарищей пошел рвать бумаги служебного характера, а у меня был ящик на секретном хранении – там списки личного состава, инструкции по самбо, все это секретно и как положено записано. А из окон было видно, что солдаты с винтовками и примкнутыми штыками стоят на постах у ворот, у главного дома и в других местах.
Сталин, Берия и Светлана Аллилуева на даче
– Что было дальше?
– В четыре часа утра, а это была уже суббота, на дачу пришел автобус. Нас посадили в него, объяснив, что мы едем на Старую площадь для разговора в Центральном комитете. Что ж, в ЦК так в ЦК. Но, выехав на площадь Дзержинского [ныне Лубянская площадь. – «Историк»], мы на Старую площадь не свернули, а, объехав дом № 2, в Фуркасовском переулке нырнули в центральные железные ворота этого здания. Нас завезли во двор. Прозвучала команда: «Руки назад». Завели в помещение, переодели в тюремную одежду. Одежда необычная, в полоску. Я был в новом костюме, при мне были часы, деньги и документы. 22 июня мне выдали заработную плату, но я не успел ее привезти домой. Многие из нас были в военной форме. Всю личную одежду (в том числе и военную форму), все документы (паспорта, партбилеты, удостоверения), личные вещи и деньги у нас приняли по описи. Снятую одежду тщательно обыскали. Так я оказался в одиночной камере. Там были топчан, матрас, подушка, одеяло из шинельного сукна, а вместо туалета – параша (металлический бочонок с крышкой).
– Сколько вы пробыли на Лубянке?
– Всего четыре-пять дней, с субботы по вторник или среду. Мне еще повезло, а многих моих сослуживцев посадили в камеры, которые были немногим более моей, но по четыре человека. Сижу. В субботу приносят стопку книг: «Это вам на десять дней». Я отвечаю: «Не надо мне ничего». Тогда как приказ: «Читайте!» И закрыли дверь. Книги я не читал, пролистал их. Не до книг было. В камере круглые сутки горела лампочка. Ночью спать не давали. Только начнешь дремать, будил громкий стук в дверь: «Не спите, вставайте!» На следующий день такое отношение мне надоело, и я утром стал стучать в дверь: «Позовите начальника! Что вы издеваетесь?» В ответ: «Сидите тихо, а то в карцер посадим».
Кормили так: утром – каша овсяная и чай, обед с ужином – в составе двух кусочков хлеба, супа, каши и чая с двумя кусочками сахара. Со вторника на среду, опять ночью, приносят мою одежду и командуют: «Одевайтесь быстрее». Я быстро умылся. Часа в четыре утра (было еще темно, но понемногу рассветало) нам выдали все вещи по описи и выпустили с Лубянки в город. Перед этим с нас взяли подписку не говорить никому о нашем аресте. Для всех мы были в командировке.
В камере мы не брились: даже если у кого были с собой бритвы, их отобрали при аресте. Так с отросшими бородами нас и выпустили в пятом часу утра. Вышли мы группой человек пять, все друг друга не узнаем. Камин, Привороцкий, я и другие.
Берия в кругу семьи: с сыном Серго, женой Ниной Теймуразовной и невесткой Марфой (внучкой Максима Горького)
«Все же мы отделались хорошо»
– Куда вы пошли?
– Многие жили в Троице-Лыкове. Я всех привел к себе на Маяковскую [ныне Триумфальная площадь. – «Историк»], где мы с женой Александрой занимали одну комнату. По пути, на улице Горького [ныне Тверская. – «Историк»], зашли в магазин «Грузия» и купили водки и закуски. Пришли. Шура меня увидела и только спросила: «Ваня, что с тобой?» Я ответил: «Сейчас побреемся и снова будем молодыми. Ты давай нам картошки, огурчиков, хлеба и еще что есть, все неси». Все быстро помылись и побрились. Затем выпили, закусили, и все разъехались. Шура растерялась и все бегала за мной: «Ой, Ваня, да где же вы были, что же это за командировка, я не понимаю!»
И все же мы отделались хорошо. Другие офицеры, как Саркисов и Сардион Надарая, просидели в тюрьме от года-двух до десяти лет. Кстати, только Сугробов не был арестован. Вот такова судьба большинства сотрудников охраны Берии.
– А что было в тот день, 26 июня 1953-го, с Ниной Теймуразовной и Марфой?
– О дальнейших событиях мне рассказала Марфа. Я с ней был дружен многие годы и часто встречался. Так вот, у Нины Теймуразовны был небольшой дамский пистолет. Первым делом, как только отключили связь, комендант дачи Купцов пришел к супруге Берии и вежливо, но настойчиво потребовал: «Нина Теймуразовна, сдайте оружие». Она все поняла. Передала пистолет… Их – Нину Теймуразовну, Серго Лаврентьевича, Марфу Максимовну, внучек – перевели на другую дачу, кажется, в Новогорск. Там они в основном до отправки в ссылку в Свердловск [ныне Екатеринбург. – «Историк»] и находились. Сына Берии лишили научного звания – доктора физико-математических наук.
Из Свердловска Серго с Ниной Теймуразовной, Марфой и детьми переехали на жительство в Киев. Они разместились в пятиэтажном доме на четвертом этаже. Постоянно жить в Москве, Ленинграде и в Грузии Серго запретили.
Менеджмент по-бериевски
Соратник академика Сергея Королева, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий ученый-конструктор Борис Черток (1912–2011) в книге воспоминаний «Ракеты и люди» привел историю, которую охарактеризовал как «известную большинству из нашего технократического общества притчу о том, как Берия снял разногласия между двумя главными конструкторами». «Притча» ярко демонстрирует управленческий стиль ближайшего сталинского подчиненного.
«В 1952 году, – писал Черток, – Берия должен был рассмотреть и утвердить очередной график, связанный со строительством знаменитого кольца ПВО вокруг Москвы. Помощник ему доложил, что график не визируют два главных конструктора. Они никак не могут договориться о распределении ответственности и работ между собой. Помощник просил, чтобы Лаврентий Павлович их выслушал.
– Передайте им, – сказал Берия, – что если два коммуниста не могут договориться между собой, то один из них враг. У меня нет времени разбираться, кто из них двоих действительно враг. Дайте им еще сутки на согласование.
Помощник вышел, через пять минут он вернулся в кабинет и положил перед Берией график, завизированный обоими главными».
Убежать от Берии
Известно, что Лаврентий Берия был страстным болельщиком спортивного клуба чекистов и милиционеров – «Динамо». В 1942 году организаторы общества «Спартак» братья Николай, Андрей, Петр и Александр Старостины были арестованы. Многие связывали это с болельщицкими пристрастиями всесильного наркома… Сам Николай Старостин (1902–1996) позднее утверждал, что знал Берию не только как болельщика, но и как футболиста-любителя.
Об одной из своих встреч с наркомом в конце 1930-х годов Николай Старостин вспоминал: «В тот раз он представил меня своей свите: "Это тот самый Старостин, который однажды убежал от меня в Тифлисе". Ни я, ни его окружение не знали, как реагировать на услышанное, но сам Берия был явно доволен произведенным эффектом. Он напомнил мне о давно забытом всеми матче. В начале 1920-х годов сборная Москвы играла в Тбилиси. В рядах наших противников играл грузный, не очень техничный, грубоватый левый полузащитник. Это был Берия. Как правый крайний нападения, я постоянно сталкивался с ним в единоборствах. Правда, при моей тогдашней скорости не составляло большого труда его обыграть. А во втором тайме я действительно убежал от него и забил гол.
Почему у Берии остался в памяти тот матч? Может быть, потому, что я стал потом известным футболистом и он считал для себя лестным, что играл против меня. А может, потому, что это был тот редкий случай в его жизни, когда он, как все, играл по правилам. Потом многие годы играл только в одни чужие ворота. Не знаю, но, даже если я бы помнил тот матч, при всем желании не смог бы узнать в этом ожиревшем человеке в пенсне своего опекуна. Берия, словно прочитав мои мысли, сказал: "Видите, Николай, какая любопытная штука жизнь. Вы еще в форме, а я больше не гожусь для спортивных подвигов". И, посмотрев мне прямо в глаза, добавил: "Правда, сейчас вы едва ли сможете от меня далеко убежать". И все вокруг рассмеялись».
Иван Малиновский. 1948 год
* * *
«Он набирал себе партнеров покрепче»– Каким был распорядок дня у члена Политбюро ЦК ВКП(б) Лаврентия Берии?
– В особняке на Малой Никитской улице Лаврентий Павлович вставал часов в десять утра, делал зарядку. У него там были спортивные снаряды – штанги, гири, эспандеры, все никелированные. Это все находилось в спальне. И на даче «Сосновка» под кроватью тоже были гантели. После обязательной зарядки – душ.
В городе, если намечалось совещание, Берия просыпался иногда и раньше, в девять часов. Это когда в Кремль ехать надо было. Заседание Политбюро обычно начиналось в двенадцать или в час дня, ему до Кремля – 10 минут. На Малую Никитскую на обед приезжал часа в четыре дня, отдыхал. При Сталине работали по ночам. Рабочий день начинали в двенадцать или в час, потом днем поспят, опять уезжали, и уже до утра. Тяжело было, ночью работали, и днем все спали.
Мы часто удивлялись, почему у государственных руководителей такой график работы. Начальник охраны Берии Рафаэль Саркисов нам объяснял, что многие из них были профессиональными революционерами и тогда большую часть работы выполняли по ночам. Такой же график был у них в тюрьмах и ссылках. Сталин, к примеру, по ночам работал, а днем спал. Привычка – вторая натура. Как правило, его рабочий день длился до трех-четырех часов ночи. К этому графику Сталина приноравливались все. И Лаврентий Павлович приезжал на работу в основном к часу дня.
– Были ли у него вредные привычки? Он курил, выпивал?
– Нет, не курил и не пил. Даже когда на волейбольной площадке ребята курили, он не любил. Говорил: «Иди туда, в кусты, кури». Если выпивал, то редко и немного, предпочитал вино «Хванчкара».
– Берия дружил со спортом?
– Лаврентий Павлович редко ходил на лыжах. Хотя лыжи у него были, с ботинками. Егор Федорович Сугробов, наш начальник группы охраны, вначале лыжные ботинки сам надевал и разнашивал, а затем передавал их Берии. Так что все было готово к лыжным прогулкам. Но в зимнее время Берия любил пешком гулять по лесу, да и то не часто. В теплое же время он больше занимался волейболом.
Каждое воскресенье (а это был мой выходной) во время волейбольных матчей я был судьей. Судил честно и справедливо, маршалу [в 1945 году Берии было присвоено звание маршала Советского Союза. – «Историк»] не подыгрывал. В одно из воскресений я все-таки взял выходной. Берия спрашивает: «Где справедливый судья, где Малиновский?» – «Он выходной». – «Что значит выходной?! Выходной пусть в другие дни гуляет!» Больше летом выходных дней по воскресеньям у меня практически не было.
Лаврентий Павлович очень интересно подбирал команду. Он набирал себе партнеров покрепче – тех, кто хорошо играл. В его команду обязательно входили его супруга Нина Теймуразовна и их невестка Марфа. Сын Берии, Серго, всегда играл против этой тройки. Лаврентий Павлович любил выигрывать. Он был очень доволен и гордился своей волейбольной командой.
Особняк на Малой Никитской улице в Москве, в котором с 1938 по 1953 год жил Лаврентий Берия
Дополнительная нагрузка
– Сталин часто приезжал к Берии?
– Они часто приезжали друг к другу во время отпуска. Один раз, в сентябре – первой половине октября 1951 года, Сталин приезжал к нам на рыбалку в Гагры, там река есть мелкая с названием Бзыбь. Сталин приехал на рыбалку в четыре часа утра. Иосифа Виссарионовича сопровождал начальник Главного управления охраны МГБ СССР Николай Сидорович Власик. Было тепло. Форель не удочками ловили, а бросили тротиловые шашки. Рыбу доставали сачками. Речка была мелкой, и Сталин и Берия были в резиновых сапогах. Сварили уху. Мы заранее приехали на место и были в охране в отдалении. Когда они окончили отдых и отбыли на дачу, то, что осталось на столе, а в основном это водка специальная хлебная и грузинская чача, – все это мы употребили по назначению. Потом мы должны были грузить лодки, а также отвезти много вещей на дачу.
– Вы были знакомы не только с Берией, но и с членами его семьи?
– Нина Теймуразовна летом жила на даче «Сосновка». В остальное время там появлялась наездами. Я с хозяйкой занимался на даче утренней зарядкой. Как лето наступало, Саркисов мне говорил: «Малиновский, учти, тебе дополнительная нагрузка». Я к восьми утра приезжал на дачу – к этому времени Нина Теймуразовна вставала. Утром бегали трусцой, потом разные упражнения, днем на велосипеде катались, когда была хорошая погода. Специально у дежурного стояли два велосипеда. Но никто из охраны, кроме меня, не желал ехать на прогулку, а некоторые и ездить не умели. Кто-то нес службу на посту, а другие находились в резерве, и они отдыхали. А если хозяйка выходила на велосипедную прогулку, то ее надо было сопровождать. Она меня весной, летом и осенью всегда приглашала: «Ты поезжай». Совершала, в особенности летом, многокилометровые прогулки по лесу.
Зимой Нина Теймуразовна ходила на лыжах. Предварительно я прокладывал свежую лыжню, главным образом по равнинной местности. Хозяйка одевалась в теплую одежду, а я был в спортивном костюме. Она каталась слабо, снегу было много, так что падала часто. Я ее поднимал, помогал всячески. Бывало так, что немного постоим. «Давай покурим, ты куришь?» – «Нет, я не курю». А мне было не до этого, я сразу замерзал. Кстати, часто к нам присоединялась Марфа. Втроем на лыжне было веселей.
Иосиф Сталин и Лаврентий Берия на государственной даче. Сочи, 1930-е годы
А вот Серго в теплое время года самостоятельно бегал вокруг дачи, делал гимнастические упражнения, всегда использовал гантели и гири. К нему часто приезжал прославленный чемпион и призер первенств Москвы и Советского Союза по боксу Николай Королев. Он его систематически тренировал. Работали хорошо, и Королев Серго в ходе тренировок не жалел.
Нина Теймуразовна одевалась со вкусом, очень элегантно. У нее была своя портниха, известная в Москве, к которой она часто ездила. Это была мать Алексея Аджубея, будущего зятя Никиты Хрущева. Супруга Берии подчас говорила: «До чего дожила, у меня денег нет совсем. Лаврентий говорит, что у него тоже нет денег, не знаю, что делать». Как-то Серго, прислушавшись к ее жалобам, купил ей норковую шубу.
– Что стало с родственниками Берии после его ареста?
– Нину Теймуразовну, как и Серго, после ареста Лаврентия Павловича также поместили в тюремную камеру. Ей предъявили обвинения в том, что она, когда работала в Сельскохозяйственной академии, закупила партию чернозема, а затем ее кому-то передала. Ну сущая ерунда. Других обвинений не предъявляли. Нина Теймуразовна позже мне об этом сама рассказывала. Как и Серго Лаврентьевич, который говорил, что ему предлагали признаться в государственных преступлениях, даже водили на тюремный двор на расстрел. «А мне, – говорил он, – признаваться не в чем».
– А где жили Серго с Марфой?
– В 1940-х, насколько мне известно, жили на Малой Никитской улице, вместе с Лаврентием Павловичем. Но они часто бывали и гостили в доме Максима Горького на улице Алексея Толстого, теперь Спиридоновке. Там жила мать Марфы Максимовны – Надежда Алексеевна Пешкова [невестка Берии Марфа – внучка писателя Горького. – «Историк»]. Это была необычно красивая женщина, которую приходил рисовать художник Павел Корин. Марфа, кстати, тоже пыталась рисовать. Особенно много просьб было ко мне во время отпуска в Абхазии. Она постоянно просила меня позировать: «Малиновский, посиди». Но Нина Теймуразовна злилась и не давала меня в обиду: «Малиновский, хватит там тебе дремать, пойдем играть в теннис!»
– Вы слышали о сотнях женщин Лаврентия Павловича, которых он забирал с улиц и насиловал?
– Насчет сотен женщин, которых он изнасиловал, – это все наговоры, выдумки. Распространителем этих слухов, инициатором этого компромата был в том числе и Никита Сергеевич Хрущев. Это все его работа.
Конечно, женщины были, но не десятки и не сотни. Мы знали, что у него была одна любимая девушка. Звали ее, кажется, Ляля. Впоследствии она стала актрисой и снималась в многосерийном фильме Юрия Озерова «Освобождение», в одной из последних серий – «Битва за Берлин». Она играла в картине роль жены Йозефа Геббельса. У Ляли с Лаврентием Павловичем была дочь Марта. Об этом мне говорил и Серго.
«Иначе ты плохо кончишь»
– Расскажите о событиях 26 июня 1953 года.
– Лаврентий Павлович в этот день, а это была пятница, уезжал из «Сосновки» около полудня. Я был недалеко от выездных ворот дачи, а Берия и Нина Теймуразовна прогуливались рядом и разговаривали, причем супруга была взволнована и говорила достаточно громко. Обычно в таких случаях мы уходили в сторону, но тогда я был на посту у калитки и не мог отойти от телефона. Помню, она горячо убеждала мужа «не связываться с ними»: «Иначе ты плохо кончишь». Он пошел к машине. Вид у него был такой жизнерадостный! Пошел, пиджак держал на руке, жарко было. Конец июня…
Я не придал значения той фразе и только позднее понял ее суть. В районе шести часов вечера у нас на объекте полностью отключили связь. ВЧ, «кремлевка», городские и местные телефоны не работали. Побежали к соседям, в том числе на дачи Георгия Жукова и Лазаря Кагановича (их в то время на объектах не было). Но оказалось, что связь отключена во всем районе. Вечером (было еще светло), примерно в восемь, на дачу приехал начальник 1-го отдела 9-го управления МВД СССР Васильев (наше подразделение входило в состав этого отдела) и привез взвод солдат под командованием офицера. Васильев лично снял с постов наших сотрудников, включая меня, и заменил их солдатами. Пришли к дежурному по даче, а там уже наши коллеги с резервного отделения. Сдали закрепленное за нами оружие: автоматы, пистолеты, боеприпасы, ножи. Нас привели в служебный класс, где до этого проводились занятия, сказав, чтобы мы отдыхали. Васильев все это время был с нами, запретив выходить из служебного здания.
Стало понятно, что случилось что-то серьезное, а я вспомнил разговор хозяина с супругой. Мы пробовали звонить домой и на соседние дачи, но все было отключено. Кое-кто из моих товарищей пошел рвать бумаги служебного характера, а у меня был ящик на секретном хранении – там списки личного состава, инструкции по самбо, все это секретно и как положено записано. А из окон было видно, что солдаты с винтовками и примкнутыми штыками стоят на постах у ворот, у главного дома и в других местах.
Сталин, Берия и Светлана Аллилуева на даче
– Что было дальше?
– В четыре часа утра, а это была уже суббота, на дачу пришел автобус. Нас посадили в него, объяснив, что мы едем на Старую площадь для разговора в Центральном комитете. Что ж, в ЦК так в ЦК. Но, выехав на площадь Дзержинского [ныне Лубянская площадь. – «Историк»], мы на Старую площадь не свернули, а, объехав дом № 2, в Фуркасовском переулке нырнули в центральные железные ворота этого здания. Нас завезли во двор. Прозвучала команда: «Руки назад». Завели в помещение, переодели в тюремную одежду. Одежда необычная, в полоску. Я был в новом костюме, при мне были часы, деньги и документы. 22 июня мне выдали заработную плату, но я не успел ее привезти домой. Многие из нас были в военной форме. Всю личную одежду (в том числе и военную форму), все документы (паспорта, партбилеты, удостоверения), личные вещи и деньги у нас приняли по описи. Снятую одежду тщательно обыскали. Так я оказался в одиночной камере. Там были топчан, матрас, подушка, одеяло из шинельного сукна, а вместо туалета – параша (металлический бочонок с крышкой).
– Сколько вы пробыли на Лубянке?
– Всего четыре-пять дней, с субботы по вторник или среду. Мне еще повезло, а многих моих сослуживцев посадили в камеры, которые были немногим более моей, но по четыре человека. Сижу. В субботу приносят стопку книг: «Это вам на десять дней». Я отвечаю: «Не надо мне ничего». Тогда как приказ: «Читайте!» И закрыли дверь. Книги я не читал, пролистал их. Не до книг было. В камере круглые сутки горела лампочка. Ночью спать не давали. Только начнешь дремать, будил громкий стук в дверь: «Не спите, вставайте!» На следующий день такое отношение мне надоело, и я утром стал стучать в дверь: «Позовите начальника! Что вы издеваетесь?» В ответ: «Сидите тихо, а то в карцер посадим».
Кормили так: утром – каша овсяная и чай, обед с ужином – в составе двух кусочков хлеба, супа, каши и чая с двумя кусочками сахара. Со вторника на среду, опять ночью, приносят мою одежду и командуют: «Одевайтесь быстрее». Я быстро умылся. Часа в четыре утра (было еще темно, но понемногу рассветало) нам выдали все вещи по описи и выпустили с Лубянки в город. Перед этим с нас взяли подписку не говорить никому о нашем аресте. Для всех мы были в командировке.
В камере мы не брились: даже если у кого были с собой бритвы, их отобрали при аресте. Так с отросшими бородами нас и выпустили в пятом часу утра. Вышли мы группой человек пять, все друг друга не узнаем. Камин, Привороцкий, я и другие.
Берия в кругу семьи: с сыном Серго, женой Ниной Теймуразовной и невесткой Марфой (внучкой Максима Горького)
«Все же мы отделались хорошо»
– Куда вы пошли?
– Многие жили в Троице-Лыкове. Я всех привел к себе на Маяковскую [ныне Триумфальная площадь. – «Историк»], где мы с женой Александрой занимали одну комнату. По пути, на улице Горького [ныне Тверская. – «Историк»], зашли в магазин «Грузия» и купили водки и закуски. Пришли. Шура меня увидела и только спросила: «Ваня, что с тобой?» Я ответил: «Сейчас побреемся и снова будем молодыми. Ты давай нам картошки, огурчиков, хлеба и еще что есть, все неси». Все быстро помылись и побрились. Затем выпили, закусили, и все разъехались. Шура растерялась и все бегала за мной: «Ой, Ваня, да где же вы были, что же это за командировка, я не понимаю!»
И все же мы отделались хорошо. Другие офицеры, как Саркисов и Сардион Надарая, просидели в тюрьме от года-двух до десяти лет. Кстати, только Сугробов не был арестован. Вот такова судьба большинства сотрудников охраны Берии.
– А что было в тот день, 26 июня 1953-го, с Ниной Теймуразовной и Марфой?
– О дальнейших событиях мне рассказала Марфа. Я с ней был дружен многие годы и часто встречался. Так вот, у Нины Теймуразовны был небольшой дамский пистолет. Первым делом, как только отключили связь, комендант дачи Купцов пришел к супруге Берии и вежливо, но настойчиво потребовал: «Нина Теймуразовна, сдайте оружие». Она все поняла. Передала пистолет… Их – Нину Теймуразовну, Серго Лаврентьевича, Марфу Максимовну, внучек – перевели на другую дачу, кажется, в Новогорск. Там они в основном до отправки в ссылку в Свердловск [ныне Екатеринбург. – «Историк»] и находились. Сына Берии лишили научного звания – доктора физико-математических наук.
Из Свердловска Серго с Ниной Теймуразовной, Марфой и детьми переехали на жительство в Киев. Они разместились в пятиэтажном доме на четвертом этаже. Постоянно жить в Москве, Ленинграде и в Грузии Серго запретили.
Менеджмент по-бериевски
Соратник академика Сергея Королева, Герой Социалистического Труда, лауреат Ленинской и Государственной премий ученый-конструктор Борис Черток (1912–2011) в книге воспоминаний «Ракеты и люди» привел историю, которую охарактеризовал как «известную большинству из нашего технократического общества притчу о том, как Берия снял разногласия между двумя главными конструкторами». «Притча» ярко демонстрирует управленческий стиль ближайшего сталинского подчиненного.
«В 1952 году, – писал Черток, – Берия должен был рассмотреть и утвердить очередной график, связанный со строительством знаменитого кольца ПВО вокруг Москвы. Помощник ему доложил, что график не визируют два главных конструктора. Они никак не могут договориться о распределении ответственности и работ между собой. Помощник просил, чтобы Лаврентий Павлович их выслушал.
– Передайте им, – сказал Берия, – что если два коммуниста не могут договориться между собой, то один из них враг. У меня нет времени разбираться, кто из них двоих действительно враг. Дайте им еще сутки на согласование.
Помощник вышел, через пять минут он вернулся в кабинет и положил перед Берией график, завизированный обоими главными».
Убежать от Берии
Известно, что Лаврентий Берия был страстным болельщиком спортивного клуба чекистов и милиционеров – «Динамо». В 1942 году организаторы общества «Спартак» братья Николай, Андрей, Петр и Александр Старостины были арестованы. Многие связывали это с болельщицкими пристрастиями всесильного наркома… Сам Николай Старостин (1902–1996) позднее утверждал, что знал Берию не только как болельщика, но и как футболиста-любителя.
Об одной из своих встреч с наркомом в конце 1930-х годов Николай Старостин вспоминал: «В тот раз он представил меня своей свите: "Это тот самый Старостин, который однажды убежал от меня в Тифлисе". Ни я, ни его окружение не знали, как реагировать на услышанное, но сам Берия был явно доволен произведенным эффектом. Он напомнил мне о давно забытом всеми матче. В начале 1920-х годов сборная Москвы играла в Тбилиси. В рядах наших противников играл грузный, не очень техничный, грубоватый левый полузащитник. Это был Берия. Как правый крайний нападения, я постоянно сталкивался с ним в единоборствах. Правда, при моей тогдашней скорости не составляло большого труда его обыграть. А во втором тайме я действительно убежал от него и забил гол.
Почему у Берии остался в памяти тот матч? Может быть, потому, что я стал потом известным футболистом и он считал для себя лестным, что играл против меня. А может, потому, что это был тот редкий случай в его жизни, когда он, как все, играл по правилам. Потом многие годы играл только в одни чужие ворота. Не знаю, но, даже если я бы помнил тот матч, при всем желании не смог бы узнать в этом ожиревшем человеке в пенсне своего опекуна. Берия, словно прочитав мои мысли, сказал: "Видите, Николай, какая любопытная штука жизнь. Вы еще в форме, а я больше не гожусь для спортивных подвигов". И, посмотрев мне прямо в глаза, добавил: "Правда, сейчас вы едва ли сможете от меня далеко убежать". И все вокруг рассмеялись».
Иван Малиновский. 1948 год